как?
– Квэркус. Дуб. Каркас сложен из дуба.
– Ты живешь здесь?
Она покачала головой и продолжила идти, пока мы не подошли к калитке.
– I am just taking care of the house[20], — сказала она, запирая за нами. – Он принадлежит семье Уинтерфинч.
Я обернулся – хотел еще полюбоваться огромным исхлестанным непогодой домом.
– А где живешь ты? – поинтересовался я. – Раз уж ты увидела меня здесь.
Она покосилась на тропинку в траве. Та вела к маленькому каменному домику, окруженному стеной из гранитных плит.
– Почему ты вчера не сказала, что живешь на их земле? – задал я новый вопрос.
– Посторонним такие вещи не выкладывают, – сказала она. – Мне разрешено пользоваться домиком и лодкой в обмен на то, что я присматриваю за большим домом.
На запястье у нее были старинные мужские часы, и теперь она бросила на них нетерпеливый взгляд.
– Что люди говорили об Эйнаре? – продолжил допытываться я. – Или, точнее, в каком это году он якобы кого-то убил?
– Я больше ничего не знаю, – сказала девушка. – Мне надо в Леруик. Успеть на автобус.
Точно как вчера, она двинулась дальше, не посмотрев, иду ли я следом, и точно как вчера, я поплелся за ней.
Что-то тут было не так. Из того, что она сказала. Что-то уже шипело, как подожженный запал. Так бывает в горах. Чувствуешь поблизости, еще не видя его, оленя-вожака с огромными рогами, и внезапно он оказывается рядом, когда меньше всего этого ждешь. А сезон не охотничий, и в магазине карабина нет патронов, так что единственное, что ты уносишь с собой, это встряска.
– Могу подвезти тебя в Леруик! – крикнул я ей вслед. – Если хочешь.
Ее звали Гвен Лиск, а в Леруик ей нужно было, чтобы купить пластинку группы «Ранриг» «The Cutter and the Clan». Она выросла на севере острова, но ее родители несколько лет назад уехали отсюда. Как я понял, раньше Уинтерфинчи приезжали сюда на лето, и она тогда убирала в доме, стирала и покупала продукты. Теперь ее единственным постоянным заданием оставалось время от времени обходить чердак с фонариком и сообщать, не потекла ли крыша.
– Ну и, понятно, это надо делать в дождливую погоду, – сказала она, когда мы уже стояли на пароме. – А дождь идет каждый день. Я люблю дождь.
– А что ты изучаешь, когда живешь на большой земле? – спросил я.
– Экономику. Numbers and figures[21].
Когда Гвен рассказывала о себе, ее предложения сокращались наполовину. Когда мне было трудно понимать ее, она не пыталась объяснить диалектные слова. Но, как я понял, жила она в Абердине.
– Ну, и как они? – продолжал я расспросы. – Уинтерфинчи. Почему они сдавали жилье Эйнару и почему ничего не сделают с домами?
– Слушай, – сказала моя спутница, – я не могу обсуждать работодателей. It is not done[22].
Мы съехали с парома «Гейра», и на полпути, в Йелле, воздух стал сырым и холодным. Не спрашивая разрешения, Лиск повернула выключатель обогревателя на полную мощность, сдвинула сиденье назад и стянула с себя твидовый жакет.
Теперь ее тело было видно лучше. Бледное, слегка бесформенное, но когда она поворачивалась на сиденье, в его изгибах сквозила такая жадность, что я поймал себя на том, что не могу оторвать от нее взгляд. И эти ее узкие глаза, в которых читалось абсолютное равнодушие к чужому мнению… Она производила впечатление обладательницы острого ума.
«Куда меня тянет?» – спросил я себя.
На пароме «Бигга» мы купили шоколада в автомате. На стене висела афиша с объявлением о выступлении на Фетлар танцевального ансамбля «Hjaltadans» под музыку фольклорной группы «Fullsceilidh Spelemannslag».
– У нас в Норвегии это так же называется, – сказал я. – Но это не мое.
– Танцы?
– Никогда, – покачал я головой и снова почувствовал себя дураком.
– Тебе бы побывать здесь во время Ап-Хелли-Аа, – сказала девушка, вытаскивая плоскую красную пачку сигарет с мордочкой маленького черного котика на обертке и этикеткой «Крейвен A».
Она предложила и мне, вот я и стоял с шоколадкой в одной руке и сигаретой в другой. Ну, что, наверное, Гвен была моей ровесницей. Двадцать пять лет максимум. Куря, она всегда прижимала локоть к телу. С каждой затяжкой переводила глаза к горизонту, а потом подносила руку к плечу, каждый раз одинаковым движением, так что тлеющий огонек показывал назад. Позитура, заставлявшая немного выпятить бедро.
Даже это ей удавалось. Элегантно курить на пароме, курсирующем между Шетландскими островами.
– Ты говорила про какое-то Хелли-Аа, – сказал я.
– Встреча Нового года. В память о древних скандинавах. Шлемы с рогами и масса пива. Люди сколачивают маленькие корабли викингов, спускают их на воду и поджигают горящими стрелами.
– Ты говоришь люди, – сказал я, оглядываясь в поисках пепельницы.
– Дa, – кивнула она и легко отступила на полшага назад, позволив ветру за кормой сдуть пепел с сигареты. Я попробовал повторить ее движение, но шагнул не туда, и угольки полетели на анорак.
– Так ты считаешь себя жительницей Шетландских островов или уже нет? – поинтересовался я.
– Никем я себя не считаю, – сказала моя собеседница, после чего снова затянулась и кинула сигарету в море.
«Бигга» ткнулся в причал на главном острове. За время пути Гвен немного оттаяла, но она все время сворачивала разговор на меня, а не на себя.
– А есть в Леруике какой-нибудь архив? – спросил я, когда мы двинулись дальше. – Ну, где хранится имущественная документация и тому подобные вещи…
– А зачем тебе?
– Спросить, есть ли какой-нибудь договор, касающийся Хаф-Груни. Раз уж дома стоят нетронутыми со всем имуществом, я думаю, может, Эйнар владел островом на самом деле.
– Тебе надо к шерифу.
– Что еще за шериф?
– Дa. На Шетландских островах полиции нет. И архива тоже. Всем занимается офис шерифа.
– Сходишь со мной? – попросил я. – Туда бы лучше с переводчиком.
– Ты вполне понятно изъясняешься. Любому в Леруике приятно встретиться с настоящим норвежцем.
– Да мне, собственно, не из-за языка нужен переводчик. А больше – чтобы правильно задавать вопросы.
– Oh please, I’ve told you this[23]. Так нельзя, я же работаю на них. It is not done.
Все здания в Леруике пропитались дождевой влагой, потому что дождевой шквал, застигший нас на Йелл, сначала пронесся здесь. Интересно, хоть один дом на Шетландских островах когда-нибудь высыхает как следует, подумал я, чапая в офис шерифа на улицу Кинг-Эрик-стрит.
Перед входом я остановился, разглядывая табличку. Дома меня наши представители власти только раздражали. Респектабельные и самодовольные. Норвегия лыжников. Норвегия мореходных училищ. Но та Норвегия, остатки которой я нашел здесь, была скособоченным доморощенным пережитком всего, что я любил в своей родной стране. Что норвежские корни проникли глубоко, я давно уже уяснил, глядя на реющий повсюду синий флаг с белым крестом[24]. Но я никак не ожидал, что под гербом шерифа увижу древний норвежский девиз.
«Законом должна страна строиться».
И вот я стою перед стойкой в архиве, и одну из стен там почти полностью занимает карта Шетландских островов. Глодая булочку с изюмом, в комнату не торопясь зашел мужик в коричневом жилете, с блестящей макушкой.
– Sir, – сказал он. – May I be of assistance?[25]
Я подошел к карте и показал на Хаф-Груни.
– Меня интересует, кому принадлежит этот остров, – сказал я по-английски. – Один человек по имени Эйнар Хирифьелль…
– Простите?
– Х-и-р-и-ф-ь-e-л-л-ь. Мой родственник. Он жил на Хаф-Груни почти сорок лет. Возможно, после войны он получил британское гражданство.
Мужик откусил от булочки еще кусочек и уставился на желтую вазу с пластиковым цветком, стоящую на стойке.
– И теперь вы хотите знать, кому принадлежит остров?
– Дa.
Он вытащил толстую книгу в тяжелом переплете, с захватанными распухшими страницами. Отошел к архивному ящику и ловко пролистал папки пальцами обеих рук, закусив булочку в зубах. Стальной ящик клацнул, захлопываясь, и служащий открыл следующий. Теперь под мышкой у него была зажата папка. И он выудил еще одну.
– Гм, – сказал чинуша, после чего положил папки на стойку поближе к себе и отхватил порядочный кус от булочки.
– Дa? – встрепенулся я.
– Имя ваше, будьте любезны. И документ.
Я протянул ему водительские права. Он с подозрением стал разглядывать штамп автоинспекции из поселка Отта.
– Значит, вас зовут Эдвард… Хирифьелль… – проговорил служащий. – Извините, если неправильно произношу фамилию.
– Дa. Это я.
– А второе имя у вас есть?
– Нет.
– Я интерпретирую это как «дa», поскольку у вас совпадает личный регистрационный номер. Я сделаю вам копию этого акта. Право на Хаф-Груни перешло от мистера Эйнара Хирифьелля Эдварду Дэро Хирифьеллю пятого ноября тысяча девятьсот семьдесят первого года.
Я почувствовал, куда течет кровь в каждом из моих кровеносных сосудов.
– В семьдесят первом… – пробормотал я.
– Yes, indeed[26]. Но передача имущества вступала в силу лишь после его смерти.
– Так я владею островом? – уточнил я, посмотрев на карту на стене.
– И дa, и нет. Надо еще соблюсти определенные формальности. Вы можете видеть здесь первоначальный контракт, – сказал чиновник и вытащил из папки листок, верхнюю часть которого занимала шапка: «ООО Уинтерфинч».