Дмитрий Де-СпиллерШЕСТИКРЫЛЫЕ ОСЫНаучно-фантастический рассказ
Единственный спутник звезды Варуны, планета Юрас, как и остальные планеты этой стороны космоса, вершит своё годичное и суточное вращение так, что его ось всегда и почти точно нацелена на центральное светило Смену дня и ночи здесь можно наблюдать лишь в окрестностях экватора. Про такие планеты говорят, что они «лежат на прецессии».
В эпоху освоения 134-го космического сектора к Юрасу дважды наведывались космолёты, и оба посещения оказались вполне прозаическими. В первом полёте была обнаружена на затемнённой части планеты огромная гладкая равнина, которую и назвали Лысиной Юраса.
Второе обследование планеты было более основательным. Двое сотрудников Института 9-й зоны — супруги Петровы — высадились вблизи освещённого полюса Юраса и изучили химический состав его атмосферы, оказавшейся смесью пяти псевдоорганических газов.
Никаких признаков жизни на Юрасе не выявилось, как и на остальных планетах 134-го сектора. Надо, однако, сказать, что ни Сергей Горохов, ни Петровы не располагали биотехноскопом, изобретённым позднее, после их полётов.
В то время, к которому относится наш рассказ, Юрас, уже давно никем не тревожимый, снова находился в соседстве с космическим кораблём. В этом маленьком двухместном корабле, на борту которого пылала надпись «Внешний-7», находились двое — Николай и Борис Щекуновы. Они пристально рассматривали Юрас в телескоп. Братья Щекуновы направлялись на знаменитый спиралеобразный астероид Хафор. На нём не так давно были обнаружены странные предметы — исчерченные волнистыми царапинами архидревние каменные кольца. Не являлись ли надписями царапины на них?
Чтобы ответить на этот вопрос, с Одиннадцатой Станции отправилась группа в составе трёх специалистов. Помимо Николая и Бориса, которые были космоархеологами, в неё входил ещё математик-лингвист Вадим Хадаков. Он вылетел шестью часами раньше братьев Щекуновых на одноместном субсветовике. Корабль Хадакова назывался «Связной-15».
Причиной тому, что «Внешний-7» и «Связной-15» летели порознь, была устарелость причально-стартового оборудования, которым располагала Одиннадцатая Станция. После каждого запуска субсветовика оно согласно инструкции должно было проходить шестичасовой техосмотр. Когда «Внешний-7» полетел наконец вслед за «Связным-15», корабли не могли уже наблюдать друг друга, поскольку за шесть часов «Связной-15» пролетел огромное расстояние.
Путь космолётов пролегал мимо Варуны и её спутника. Лететь до них пришлось почти две недели. Здесь космонавтам надлежало выполнить довольно сложную коррекцию траекторий их кораблей, чтобы облететь скопление белых карликов, преграждавшее прямой путь к Хафору. Теперь «Внешний-7» находился в трёхстах миллионах километров от Юраса Коррекцию траектории «Внешнего-7» предстояло выполнить минут через семьдесят.
Николай и Борис вглядывались в телескоп. Однако поскольку Юрас был повёрнут к кораблю тёмной стороной, братья ничего не видели, кроме тёмного пятна, закрывающего звёзды. Это обстоятельство раздражало Николая. Он перестал смотреть в телескоп и попросил брата выяснить «когда повернётся эта сковорода».
— Через 23 минуты, — сообщил Борис, сверившись с приборами.
— А тем временем, капитан, вспомни, что надо и перекусить.
— Хорошо, хорошо, — ответил Борис, не отрывая глаз от телескопа, и вдруг вскрикнул:
— Что это? Смотри!
Николай взглянул в телескоп и обомлел. На чёрном диске планеты светилось серебряным светом изображение шестикрылого насекомого, похожего на осу. Оно было немного стилизованным и одновременно очень подробным. Все сегменты усиков, все жилки на крыльях были очерчены с педантичной тщательностью. Изображение было грандиозным. Должно быть, оно покрывало на Юрасе миллионы квадратных километров.
Несколько секунд Николай обозревал это чудо. Потом он бросился к приборному щитку, включил монохроматический прожектор и защёлкал голографическими аппаратами.
— Ты что, и не думаешь тормозить? — крикнул он вдруг с удивлением Борису, заметив, что тот не спешит выключать двигатель.
— Я не буду менять курс, — заявил Борис.
— Но почему же?
— Потому что если мы ляжем сейчас на околоюрасианскую орбиту, то не сможем долететь до Хафора. Горючего не хватит.
— Я это знаю. Ну и что? Вернёмся на Одиннадцатую Станцию, — взволнованно возражал Николай.
— Юрас теперь уже не избежит обследования, — сказал Борис. — Учти, однако, что отсюда наши слабые лазерограммы Хафор не примет, а с Одиннадцатой Станции до него лазерограмма летит месяца полтора. Значит, прежде, чем на Хафоре узнают, в чём дело, тамошняя братия решит, что мы потерпели аварию. Нам навстречу вышлют экспедицию. Нет, мы не можем так самовольничать!
Услыша эти добродетельные доводы, Николай рассвирепел.
— Ты шутишь, что ли! — закричал он во весь голос. — Да откуда ты знаешь, что сейчас на Юрасе не происходит что-то неповторимое? Где гарантия, что потом не придётся кусать локти? Вдруг именно сейчас какая-то цивилизация именно нам с тобой подаёт сигналы!
— Смотри, оса потемнела! Она исчезает! — воскликнул Николай с отчаянием.
Борис тоже заметил, что изображение потемнело. Некоторые его детали пропали. Было ясно, что оно вот-вот исчезнет. Когда в этом уже нельзя было сомневаться, Борис решился перевести корабль на околоюрасианскую орбиту.
Через несколько минут приготовления к изменению курса корабля были окончены, а шестикрылая оса померкла. Тогда Николай и Борис послали на Одиннадцатую Станцию лазерограмму с описанием происшествия и легли в аэрольные капсулы. Эти капсулы при включении лучевых двигателей заполнялись аэролом — особой жидкостью, которую можно вдыхать. Кроме того, находясь в ней, человек способен переносить огромные перегрузки. Ложась в капсулу, Николай сказал:
— Ничего, Борис, на Хафоре обойдутся без нас. Хадаков должен через тысчонку часов прибыть на Хафор. Он живо докажет, что никакие цивилизации там и не ночевали.
Николай ошибался, думая, что Хадаков в скором времени прилетит на Хафор. Хадаков не мог «через тысчонку часов» прибыть на Хафор, потому что, корректируя траекторию «Связного-15», он непозволительно оплошал.
«Связной-15» был оснащён полуавтоматическим корректировщиком курса корабля, управляемым тремя рычажками. Рычажки эти были косвенно связаны с серводвигателями и непосредственно с пятью встроенными в телескоп маленькими белыми дисками. При коррекции траектории Хадаков направил телескоп точно на Юрас. В центре предметного стекла телескопа светящейся краской был начерчен крестик, видимый даже над дневной половиной планеты. По зрительному полю соответственно перемещению рычажков двигались светлые пятнышки.
Хадаков должен был закрыть светлыми пятнышками пять определённых звёзд, видимых в телескоп, затем дождаться момента, когда крестик коснётся ночной половины Юраса, надавить в этот момент кнопку и перевести все рычажки в крайнее правое положение. Закрыть белыми пятнышками пять определённых звёзд, видимых в телескоп, не составило большого труда. Справившись с этим делом, Хадаков стал ждать момента, когда светящийся крестик коснётся тёмной половины Юраса. Но когда этот момент наступил, Хадаков на некоторое время просто оцепенел. Войдя в тёмную часть планеты, светящийся крестик вдруг превратился в очень маленькую шестикрылую осу. Эта оса была в тысячи раз меньше той, которую наблюдали вскоре затем братья Щекуновы. Однако Хадаков отличался чрезвычайно острым зрением и ясно видел, что крестик превратился в шестикрылую осу.
Как такое могло случиться? Пытаясь понять это, Хадаков заглянул под кожух телескопа, но вдруг вспомнил, что надо же закончить коррекцию траектории корабля. Он быстро передвинул рычажки вправо и заходил взад-вперёд по жилому отсеку, ероша волосы и обдумывая чудо превращения крестика в шестикрылую осу.
Вдруг его размышления прервала ужасная мысль: «А нажал ли он кнопку перед тем, как передвинуть рычажки вправо?»
Хадаков бросился к телескопу. Минуты две он вглядывался в открывшуюся картину — усеянный звёздами диск, середину которого занимал Юрас — узкий белый серп. В центре диска снова белел маленький крестик, а пять соответствующих звёзд по-прежнему закрывались белыми кружочками. У краёв диска светились изображения шкал, встроенных в телескоп приборов. Хадаков содрогнулся, когда понял смысл увиденного: он не нажал кнопки, и поэтому серводвигатели не сработали. Теперь, если не запустить безотлагательно во всю силу лучевые тормоза, то через несколько минут «Связной-15» неминуемо врежется в Юрас и превратится в пламя.
Заметим, что винить Хадакова в случившемся не следует, поскольку в решающий момент он впал в состояние, именуемое медиками «стрессовой амнезией». Такое состояние при определённых обстоятельствах может постигнуть любого.
Но теперь он действовал энергично и быстро. Хадаков коснулся циферблата часового механизма, передвинул до упора рычаг аварийного торможения и лёг в аэрольную капсулу, которая тут же заполнилась аэролом.
Последующие четверть часа были мучительными, но потом, когда лучевые тормоза кончили работать, действие перегрузок прекратилось. Вдруг корабль сильно тряхнуло. Раздался грохот. В следующее мгновение наступила тишина.
Подождав, пока капсула опорожнится, Хадаков выбрался из неё. Он почувствовал недостаток воздуха. Очевидно, корабль разгерметизировался.
Хадаков надел скафандр и потушил свет, горевший в жилом отсеке. Стоя перед иллюминатором, он вглядывался в сумрак юрасианской ночи и через некоторое время увидел неясные очертания безжизненной гористой местности.
Неподалёку от корабля протекала река, дымящаяся сизым дымом. На том берегу реки чернели крутые, почти отвесные утёсы, один из которых возвышался над остальными. Его вершина была освещена белёсыми лучами Варуны. По зеленоватому небу плыли прозрачные облака.
Хадаков включил свет и занялся осмотром корабля. Скоро он понял, что кор