– Зачем?
Чего только не узнаешь, пообщавшись с человеком наедине.
– В блокноте есть рассказ о пожарном. Он попросил меня написать это, чтобы хоть где-то осталась его история. По сути – это его биография, написанная мной с его слов.
Я опустила глаза на блокнот, крепко прижатый к груди. Могут ли люди чувствовать приближающийся конец? Иначе, как объяснить появившееся у Липпа желание увековечить свою биографию.
– Почему он попросил об этом?
Лола пожала плечами.
– Мне тоже показалось это странным. Мы как-то с Яной обсуждали мои рассказы, он услышал и после встречи подошел ко мне с просьбой встретиться с ним.
– Он не показался тебе напуганным? Может, ему кто-то угрожал?
Лола отрицательно покачала головой. Я открыла дверь в кабинет, и мы, войдя внутрь, присели на пуфики.
– Липп сказал, что сам пытался написать, но у него ужасно получилось. На него подействовали твои слова, Ева.
– Мои?
– На одной из встреч ты рассказала, как однажды написала историю своей семьи, потому что хотела убедиться, что вы – обычные люди, в жизни которых происходили тяжелые события.
Соседи, одноклассники, однокурсники, преподаватели и другие люди всю жизнь внушали нашей семье, что у нас с ними нет ничего общего. Когда я написала тот рассказ, стало очевидно: мы ничем и никогда не отличались от остальных. Мы так же, как и все, праздновали наши дни рождения и Новый год, пекли куличи и красили яйца на Пасху, а на восьмое марта наш дом наполнялся ароматами мимоз и тюльпанов. Да, из-за болезни Эда, у нас часто бывали непростые времена, и нам попросту стало не до вечеринок и гостей. Откуда возьмутся желание и настроение накрывать стол, когда один из нас лежит в своей комнате в абсолютной темноте под ударной дозой таблеток? У нас болела душа за каждый его плохой день, но мы все равно оставались рядом. Родители не справились с этим, но многие семьи разваливаются, хоть у них и нет биполярного ребенка. Разница между нами лишь в том, что у нас по сумме вышло не так много хороших дней, как у них. Но мы все равно семья, и мой рассказ доказывал мне это раз за разом.
– Он считал себя чудовищем, Ева, но твоя методика ему помогла. Когда Липп прочитал то, что получилось, он расплакался, как ребенок. Кажется, он о чем-то сильно сожалел.
– Думаешь, ему было о чем сожалеть?
– Ну, его жена ушла и не разрешала ему видеться с ребенком.
– Я имею в виду, что-то похуже. Может, он кому-то навредил?
Лола пожала плечами.
– Просто почитай рассказ.
– Ты показывала его полиции?
– Нет, – ответила она, когда в комнату уже вошли Яна и Свят.
– Проходите, ребята, – я поднялась и направилась к своему месту за столом. – Скоро начнем.
Мы наконец-то знакомимся
На встрече я намеренно избегала темы убийства Филиппа, чтобы обсудить все с каждым по отдельности, но обстановка в комнате накалилась до предела. Мама всегда говорила, что нужно уметь разряжать атмосферу. В особо непростые времена такое умение сыграет только на руку. Легче сказать, чем действительно овладеть этим навыком. Чаще всего люди только и занимаются тем, что подливают масла в огонь. Сейчас важно не ухудшить ситуацию, в которой мы все оказались.
После разговора с Яной и Лолой стало очевидно: мне ничего не известно о шестерке. А это значит, что Эд оказался прав, когда сказал, что они для меня – всего лишь истории болезней. Мне и в голову не могло прийти, что они могут контактировать между собой, и что их может связывать что-то, помимо наших встреч в этом кабинете.
– Предлагаю вам сегодня рассказать нам историю из вашего детства, которую вы часто вспоминаете. Пусть это будет небольшая история, способная поднять вам настроение в непростые времена. Даю вам пять минут обдумать, а затем приступим.
Эля подняла руку. Сегодня она пришла в черном длинном платье, на веках – толстые черные стрелки, а на губах – ярко-красная помада.
– Мне не нужно пять минут.
Я кивнула.
– Тогда начинай.
Она поднялась с места и, откашлявшись, начала говорить.
– Мне было двенадцать или около того. Мы с родителями спонтанно сорвались в небольшое путешествие. Медленно ехали, куда глаза глядят. Останавливались, когда замечали красивый пейзаж или подъезжали к водоему. Перекусывали в придорожных кафе и на заправках, на одной из которых нам и рассказали про Долину лотосов. Мужчина, остановившийся выпить кофе, подсказал, как туда добраться и пожелал нам хорошего отдыха. Я тогда подумала, что большинство людей добры к другим и всегда рады помочь. Через пару часов мы уже оказались на месте. Почти сразу арендовали лодку с водителем, чтобы он свез нас по реке, запрыгнули на судно и поплыли. Со всех сторон нас окружали огромные бутоны лотосов. Мы медленно приближались к ним, я касалась пальцами их лепестков с листьями и думала, что ничего красивее в жизни уже не увижу. Когда я, как завороженная сидела на краю лодки, бережно гладя цветок, мама взяла меня за руку и сказала: «Элеонора, ты прекрасна, как этот лотос, всегда помни об этом».
Эля смахнула слезу с правой щеки и села обратно. Мы помолчали несколько минут, а затем руку поднял Тима.
– В детстве у нас жил пес по имени Пикассо. Папа дал ему кличку в честь любимого маминого художника. В школе я ни с кем не общался, все считали меня странным, но с Пикассо мы стали лучшими друзьями. Он всегда встречал меня из школы, радостно вилял хвостом и прыгал на колени. Я подхватывал его и кружился с ним на руках, выкрикивая, что он – самый лучший пес. Пикассо в ответ подгавкивал и без конца облизывал мне лицо. Мое детство счастливое в основном благодаря ему, у нас с ним полно хороших историй, но мне нравится та, где мы с ним удираем от соседской овчарки. Пикассо был небольшим лохматым беспородистым псом. Мы думали, что он подрастет и станет хорошим охранником, но тот так и остался мелкой собачонкой, которая едва ли могла справиться с дворовым котом. Так вот, однажды, когда мы играли с ним в догонялки в саду, откуда-то появилась эта огромная собака. Клянусь, я ничего ей не сделал, но она зарычала и начала бежать прямо на меня. Пикассо ничего лучше не придумал, как сделать ноги, то есть, лапы. Я побежал следом, а овчарка, громко лая, мчалась за нами. Мы тогда с ним выглядели, как настоящая банда. Мне сильно его не хватает…
Я улыбнулась Тиме и кивнула, чтобы он присаживался. Когда они рассказывают истории из своей жизни, мне кажется, что мы видимся в первый раз. Словно не остались позади десятки наших собраний, будто мы никогда прежде не встречались, и вот сейчас мы наконец-то знакомимся.
Лола следующая, кто решил поведать нам историю из детства.
– Одно время моя сестра хотела стать парикмахером, но у родителей не было денег на всякие штуки, на которых она бы смогла тренироваться. Поэтому, я стала ее манекеном. Она стригла и красила меня в самые разные цвета. Мама, не переставая, ругала ее, умоляла оставить мои волосы в покое, даже предлагала свои, но мне нравилось в этом участвовать. Больше всего на свете я любила ей помогать и проводить с ней время. В один из таких дней, когда она ставила на мне очередной эксперимент, что-то пошло не так. Мои волосы окрасились в оттенок синего цвета. Сестра долго извинялась, а потом куда-то вышла. Через пару часов она вернулась с ярко-голубыми волосами и сказала: «Теперь ни у кого даже сомнений не останется, что мы с тобой, Лола, сестры».
У нас с Эдом, если задуматься, полно историй, которые могут быть только у брата с сестрой. Мы тоже всегда поддерживаем друг друга самыми необычными способами.
После услышанных историй я поняла одно: у всех есть плохие и хорошие воспоминания, и только мы решаем, о чем подумать в следующий момент.
Убийца среди них
После собрания Свята задержать не удалось – он куда-то сильно спешил. Зато я договорилась о вечерней встрече с Элей в небольшом ресторанчике в центре.
Обычно встречающий меня у дверей Эд, почему-то даже не вышел из своей комнаты. Разуваясь, я заметила чужую пару обуви на коврике. Мы редко приглашаем кого-то в гости, но сейчас брат явно беседовал с каким-то мужчиной. Их голоса звучали приглушенно, частично их забивали звуки музыки, которую Эд всегда включал во время творческого процесса. Хорошо, что наша договоренность не врываться в комнаты друг друга уже давно позади.
Резко открыв дверь, я обомлела. Эд стоял за мольбертом, работая над портретом, а позировал ему следователь по убийству Филиппа – Леонид.
– Что за ерунда тут творится?
Заметив меня, брат лишь помахал свободной рукой, после чего продолжил рисовать.
– Мы почти закончили, – сказал Леонид, виновато улыбаясь.
– Осталась пара штрихов, Ева, и он весь в твоем распоряжении, – добавил Эд.
– В моем распоряжении? – от возмущения у меня перехватило дыхание. – Не помню, чтобы назначала вам встречу, мистер следователь, да еще и у нас дома.
– Готово! – воскликнул брат. – Я доработаю его, поиграю немного с красками, и ты сможешь забрать его через пару деньков.
– Договорились. Спасибо, – пожав руку Эда, Леонид повернулся ко мне. – Можем поговорить?
Я пожала плечами и направилась в кухню, следователь шел за мной.
Мы сели друг напротив друга, как и несколько дней назад во время допроса.
– Я пришел, чтобы обсудить с вами расследование в неформальной обстановке. Если вы не против, конечно, – он вопросительно взглянул на меня.
– А мне показалось, что вы пришли к моему брату.
Леонид тяжело вздохнул.
– Во-первых, нам нужно подтвердить ваше алиби, что может сделать только Эд. Я знаю про его болезнь, поэтому решил лишний раз ему не вредить. Мы поговорили о том, где вы были в день убийства, а потом ваш брат решил показать мне свои работы. Моя пожилая мать мучается от провалов в памяти, и недавно попросила меня повесить ей в комнате мою фотографию. Так что я решил, раз Эд художник, а вы еще не пришли с работы, пусть он нарисует для меня портрет. Думаю, мама останется довольна.