Наряду с коммунистами ненависти подвергались и премьер-министры ЛДП: Ёсида — за дружбу с американцами, Хатояма — за перегибы в отношениях с Советским Союзом. Несколько групп предпринимали дилетантские попытки убить Ёсиду за его дружеские отношения с США, а в мае 1954 г. Даже состоялся суд над премьером, правда, шуточный, проходивший в общественном парке Токио под председательством правых судей. Судили заочно, у Ёсиды, естественно, не было голосов для защиты, и он был приговорен к изгнанию шабашем стареющих ультранационалистов. В то же время Хатояма совершил грубую ошибку, попытавшись открыть торговлю с СССР, и противодействие правых вылилось во вторжение в советское представительство в Токио и, по аналогии с тем, что произошло с Киси, в попытку помешать ему попасть в аэропорт Ханеда в 1956 г.
Двадцать пять правых, устроивших неэффективную «сидячую забастовку» у резиденции Хатоямы, вновь возглавил Бин Акао, видный ультраправый.
В последнем случае Акао и другие правые поддержали Киси не потому, что были согласны с тем, что Япония поддерживает Америку в холодной войне, а потому, что хотели любой ценой противостоять левым, а отсутствие договора о безопасности с Америкой оставляло страну беззащитной перед Советским Союзом. Акао был одним из самых заметных и откровенных японских ультранационалистов и участвовал в тридцати различных выборах (каждый раз проигрывая). Он и его последователи были настроены очень воинственно, и в 1957 г., когда они протестовали против приезда посла Макартура, Дзэнгакурэн и левые подали им знак. Первомай того же года вдохновил Акао на проведение антикрасной демонстрации, которая завершилась вторжением в штаб-квартиру Сохё.
Полиция внимательно следила за Акао, и на то были веские причины. Как мы видели, убийца Асанумы был бывшим членом его группы, и его тень лежит на нескольких послевоенных инцидентах, включая эпизод с Симанакой. Он мог похвастаться двадцатью пятью арестами, а в период своего апогея его организация насчитывала сотни членов по всей Японии и около 3 тыс. Подписчиков его бюллетеня. Он был ярым лидером и пользовался популярностью у легко поддающихся влиянию молодых правых, примером которых является Ямагути. Известно, что он устраивал бивуаки своего национализма в Гинзе и выступал с речами перед беспомощными покупателями. В отличие от других уёку, сдерживавших себя во время смерти императора Сёва, даже кончина монарха не заставила Акао ограничить свою деятельность. В любой ветер и дождь его можно было ожидать на своем обычном месте, где он выступал с критикой политического мейнстрима и очередного коррупционного скандала. Его последнее публичное выступление, завершившее карьеру из примерно 30 тыс. Ораторий, было произнесено в зрелом возрасте девяноста лет, а похороны в 1990 г. — он ненамного пережил монарха — привлекли широкое внимание СМИ, среди которых присутствовал Синтаро Исихара. Бин Акао и ему подобные были отступниками, упорно придерживающимися модели одинокого волка, постоянной занозы в боку основного общества. Но у таких деятелей были последователи, как правило, поклонники из молодого поколения. Эти молодежные банды были противоположностью гедонистов из «Племени Солнца». Их не воспевали в фильмах и книгах, но, тем не менее, они были многочисленны. В 1954 г. Было арестовано около 10 тыс. уголовных хулиганов (гурэнтай) и правонарушителей, ставших кормом для якудза и уёку. Эти бандиты проводили антилевые демонстрации и выполняли тяжелую работу, угрожая кинопроизводственным и издательским компаниям, если те отклонялись от определенной националистической линии. К 1960 г. Правые были многочисленны и разнообразны, насчитывали около 1000 различных групп, а их численность оценивалась на уровне или даже выше, чем численность официальных членов и сторонников JCP.
Однако, в отличие от СКП и послевоенных левых, даже в течение десятилетий правое крыло так и не смогло или не попыталось объединиться и добиться реальной солидарности, даже объединить ресурсы или сотрудничать. Напротив, в период Анпо, пусть и не всегда успешно, но все же сотрудничали JCP, JSP, Сохё и многие другие. И, как мы увидим, во время студенческого движения конца 1960-х годов, несмотря на взрывоопасную фракционную борьбу, студенческие группы под зонтиком Zengakuren часто объединялись в рамках борьбы за университетские кампусы и антивоенного движения. JSP и JCP все больше и больше стремились идентифицировать себя не как революционные движения, а как аутентичные, позитивные и респектабельные бренды в контексте политического и юридического образования. В глазах общественности ультраправые по-прежнему были связаны с мафией, и эта репутация была небезосновательной, что препятствовало реализации самых смелых политических устремлений некоторых лидеров, несмотря на то, что они отстаивали убеждения и идеалы, несомненно, вызывающие симпатию у широких слоев населения.
Ни один разговор о японском послевоенном правом крыле не может быть полным, если не попытаться сориентироваться в рифах, которые окружают его самую сложную фигуру. Он был писателем, драматургом, поэтом, актером и милитаристом. Это был Юкио Мисима. Пожалуй, за исключением недавнего гранда шумихи Харуки Мураками, ни один другой японский литератор не пользуется такой известностью во всем мире. Неизбежно, что из-за этого, а также из-за сомнительных масок, которые Мисима носил на протяжении всей своей жизни, писать о нем одновременно и увлекательно, и сизифово. Здесь нет необходимости описывать его жизнь — многочисленные биографии доступны только на английском языке — или вносить свой вклад в канон оценки его творчества. События того рокового дня в конце 1970 г. также хорошо известны, однако их можно рассматривать и интерпретировать совершенно по-разному, даже если сами факты остаются неизменными. Однажды утром в ноябре Мисима, используя свои обширные связи и влияние, организовал встречу со старшим комендантом базы Сил самообороны «Итигая», где сейчас располагается Министерство обороны в центре Токио. Он вошел на базу вместе с членами своей частной армии, чтобы похитить несчастного офицера, с которым встречался, в рамках тщательно продуманного и бравадного плана, который прошел как безупречно, так и неправильно. Мисима якобы пытался вдохновить SDF на восстание и восстановление империалистического режима, а также на борьбу с конфликтом, который непременно возникнет с левыми после продления в том же году договора о безопасности. В результате этого дебоша семь человек получили ранения и двое погибли в результате самоубийства, в том числе, конечно, и сам знаменитый писатель. В тот день и своими действиями до него он стал человеком, которого невозможно удобно привязать к какой-либо категории, и поэтому мы будем рассматривать его только в контексте инакомыслия: был ли Мисима окончательным послевоенным бунтарем?
В последнее десятилетие своей жизни Мисима начал процесс политизации, который, как предполагало его окружение, носил прежде всего эстетический характер, а не вылился в попытку переворота. К 1960 г. Он уже был очень популярным и признанным романистом; с точки зрения его карьеры не было практически ничего, что он не мог бы сделать. Он писал книги и пьесы, ставил оперы и снимался в кино. Его переводили и регулярно выдвигали на Нобелевскую премию. Но наблюдение за протестами в Анпо повлияло на него и направило на путь реакционного милитаризма, фашизма и поклонения императору — темы, которые, признаться, всегда волновали его, но никогда не проявлялись в виде конкретных целей.
Он очень заинтересовался инцидентом 26 февраля и увлекся квиксными несостоявшимися героями японской истории, правдой искреннего самопожертвования Его образцами стали Ōшио Хэйхатиро, эрудированный бюрократ XIX века из Осаки, которому Мисима подражал, создав собственную частную школу и кабалу, и Синпурэн (Лига Божественного ветра), совершившая самоубийственный порыв против вестернизированного правительства в 1876 г., а также повстанцы 1936 г. И Ван Янмин.
В 1960 г. Он написал рассказ «Патриотизм» («Yūkoku»), в котором лейтенант армии 1936 г. Предпочитает самоубийство предательству товарищей. В 1966 г. Рассказ был экранизирован, причем в роли офицера выступил сам Мисима. В результате получились причудливые тридцать минут целлулоида, нелепо торжественного и зловещего, с рукописными свитками, заменяющими экранные титры, с крайне затянутой и кровавой сценой сэппуку, бросающейся в глаза лагерными и слишком раздутыми частыми крупными планами глаз. Это похоже на немую порнографию. Только зная, как она предвосхищает конец самого Мисимы, можно смотреть на нее без отвращения.
Тем не менее, от него исходила рябь. Отоя Ямагути, очевидно, был вдохновлен «Юкоку», и даже Мисима говорил, что восхищен тем, как молодежь сохранила верность до самого конца в истинно «японском» стиле. В тексте Мисимы «Голос духов-героев» изображен спиритический сеанс, на котором духи офицеров 1936 года возвращаются вместе с летчиками-камикадзе, чтобы покритиковать императора за то, что он стал человеком.
Теперь Мисима находился на траектории, которую после ноября 1970 г. можно было четко очертить. В то время он был еще настолько занят светской жизнью и другими своими делами, что люди могли не заметить, а тем более не принять всерьез, как он записался в армию и прошел подготовку. Или как он поддерживал журнал небольшой группы неонационалистов. Или даже о том, как он создал свою частную гражданскую армию «Тетэ но Кай» («Общество щита») и, используя свои связи, добился ее привлечения в SDF. Считалось, что эта группа была довольно дилетантской и плохо подготовленной.
Группа, состоявшая из нескольких десятков молодых людей, которые равнялись на Мисиму, была воспринята некоторыми как гей-клуб или еще один пример печально известного самовыражения Мисимы (этот человек позировал как Святой Себастьян для фотографа Кисина Синоямы и организовал выставку своих портретов в универмаге Тобу незадолго до своей смерти). Для него это был лишь повод поиграть в солдатиков, и ни одна газета, кроме лондонской The Times, не освещала его деятельность.