Олег не знал другой жизни. Возможно, она и была, но он не может вернуться к воспоминаниям. Сколько бы не зажмуривал глаза перед сном, пытаясь вспомнить, как гулял с мамой в парке или сидел на шее у отца — темнота. Иногда долго представлял, как они с мамой едят мороженое на скамейке, как она вечерами делает с ним уроки. Папа в это время спешил с работы. Он инженер на заводе. Ровно в восемь вечера он звонил в дверь, и они с мамой бежали к нему навстречу. Потом втроем садились за стол, мама ловко раскладывала еду на тарелки: горячая картошка, котлеты и обязательно тертая морковка, посыпанная сахаром. Олег всегда съедал до последней крошки и просил добавки. После ужина они с папой садились перед телевизором и смотрели новости, в которых он ничего не понимал, но при этом обожал эти мгновения. От папы всегда приятно пахло. Это был микс ароматов: железо, одеколон и пот. Олег утыкался носом ему в руку и лежал, не двигаясь, пока мама не приходила за ним и не уводила в ванную. Перед сном они разговаривали, шептались, пока глаза не начинали слипаться, и маленький Олег гге засыпал на кровати под шелест листвы за окном.
Он никогда не хотел открывать глаза, держал их закрытыми до тех пор, пока веки не начинали болеть, а сильный зуд не заставлял увидеть электрический свет. Сейчас сидел на полу возле грязного дивана, на котором лежало мертвое тело его сорокапятилетней мамы.
— Ты Катю когда в последний раз видела? — Таня стояла перед овальным зеркалом возле раковины в углу класса и причесывала тонкие, как нитки, белые волосы.
— Не помню, — голова Карины лежала на учебнике по геометрии.
— Странно, — хмыкнула Таня, отложив расческу и разукрашивая губы розовым блеском. Она наносила слой за слоем, пытаясь увеличить объем губ. — Как тебе? — она повернулась к подруге и вытянула губы трубочкой. — Это новый. Вчера Рома подарил.
— Будто ты масло ела и забыла рот вытереть, — Карина подняла голову и снова уронила ее на парту.
— Дура, — процедила Таня и продолжила красить губы. — Знаешь, сколько он стоит?
— Будто ты его сама купила.
— Ты завидуешь? — она подошла к Карине и села на парту, закинув ноги на стул. — Рома очень щедрый, а главное, богатый. С таким спать одно удовольствие.
— Тебе с кем угодно спать — одно удовольствие. Ты стала, как… — Карина подняла голову и скривила губы, — …как шалава подзаборная. С одним спишь за джинсы, со вторым — за блеск, с Коваленко переспала за телефон.
— Ну так это же телефон! Тебе бы предложили, тоже переспала бы!
— Я? Не фиг делать!
— Конечно, ты спишь только ради чувств. Как со своим убогим Женей.
— Че ты орешь? — Карина посмотрела на дверь. Они прогуливали химию, поэтому пришли в класс первыми. — Ты еще на коридоре поори!
— Ты чего злая такая? Батю видела опять?
— Ни слова больше про него. Представь, что нет его!
— Ладно, проехали. Не ори, — Таня отбросила длинную прядь с лица. — Так с Катей что? Я просто с Ромой последнюю неделю тусовалась, даже не было времени позвонить ей.
— Натусовалась, я смотрю, на новый блеск.
— Заткнись ты уже! — Таня хлопнула ее по голове. — Давай сегодня вечером встретимся, пива выпьем.
— Не хочу бухать.
— Чего сразу бухать? По бутылочке всего.
Карина несколько секунд молча смотрела на подругу, затем улыбка тенью промелькнула по лицу.
— Дура белобрысая! — она толкнула ее в плечо так сильно, что Таня свалилась с парты. — Катю найди!
— После уроков зайдем к ней. Трубку она не берет.
— Кстати, ты не знаешь, когда Синичкина вернется? Каникулы неделю уже как закончились.
— Без понятия. Слышала от классухи, что ее мама заявление написала. Отпросила по семейным обстоятельствам.
— Думаю, это из-за Кати. Того случая возле дома. Помнишь ее лицо?
— Такое забудешь, — Карина прикусила нижнюю губу и посмотрела в окно. — Когда уже тепло будет?
— А вы чего здесь расселись? — в класс вошла Оксана Николаевна, их классный руководитель. Женщина небрежно бросила журнал и тетради на стол.
— Мы раньше освободились, — Таня слезла с парты и села на стул.
— Откуда ты раньше освободилась? С химии?
— Мы у врача были, вот закончили и пришли, — не сводя глаз с учительницы, сказала Таня.
— Лемешевская, врешь и не краснеешь! Видела я вас в окно полчаса назад. Курили на скамейке. Еще раз — и вызову родителей в школу, ясно?
Девочки молчали.
— Завтра все сдаем деньги, предупредите родителей.
— У меня нет денег, — буркнула Таня.
— А на новый блеск есть? — опустив очки на кончик носа, спросила Оксана Николаевна.
Карина пырснула.
— Я что-то смешное сказала?
— Нет, просто Таня на этот блеск полгода работала.
— Ага, работала.
— Деньги-то на что? — раскачиваясь на стуле, спросила Таня.
— У Ковтуна мама умерла.
— Ничего себе новость! — Таня присвистнула. — На одного бомжа на районе будет меньше.
Карина резко развернулась:
— Заткнись!
— Ты чего? — Таня округлила глаза.
— Просто заткнись. Сказали принести деньги — принеси.
— Чего все такие нервные сегодня? Слово уже нельзя сказать! Оксана Николаевна, серьезно, мне мать денег не даст, — Таня начала канючить. — Вы же знаете, кем она работает. У нее зарплата только через неделю.
— Таня, ты глухая? У Ковтуна мама умерла! — Оксана Николаевна, открыв рот, смотрела на ученицу.
— Я заложу за нее, — Карина достала из сумки кошелек и положила на стол учителя деньги. — Возвращать не нужно, — проходя мимо Тани, сказала она.
Таня смотрела на подругу. Ее брови взмыли вверх, а в глазах читалось непонимание.
— Я отдам. Завтра, — спустя минуту, сказала она.
Карина махнула рукой и вышла из класса.
— Где Катя? — спросила Оксана Николаевна. — Она болеет уже больше месяца.
— Вы же классуха, проведайте ее! — Таня схватила сумку со стола и, стуча каблуками, выбежала из класса.
Парк голодными глазами смотрел на Карину. Она чувствовала его ледяной взгляд на красных щеках и бледно-синих губах. Ей было очень холодно, но она продолжала сидеть, обнимая себя руками. Слезы капали на заснеженную землю. Карина небрежно смахивала их рукой со щек.
Сумерки мягко обволакивали небо, занавешивая серосиней шторой линию горизонта.
— Заболею и сдохну, — еле разжимая губы, сказала она. — Всем наплевать! Только Синичкина меня и пожалела бы, обязательно сказав, что все будет хорошо, — Карина вспомнила ее улыбку и ухмыльнулась. — Синичкина молодец, свалила отсюда.
— Ты чего здесь сидишь? — знакомый голос эхом разлетелся по парку. Рядом с Кариной стояла Катя.
— Это я тебя хочу спросить, что ты тут забыла? — Карина внимательно рассматривала подругу. — Что-то ты не очень похожа на больного человека.
Катя провела рукой по щеке, размазывая остатки ярких румян.
— Что за раскраска на лице? На МКАДе стояла?
— Дура, — Катя села рядом на скамейку. — Ты же вся синяя. Сколько уже здесь?
— Два часа.
Катя затрясла головой:
— Ты с ума сошла? Заболеть хочешь?
— Нет. — Карина оторвала взгляд от ботинок. — Сдохнуть.
Катя поежилась от холода. Под пуховиком было голое тело, ей негде было переодеться, поэтому, набросив пальто, она сразу побежала на транспорт.
— Пошли, — она встала со скамейки.
— Куда? — голос Карины был глухим и тихим.
— Давай быстрее, — она с силой тянула подругу за руку. Двигай ногами, ты совсем замерзла.
В подъезде было тепло. Батарея, как солнце в июле, пекла, обжигая ладони Карины. Она сидела на полу, засунув ноги под горячие трубы. Катя пристроилась на ступеньках и курила. Дым застилал лестничный проем, отделяя девочек друг от друга.
— Как же мало надо для счастья, — Карина растирала замерзшие руки. Она повернула голову и посмотрела на Катю, разглядывая ее сутулый силуэт.
— Дырку просверлишь, — ухмыльнулась Катя, наклонив голову в сторону. — Ты хочешь спросить что-то?
— А ты хочешь что-то рассказать? — вопросом на вопрос ответила Карина.
— Нет.
— Тогда и я нет, — Карина отвела взгляд и посмотрела в грязное узкое окошко. — У Ковтуна мама умерла, — сказала она.
— Когда?
— Вчера.
— Ты видела его? — Катя подошла к подруге и села рядом, положив ладони на батарею.
— Нет, его не было сегодня в школе. Классуха сказала.
— Она пила. Ничего удивительного, — Катя пожала плечами.
Карина резко подтянула под себя ноги.
— Что значит, ничего удивительного? — громко спросила она.
— Ты чего? — Катя удивленно посмотрела на подругу. Я имею в виду, что она была пьяница, вот и умерла. Это логично, — девушка достала следующую сигарету и закурила.
— Логично? — Карина подорвалась с места. — То есть, если моя мама умрет, тоже найдешь этому оправдание? Так?
— Да что с тобой? — Катя тоже встала. — В чем проблема? Тебе падальщика жалко? Сходи к нему, поддержи! Думаю, ему хреново сейчас, а может, наоборот, прыгает от радости на диване, что наконец лишился обузы и пьянчуги.
Карина замахнулась рукой. Ее ладонь остановилась в полуметре от лица Кати.
— Чего замерла? Давай! Врежь! Ты вроде меня еще не била?
Карина дышала тяжело, Катя тоже. Как две уличные собаки, охранявшие территорию, они не сводили с друг друга глаз, готовые в любую секунду сорваться с места.
— Бей меня! Можешь даже убить! — Катя хлопнула в ладоши. — Я же ничтожество, тварь конченая, — она выплевывала слова в грязный подъезд. — Убей!
Карина опустила руку и отступила.
— Что с тобой? Что с Таней? Я не понимаю, когда все изменились? Почему мы так отдалились друг от друга? — Карина сжала кулак и потерла глаза. — Почему пропускаешь школу? Ты же здорова!
Катя медленно съехала по стенке, царапая пуховик о шершавую поверхность. Карина подошла к ней и присела на корточки.
— Мы же лучшими подругами были с детства… Что у тебя происходит?
Катя замотала головой, поджимая бледные губы.
— Расскажи, что происходит? — она взяла ее руку в свою. — Красные ногти? Ты никогда не красила ногти. Никогда!