— И очень правильно! — перебил сына Виталий Захарович, входя в комнату. — Начал человек новую жизнь — всячески поддержим…
Виталий Захарович не успел договорить: стенные часы пробили шесть раз, и тут же в передней музыкально пропел звонок.
Костя поспешил открывать дверь.
В передней появился Эдик.
— Поздравляю, сэр! — Он передал Косте сверток, упакованный в плотную глянцевую бумагу с контурным изображением старинных замков. — Роман Агаты Кристи.
— Спасибо! — обрадованно сказал Костя. — Проходи, ты первый!
Они вошли в комнату.
— Здравствуйте, — сказал Эдик. — Поздравляю с новорожденным.
Лариса Петровна улыбнулась:
— Ты, Эдуард, как всегда, пунктуален. Вы не сговаривались с Кириллом прийти вместе?
— Кирилл не придет, — быстро вставил Костя. И, встретив вопросительный взгляд матери, добавил — Он не приглашен. Эдик, пошли ко мне!
Костя обнял друга за плечи, и они покинули праздничную комнату.
Лариса Петровна и Виталий Захарович переглянулись.
— Триумвират распадается, — задумчиво сказал Виталий Захарович.
— Я не знаю, в чем тут дело, — взвинченно перебила Лариса Петровна, — Не знаю конкретно… Но уверена: все из-за этой девчонки! Сегодня у нас с тобой есть возможность познакомиться с ней поближе. И, возможно, поговорить.
— О чем? — спросил Виталий Захарович.
— О чем… Во всяком случае, рано все это для Константина. Впереди десятый класс. И вообще… Вот, похоже, рушится дружба с прекрасными ребятами. И, значит, мы отдаем его в другую компанию.
— Он, Лара, — мягко сказал Виталий Захарович, — в том возрасте, когда вправе сам выбирать себе друзей.
— Подожди! Если всерьез говорить об этой Лене… Я навела справки. Дочь заведующей меховым ателье. К тому же Лена из компании Мухина. Я считаю, надо энергично вмешаться.
— Каким образом? — спросил Виталий Захарович, — Не горячись, Лара. Ты никак не можешь понять, что наш сын уже не ребенок, а взрослый.
— Это ты мне говоришь! — возмутилась Лариса Петровна. — Да, взрослый! Слишком рано они становятся взрослыми! И это не значит…
В передней зазвенел звонок. Виталий Захарович пошел к двери.
…В комнате Кости Эдик флегматично рассматривал книги на полке.
— Как беллетрист, — говорил он, — Моэм, по-моему, скучноват. Вот мемуары — блеск! «Подводя итоги» читал трижды. Потрясающая самоирония…
— Значит, — перебил Костя, — ты осуждаешь? Надо было пригласить?
— Не знаю, — сказал Эдик, — Мне трудно тебе ответить, Я позвонил Кириллу. Там обида на всю жизнь. Говорит, из-за какой-то юбки…
— Это для него, — перебил Костя, — она какая-то юбка. А для меня…
— Он сказал; мужская дружба — превыше всего.
— Дружба! — воскликнул Костя, — Хорош друг! Скажи: ты тоже мог бы… как он?
— Я — нет, — поспешно сказал Эдик. — Никогда!
— Возможно, я не прав, — Костя пристально посмотрел на Эдика, — я во всех начинаю сомневаться. Вот мы с тобой — друзья. Так?
— Думаю, да, — сказал Эдик. — За многие годы проверено.
— Проверено… — повторил Костя. — Чем проверено? За эти годы наша дружба хоть раз подвергалась серьезному испытанию? Да и дружба ли это? Вот скажи: что мы друг о друге знаем? Кроме нашей школы, английских книг и журналов, всякого там показушного трепа на публику, что нас еще объединяет? Я, например, что у тебя на душе, не знаю. Или так: можешь ты мне все-все о себе рассказать? Сокровенное? Можешь?
— Дай подумать… — В голосе Эдика была растерянность.
— Не можешь! — даже с торжеством сказал Костя. — Теперь по-другому. Представь ситуацию: мне грозит смерть. И у тебя есть единственная возможность спасти меня, рискуя собственной жизнью. Ты станешь рисковать?
— Слушай! — развел руками Эдик. — Это же крайность, экстремальный вариант. Зачем?
— А вот, например, Жгут… Мы знакомы — и месяца нет. Говорили всерьез один раз. Со Жгутом не разговоришься. Но он, если бы такая ситуация… Я знаю, он за друга жизни не пожалеет!
— Красиво излагаешь, — попытался пошутить Эдик.
— Костя! — послышался голос Виталия Захаровича, — Встречей гостей!
— Извини. — Костя пошел к двери.
В комнате разговаривали родители и учитель школы каратэ. В стороне стоял Очкарик с картонной коробкой.
— Владимир Георгиевич! — обрадованно сказал Костя. — Здравствуйте! Как я рад, что вы пришли! Вы познакомились?
— Познакомились, — ответила Лариса Петровна, улыбнувшись.
— Подарок мой состоит из двух частей, — сказал Владимир Георгиевич. Он прошел в переднюю и вернулся с деревянным веслом, на нем была эмблема «Олимпиада—80». — Я тебе говорил: в тренировки включены походы на байдарках. С десятого числа начнем готовиться. Получай!
— Спасибо! — сказал Костя, принимая весло.
— Теперь второе. — Владимир Георгиевич извлек из кармана маленькую коробочку, раскрыл ее. — Штучка эта восточного происхождения.
На подставке из черного гранита сидела фарфоровая фигурка старого японца — олицетворение сосредоточенности, углубленности, одиночества.
— «Проникни в самого себя» — тек это называется, — сказал Владимир Георгиевич, протягивая фигурку Косте.
— Какая прелесть! — воскликнула Лариса Петровна.
— А это от нас с Дулей. — Очкарик протянул Косте картонную коробку. — Вернее, делал он. Я только помогал.
Костя снял с коробки крышку и достал макет одномачтовой яхты, изящной, легкой, той самой, которая была на схеме в книге Владислава Константиновича.
— Здорово! — сказал Костя, — Неужели Дуля сам сделал?
— Сам. — Очкарик осторожно погладил корпус яхты пальцем. — Дед говорит, у него руки настоящего мастера.
— А где же сам Дуля? — спросил Костя.
— Он… — Очкарик явно смутился, — Он сейчас придет. Немного задерживается.
В передней прозвенел звонок. Костя поспешно побежал открывать дверь.
За ним в комнату вошел Жгут со стопкой книг, аккуратно связанной алой атласной лентой.
— Вот, — сказал Жгут. — От нас с мамой.
На корешках можно было прочитать: «Три мушкетера», «Воскресение», «Королева Марго».
— А где сама Ольга Пахомовна? — спросил Виталий Захарович, и в голосе его прозвучала тревога.
— У нее в клинике… — Жгут замялся. — Как это? Активный курс лечения. Положили на две недели. Домой не пускают.
— Вот и прекрасно! — бодро воскликнул Виталий Захарович и, наверно, чтобы сгладить возникшую неловкость, повернулся к жене — Лара, давай-ка проверим, все у нас на столе в порядке?
А Костя отвел Жгута в сторону, спросил шепотом:
— Значит, с матерью все устроилось?
— Все в норме! — В голосе Жгута прозвучала радость. — Друг твоего отца… Ну, этот психиатр… Он замечательный человек! И клиника замечательная. Прямо не знаю, как Виталия Захаровича благодарить…
— Да брось ты! — перебил Костя.
— Теперь, может, заживем по-настоящему, — Никогда Костя не видел Жгута таким возбужденным и веселым. — Мне бы ее женить. Только где хорошего мужика возьмешь? А этого Жоржика, козла клетчатого, я погнал. — И Жгут засмеялся.
В комнате часы пробили половину седьмого. Костя быстро взглянул на них. Лариса Петровна перехватила его взгляд.
— Кого еще нет, Костик? — осторожно спросила она.
— Дули и… Лены, — сказал он.
— Может быть, будем садиться? — предложил Виталий Захарович. — А они тем временем подойдут.
— Правильно! — преувеличенно оживленно сказала Лариса Петровна. — Прошу всех к столу! Прошу! Костик, зови Эдика.
…Все сидели за столом. Пустовало два стула: рядом с Костей — для Лены и между Владимиром Георгиевичем и Очкариком — для Дули. Затягивалось неловкое молчание. Костя, побледневший, напряженный, ждал…
Лариса Петровна глядела на сына.
«Да, да!.. — смятенно думала она. — Теперь вижу, понимаю; все серьезно у моего мальчика. Но почему такой выбор? Где справедливость? Неужели для этой девчонки мы вырастили сына? Бред, ерунда какая-то… Но что, что делать?..»
Тяжкую тишину нарушил Эдик.
— Очевидно, — бесстрастно сказал он, — у одной нашей общей знакомой таков стиль: опаздывать. Но ведь представительницам слабого пола все…
Эдик не договорил — в передней опять звонили.
Костя метнулся открывать дверь.
В переднюю вошел Дуля. Был он совершенно новый, начиная с костюма: расклешенные «по-морскому» черные брюки, тельняшка под легкой спортивной курткой, коротко, под «бокс», подстриженные волосы — Дуля превратился в моряка. Сказать он ничего не успел.
— Где Лена? — набросился на него Костя.
— Понимаешь… — Дуля покосился на открытую дверь в большую комнату. — Ее Муха не пускает, Уже, наверно, с полчаса.
— Где они? — задохнувшись, спросил Костя.
— Внизу, в подъезде.
— Проходи, садись за стол. Я сейчас.
Костя выскочил на лестничную площадку, взглянул на кнопку лифта — она горела красным огнем, лифт был занят.
Он стал быстро спускаться по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек.
На предпоследнем лестничном марше Костя замедлил бег, стал ступать осторожно: до него доносились голоса.
— Ты глупый, глупый! — говорила Лена. — Ты ничего не понимаешь! Пчелка замечательный! Я не могу…
— Тогда, — перебил Муха, — только со мной! Понятно?
— Он же тебя не приглашал! — Отчаяние было в голосе Лены.
— Подумаешь! — сказал Муха, — Не приглашал… Ты меня пригласила! Я — твой сопровождающий.
— Нет, я пойду одна!
— Не пойдешь!
— Какой ты! Отстань! Отстань!..
Голоса смолкли. Костя осторожно спустился по лестнице, завернул за угол.
Возле окна на лестничной площадке стояли Лена и Муха. На подоконнике лежала гитара, и рядом был небрежно брошен букет гвоздик. Муха целовал Лену. Ее руки вспорхнули ему на плечи, кольцом обвились вокруг шеи.
Костя почувствовал, как бетонный пол качнулся у него под ногами, поплыли стены. Но не смотреть он не мог…
Первой его взгляд почувствовала Лена: она вырвалась из объятий Мухи, резко повернулась, увидела Костю, в смятении сделала шаг назад.