— Сама такая! — заорала Таня и направилась к выходу. Проходя мимо классной, остановилась, наклонилась над ней и снова прокричала — сама такая.
— Сумасшедшая, — проорала ей вслед Оксана Николаевна, снимая очки и протирая стекла, которые были идеально чистыми.
Алена заметила, что ее руки дрожали. Девушка опустила голову и не поднимала до тех пор, пока учитель не отпустила их домой. Уже на коридоре подошла к Карине и задала ей два вопроса:
— Что с Таней?
— Я не знаю.
— Где Катя?
— Я не знаю.
Карина, забросив рюкзак на спину, быстро шла по коридору. Алена побежала за ней. Пока пыталась догнать подругу, думала о том, как сильно устала.
Таня сидела на корточках под балконом дома напротив и курила. Девочки знали, что она там. Увидев издалека огонек в темноте, поспешили к ней.
— Что с тобой? — Карина чиркнула зажигалкой и присела рядом.
— А что с тобой? — слова камнем полетели Карине в лицо. — А с тобой? — она кивнула головой в сторону Алены.
Карина молчала, медленно выдыхая дым. Алена боялась сделать шаг, вспоминая, как ночью босиком стояла на этом же месте. Во рту собралась слюна. Она была горькой, словно за раз выкурила несколько сигарет.
— Где Катя? — Карина посмотрела на Таню.
— Где Катя? — повторила Таня.
Тишина.
— Я устала, — спустя минуту сказала Синичкина. — Я очень устала, — она присела на корточки, облокотившись спиной о стену дома. — Вы раньше разговаривали, как все нормальные люди? Не просто «Привет», «Пока», «Как дела?». А по-настоящему.
— По-настоящему? — Карина ухмыльнулась. — Ты знаешь, как это?
— Я знаю, — Алена повысила голос.
— Научи нас.
Сквозь мрак она всматривалась в лицо Карины, пытаясь разглядеть усмешку.
— Это когда люди разговаривают, делятся проблемами и потом вместе придумывают, как преодолеть трудности.
— Да ладно, — Танин голос нарушил тишину.
— Да! А вы все молчите! Все продолжают молчать, делая вид, что ничего не происходит. Где Катя? Ай, пофиг! Что с Таней? Забейте! А что это у Карины с лицом? Да наплевать! Ой, а чего Синичкина неделю в школу не ходит? На фига звонить — объявится! — Алена закрыла лицо руками. — Почему мы все молчали, когда Катю избил ее бывший парень? — спросила она. Мы вообще разговаривали с ней после этого? Почему даже я с ней не разговаривала? Почему?
Все молчали, слушая тихие, но столь важные фразы. Алена говорила долго, в основном повторяя одни и те же слова. Остальные молчали. Лишь треск сигарет выдавал их присутствие.
Старая девятиэтажка, затерянная среди множества других домов спального квартала. Балкон на первом этаже, застекленный потрескавшимися от времени рамами. Под ним — три девчонки. Три мерцающих огонька. Вокруг серо-белый снег и черные дорожки, ведущие к школе. Небо не грозное, но хмурое: вывесило тучные облака. Ветер, наверное, уснул: лишь от похрапывания подрагивают голые ветки. Луны не видно, свет дарят только далекие фонари, стоящие вдоль проезжей части.
Три черных силуэта виднелись под балконной плитой. Огоньков уже не было. Звуков тоже.
Они шли по длинной дорожке. Карина вышагивала по широкому бордюру, шаркая ногами. Алена с Таней семенили сзади.
— Может, встретимся на выходных? — Карина остановилась. — Поговорим… — она пожала плечами.
— Можно, — Танин голос вздрогнул. — Мать дома будет?
— Не знаю. Какая разница, — она вырисовывала на снегу круг. — Синичкина, ты как?
— Давно пора уже.
— Ишь ты какая! — Карина подошла к ней и слегка толкнула в плечо. — Таня, ты слышала, каким голосом она сказала? Я, по-моему, услышала нотки смелости? — она обняла Алену за плечи и потрясла. Алена рассмеялась. — Таня, ты слышала? — Карина обернулась, пытаясь найти подругу. — Куда она делась?
Таня уверенным шагом направлялась в сторону дома. Она была похожа на пружину. От быстрой ходьбы и высоких каблуков колени сильно сгибались, и чтобы сделать следующий шаг приходилось прикладывать усилия.
— Ты куда, — Карина рванула с места. Алена за ней. — Она обиделась? — на ходу спросила она. — Эй, дурочка, стой!
Таня шла, не оборачиваясь. Подбежав к урнам, которые в ряд стояли возле дома, остановилась. Несколько секунд девушка молча всматривалась в темноту, а потом закричала. Девочки подлетели к ней.
Алена не сразу поняла, что происходит. Во дворе было темно, и она могла различать только силуэты.
— Я же тебя просила! — Танин голос взрывал дремавший двор. — Как ты можешь!
— Что случилось? — спросила Карина.
— Она случилась! Она! — Таня держала за локоть женщину, била ее по спине, рукам и голове. — Она!
Карина и Алена не сразу поняли, о ком идет речь. Женщина стояла к ним спиной. На ней был надет старый коричневый полушубок в катышках. Голова спрятана под вязаный платок. Таня дернула ее и развернула лицом.
— Это мама! Моя мама! — она перешла на визг. Тушь стекала по ее лицу ручьями. — Моя мама роется в мусорке в нашем дворе.
Алена опустила глаза и посмотрела на тележку, на ней аккуратно были утрамбованы пласты картона. На ручке висела дорожная сумка, из которой торчали бутылки. Алена перевела взгляд на женщину и чуть не завыла. В голубых глазах было столько боли, что она волнами разливалась по ее лицу. Она не плакала, просто стояла на месте.
Таня схватила ее за шиворот и начала трясти со всей силы.
— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Таня специально вернулась домой поздно, надеясь, что мама уже спит. Свет был выключен. Она аккуратно поставила сапоги в прихожей, повесила шубу на гвоздь в стене и на цыпочках прошла на кухню. Живот кричал от голода. Таня включила свет и открыла холодильник.
— Да ладно! Я же сдохну до утра, — она разглядывала пустые полки. — Я могу когда-нибудь вернуться домой, а там полный холодильник? — Таня устало опустилась на табуретку, продолжая выискивать хоть какую-то еду. — Это еще что…
На столе возле раковины стояла масленка, а рядом лежала длинная маковая плетенка. Таня зажала рот рукой. Она медленно подошла к столу и взяла сдобу в руки.
— Свежая, — надавливая пальцем, сказала она. — А запах… — втянула ноздрями аромат.
Доска. Нож. Она быстро режет ломоть за ломтем, затем берет сливочное масло и толстым слоем наносит его на плетенку. Крупинки мака рассыпаются по столешнице. Она собирает их пальцем и отправляет в рот. Разложив еду на тарелке, садится за стол и начинает есть. Жадно. Причмокивая. Давясь слюной. Один за другим куски исчезают с тарелки. Они такие большие, что она не может запихнуть их в рот, поэтому подталкивает пальцами. Опустошив тарелку, встает и нарезает еще. Сверху масло — много масла: часть на батон, часть — прямо в рот с ножа.
Закончив с едой, сбрасывает с себя одежду на пол и идет в комнату. Перед тем как открыть дверь, Таня с минуту прислушивалась к звукам. Тишина. Скип двери — не дыша подходит к дивану и забирается под одеяло. Она знает, что мама лежит рядом — слышит ее дыхание.
Перед тем как погрузиться в сон, Таня берет маму за руку, крепко сжимает ладонь и закрывает глаза.
Глава 24
— Я так и думала. что ты придешь одна, — Карина открыла дверь, кивком головы приглашая Алену войти.
— Как одна?
— Больше никто не пришел. А судя потому, что ты опоздала на полчаса, никто и не собирался.
Алена молча сняла сапоги и куртку и посеменила за Кариной по длинному коридору.
— Здравствуйте, — проходя мимо зала, сказала Алена.
— Привет! Рада познакомиться! Заходи потом на кухню, я испеклa яблочный пирог.
Aлeнa робко кивнула и замерла в дверях. Карина взяла ее за руку и повела в комнату.
— У тебя очень приятная мама, — Алена разглядывала просторную светлую комнату.
— Ага, очень!
— Вы не общаетесь?
Карина плюхнулась на диван и внимательно посмотрела на подругу.
— Тебе действительно интересно?
— Если не хочешь, не рассказывай.
Карина выдержала паузу и заговорила.
— У нас не очень отношения после того, как отец ушел. Мы мало общаемся. Точнее, я с ней не общаюсь.
— А она?
— Она хочет… Но я пока не могу. Первое время винила ее во всем.
— А сейчас?
— Не знаю, — она перевела взгляд на стену, где в белой рамке висел семенным портрет. — Сейчас я уверена, что во всем виноват он, она кивнула в сторону фотографии, с которой улыбался отец. — Он променял ее на молодую.
— Злишься на него?
— Я ненавижу его, — тихо ответила она. — Он все испортил.
Алена присела рядом с ней.
— Первые полгода я каждый вечер заходила в квартиру и несколько минут стояла, не двигаясь. Прислушивалась и принюхивалась. Пыталась в темноте понять, дома ли он, может, вернулся. Иногда мне мерещился запах, казалось, чувствую аромат его парфюма. Через полгода стала заходить в квартиру, включать свет и запираться в своей комнате.
Она повернулась к Алене. Тонкие губы Карины дрожали, а глаза были влажными.
— Вот как теперь можно ужинать на кухне? Как? Когда ты столько лет ужинал со всей семьей, а теперь вас осталось трое. И стул, на котором сидел папа, теперь всегда пустой, — она опустила глаза, — поэтому сейчас мама приносит мне тарелку в спальню.
— Может, ты привыкнешь? — едва слышно сказала Алена. Ей хотелось сказать что-то важное Карине, но все мысли казались ей абсурдными и неуместными.
— Может, — спокойно ответила она. — Знаешь, у меня такое ощущение. что он умер. Самое страшное, что лучше бы так и было. Да! Не смотри на меня так! Тогда бы и не так сильно злилась на нега. Знала бы, что это был не его выбор, и приняла это. А сейчас знаю, что он ходит по одним улицам со мной. При этом он улыбается, счастлив. Урод… А я, сестра и мама — нет. И аромат его парфюма теперь витает в другой квартире. Вот за что и ненавижу. Никогда не прощу.
— А мама…
Карина не дала ей договорить.
— С мамой поговорю. Если бы было можно, поговорила бы с ней без слов. Я бы ничего не говорила, а просто смотрела на нее, и она все попила и простила меня. Это был бы идеальный вариант. Потому что со словами у меня туго…