— Пчелка, я советую тебе гнать его отсюда.
— Кого? — растерянно спросил Костя.
— Вот этого! — Лена ткнула пальцем в Кирилла.
— Но почему? — изумленно спросил Костя.
— Потому что он предатель!
Кирилл вскочил со стула:
— Ты, поосторожней на поворотах… — Растерянность и испуг прозвучали в его голосе.
— А что будет? — насмешливо спросила Лена и, быстро встав со стула, вплотную подошла к Кириллу. — Так сам расскажешь? Или я?
— Да ты!.. — Кирилл отступил на шаг, думая, что предпринять.
— Ребята, ребята, перестаньте! — ничего не понимая, беспомощно сказал Костя и встал между Леной и Кириллом.
И в это время послышался голос Надежды Львовны:
— Костя! Костя! Пчелкин! Разве ты не слышал? Скорее! На сцену.
В первом ряду уже сидели члены комиссии за низким столиком, подсвеченным боковыми лампами. Перед ними лежали листы бумаги, стояли бутылки минеральной воды и стаканы. Члены комиссии тихо переговаривались.
Костя повернулся к сцене, увидел Надежду Львовну, которая махала ему рукой, нагнулся к уху Лены, прошептал порывисто:
— Я буду играть для тебя! — И быстро пошел к сцене, поднялся по боковой лестнице и скрылся за кулисами.
Теперь они сидели рядом: Лена, Эдик, Кирилл.
— У тебя явные нарушения психики, — начал было насмешливо Кирилл, повернувшись к Лене. — Надо лечиться. И я предлагаю…
— Умолкни! — сказала Лена с такой ненавистью, что Кирилл мгновенно оборвал себя на полуслове.
Эдик покосился на Лену, нагнулся к ее уху, спросил серьезно, с оттенком грусти:
— Ты знаешь, как Костя относится к тебе?
Лена потупилась, смотрела вниз, долго не отвечала. Потом резко вскинула голову — лицо ее было растерянным и несчастным.
— Знаю… — еле слышно прошептала она.
Медленно раскрылся занавес. На сцене стоял рояль.
Вышла молодая женщина в простом коричневом платье, медлительная, будничная, сказала:
— Константин Пчелкин. Музыкальная школа номер восемьдесят три. Класс скрипки Надежды Львовны Райзер. Чайковский. Концерт для скрипки с оркестром, вторая часть.
На середине сцены появился Костя со скрипкой. Он сдержанно поклонился, поднял скрипку. За рояль села седая старушка, очень худая, с прямой спиной, она пошелестела нотными листами, поудобнее устроилась на стуле, замерла, посмотрела на Костю, он еле заметно кивнул ей головой.
Пальцы аккомпаниаторши опустились на клавиши.
Смычок в руке Кости коснулся струн…
«Лена, Лена, Лена!.. — пела скрипка. — Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя!.. Посмотри, какой прекрасный мир подарен нам с тобой: небо, солнце, деревья, мокрая от дождя трава, добрые звери… Посмотри: мы идем по улице, и навстречу нам люди, лица, лица, лица… И сколько задумчивых лиц, горестных, жаждущих нашего участия. Почему мы не спешим им на помощь? Мы спешим, спешим! — все пела, пела скрипка. — Лена!.. Да, да, я люблю тебя! Но еще я люблю всех людей. Спасибо тебе, Лена! Ты научила меня этой любви…»
Широко раскрыв глаза, изумленно смотрела Лена на Костю. И слушала, слушала…
Костя и Лена медленно шли по вечерней московской улице. Он нес в футляре свою скрипку. Но мелодия продолжалась, голос скрипки рвался вверх, к небесам, и теперь его сопровождал оркестр.
— Ты, конечно, пройдешь по конкурсу, да? — спросила Лена.
Оркестр замер, улетел голос скрипки, и Костя сказал:
— Не знаю, Это будет известно завтра.
Теперь они шли мимо ярко освещенных витрин универмага: женские манекены с мертвыми лицами были облачены в роскошные вечерние туалеты, у их ног на атласных подушках сверкали в неоновом свете колье, перстни, бусы, диадемы…
— Обалденно! — сказала Лена. — Мне бы это платьице. А к нему вон то колье.
— Это платье? Прошу! — Костя как бы снял с манекена платье и легко бросил его Лене. — Колье? Один момент!
Но она не приняла игры.
— Как же, — буднично сказала Лена. — За такое платье, знаешь, сколько башлей надо? Да и нет его в продаже. Для витрины, дуракам мозги морочить.
Они свернули в сквер с редкими фонарями. На скамейке, тесно прижавшись друг к другу, сидели двое. Парень целовал девушку. Лена и Костя быстро взглянули друг на друга. И смутились. Лена смутилась даже больше Кости.
Они оказались на просторной улице. После недавнего дождя кругом были лужи, и Лена, балансируя, шла по каменной кромке тротуара, довольно высокой. Костя поддерживал ее за руку, шагая прямо по лужам. Вдруг Лена, не удержавшись, сорвалась с кромки и попала в мгновенное, короткое, как молния, объятие Кости…
Он тут же выпустил ее, весь вспыхнув. Лена засмеялась. И в это мгновение хлынул ливень. Лена показала рукой на ярко освещенную «стекляшку», над которой горели неоновые буквы: «Мороженое», схватила Костю за руку:
— Бежим!
В кафе-мороженом никого не было. Костя и Лена сели за пустой столик у прозрачной стены, и через потоки дождя им смутно были видны расплывающиеся разноцветные огни улицы.
Подошла пожилая усталая официантка, сказала:
— Ничего нет. Мороженое кончилось.
— Может быть, лимонад? — неуверенно спросил Костя.
— Нету лимонада. — Официантка внимательно посмотрела на них. Что-то смягчилось в ее лице. — Ладно, я вам соку принесу.
Она ушла. Костя и Лена услышали ее голос:
— Анют! Открой банку яблочного. Тут у меня влюбленные. Трепет сердца и — не дыши. Теперь таких редко увидишь.
— Да ты что? Открывать? — завелась у буфетной стойки Анюта. — Через полчаса замок вешать. Чтоб до завтра банка прокисла?
— Не ворчи, Анюта. Открывай. Надо.
Костя и Лена не смотрели друг на друга от смущения и неловкости.
— Какая весна в этом году дождливая, — нарушил молчание Костя.
— И лето, — добавила Лена.
— Верно! Ведь сегодня второе июня.
— Как у тебя в школе?
— В норме, — сказал Костя. — Две четверки, остальные пятерки, А у тебя как?
— Не знаю. Мы еще учимся.
И они опять неловко замолчали.
Перед ними появились два стакана с яблочным соком и на блюдце две конфеты «Мишка на севере».
— Ровно рубль, — сказала официантка. И пропела — «В жизни раз бывает…» — Оборвала себя, спросила: — По сколько вам? — Не получив ответа, сказала — На мой глаз, не очень-то вы пара.
— Пожалуйста, спасибо. — Костя протянул официантке рубль.
Официантка взяла деньги, сунула в карман, ушла, напевая: «В жизни раз бывает восемнадцать лет…» Потом у буфетной стойки она сказала:
— Мой ясный сокол заявился вчера в третьем часу. На бровях. Скажи мне: был таким же, как вон тот ангелочек со скрипочкой, — не поверю. А ведь был…
— Ненавижу взрослых! — прошептала Лена.
— Ты не обращай внимания, — сказал Костя, усмехнулся печально. — Как говорит Владимир Георгиевич, надо управлять своими эмоциями. У меня, по правде сказать, тоже не получается…
— Кто такой Владимир Георгиевич? — перебила Лена.
— Мой учитель каратэ.
— А! Я его знаю. Классный дядечка. Ты, Пчелка, необыкновенный человек. Каратэ занимаешься, по-английски шпаришь, как по-нашему, на скрипке…
— Это ты необыкновенная! — перебил Костя.
— Не надо, Пчелка… Я обыкновенная. Самая обыкновенная. Зачем я тебе?
— Даже не знаю, как сказать. До тебя я жил как во сне. Нет, не так. Жил и жил. Конечно, были всякие там задачи, цели — на ближайшее время. А сейчас… Я знаю, для чего живу.
— Для чего?
— Для тебя! Чтобы тебе было всегда хорошо!
— Ах, Пчелка! — Лена уткнулась в свой стакан с яблочным соком. — Чего ты мелешь? Муру какую-то…
— Голубки! — послышался голос официантки. — Еще не наворковались? Через десять минут закрываем!
— Лена! — заспешил Костя. — Послезавтра у меня день рождения. Придешь?
— Ты меня приглашаешь? — обрадованно спросила Лена.
— Конечно!
— А этот тоже придет? Твой друг? Кирилл…
— Конечно… Подожди, — вспомнил Костя, — ты ему сказала: «Предатель». Почему?
Лена молчала, смотрела перед собой. Потом прошептала:
— Он предатель. Он тебя предал.
— Меня? — изумился Костя. — Как? Как… предал?
— Обыкновенно, — Ожесточение было в ее голосе. — У нас таким темную делают.
— Так расскажи! В чем дело?
— Потом… Пчелка, я тебе потом расскажу. Завтра. Такой вечер сегодня… обворожительный.
Костя хотел что-то сказать, но Лена опередила его:
— Сколько же тебе исполняется?
— Шестнадцать…
— Мои самые любимые праздники, — радостно, возбужденно сказала Лена, — Новый год и дни рождения друзей. Мы в нашей компании, как у кого день рождения, обязательно отмечали, У Эфирного Создания собирались.
— Понятно… — И опять свет померк перед Костей, стало темно, невыносимо, горько.
Но Лена не заметила смены его настроения.
— Ты знаешь, как мы день рождения называем? — спросила она.
— Как? — подавив вздох, спросил Костя.
— День варенья! — засмеялась Лена.
Глава десятая
В квартире Пчелкиных, в большой комнате с телевизором — который на этот раз, слава богу, выключили, — был накрыт длинный стол: тарелки с закусками, ваза с яблоками, две бутылки шампанского, симметрично расставленные бутылки пепси-колы, минеральной воды и лимонада, в фарфоровой вазе розы, а в центре стола — огромный бисквитный торт с шестнадцатью свечами, еще, естественно, на зажженными.
Возле стола хлопотала Лариса Петровна, с модной прической, сделанной утром в парикмахерской на Новом Арбате, в нарядном платье собственного фасона.
— Костя! — крикнула Лариса Петровна. — Мы забыли студень! Он в холодильнике. Неси!
Появился из кухни Костя. Он нес в продолговатом блюде студень, украшенный петрушкой и веточками укропа.
— Костик! Вот сюда! — сказала Лариса Петровна. Они нашли место для блюда со студнем, — Значит, давай еще раз прикинем, все ли у нас рассядутся.
— Я пригласил шестерых, — сказал Костя, взглянув на старинные часы в деревянном футляре. Стрелки показывали без двух минут шесть, — Жгута… то есть Славу, с матерью, с Эфирным Созданием…