«Значит, — подумал Костя, — у него дома кто-то очень болен».
Костя Пчелкин вышел на улицу и побежал среди прохожих — он явно опаздывал.
На углу, еще издалека он увидел долговязую фигуру Эдика Залевского, который нетерпеливо топтался у газетного киоска. Эдик был в вельветовых джинсах, в эластичной куртке с эмблемой «Олимпиада-80», со спортивной сумкой и теннисной ракеткой в замшевом чехле.
— Салют! — сказал, запыхавшись, Костя.
— Салют! — ответил Эдик.
Они хлопнули ладонями правых рук на уровне лица.
— Куда ты провалился? — спросил Эдик. — Я уже хотел уходить.
— Да так… — Костя неопределенно передернул плечами.
— Ладно, побежали!
На троллейбусной остановке их ждал Кирилл Парков. Он явно не заметил опоздания друзей: прислонившись к фонарному столбу, Кирилл внимательно, в упор рассматривал девушку, тоненькую, как прутик, большеглазую; девушка смущалась под взглядом Кирилла, и это его забавляло.
— Сэр Парков, как всегда, элегантен, — сказал Эдик.
Действительно, стройный, с резкими, сильными чертами смуглого лица, в светлом костюме спортивного покроя, Кирилл невольно обращал на себя внимание.
Повторилось традиционное приветствие.
Костя Пчелкин, Эдуард Залевский и Кирилл Парков дружили с первого класса и теперь считались лучшими учениками девятого класса «Б» английской спецшколы.
…Интервалы между троллейбусами на этой линии даже в часы пик были порядочные, и мальчики разыграли уже давно отрепетированный спектакль: как по команде, они вынули иностранные журналы, зашелестели глянцевыми, пестро иллюстрированными страницами, погрузились — ненадолго — в чтение, а потом начался разговор на английском языке, вроде бы негромкий, но слышный всем, кто был на остановке.
— Вот тут пишут, — сказал Эдик, даже с некоторой небрежностью произнося английские фразы, — что кибернетическая машина вычислила: победы в теннисе возможны только в сочетании с напряженным умственным трудом.
— Оригинально, — сказал Кирилл, тоже, естественно, по-английски, — но спорно.
— А я вычитал, — Костя небрежно ткнул в журнал пальцем, — профессор Кембриджа пишет: неопознанные летающие объекты — объективная реальность.
— Человечество погибло бы без сенсаций, — сказал Эдик. — Ему нужны постоянные допинги, чтобы не прокиснуть от скуки.
Трое друзей опять — ненадолго — погрузились в английское чтение. Люди, ожидающие троллейбус, и тоненькая большеглазая девушка среди них, смотрели на мальчиков с любопытством и уважением.
Рядом стояли два пенсионера. Один сказал другому, склонившись к его волосатому уху:
— Иностранцы.
— Надо полагать, туристы, — откликнулся второй.
— Или спортсмены, — сказал подвыпивший мужчина неопределенного возраста. — Из-за них все пивные переделали в «Русский квас».
И в этот момент хлынул дождь. Не дождь — ливень.
Костя кивнул на дверь аптеки в новом доме рядом с остановкой, и мальчики устремились туда.
Теперь они стояли внутри аптеки у широкого окна, и через стекло, слегка размытая, им была видна троллейбусная остановка.
— Не везет, — сказал Эдик, — судя по погодке, тренировка срывается. — Он подбросил и поймал ракетку.
— У меня занятия не сорвутся, — со вздохом сказал Костя и щелкнул пальцем по футляру; скрипка отозвалась легким вздохом.
— Деловые вы парни, — сказал Кирилл. — Теннис. Музыка.
— Это хобби, — сказал Эдик.
— А у меня сегодня за завтраком, — сказал Кирилл, — очередная педагогическая беседа. Родитель во гневе: финал девятого класса, а возлюбленное чадо не ответило вразумительно на вопрос «Кем быть?».
— Кем быть? — спросил Эдик и взглянул на Костю.
Костя отчужденно молчал, смотрел на мокрое стекло, за которым в потоках дождя туманилась улица.
— Свободной личностью! Вот кем, — сказал Кирилл. — Мы свободные личности. — Он помедлил и добавил: — Скорее бы каникулы.
— Немного осталось, — сказал Эдик и опять взглянул на Костю. — Дотерпим. Больше терпели.
— Маэстро! — Кирилл хлопнул Костю по плечу. — Спуститесь на землю.
— Оставь его, — сказал Эдик. — Ты же знаешь…
— Бред! — засмеялся Кирилл. — Надо подойти, взять за руку, сказать «Пошли!»
— Перестань! — яростно перебил Костя. И добавил совсем тихо: — Она не такая…
— Все они такие, — усмехнулся Кирилл. — Одинаковые. Хочешь, докажу?
— Что?! — Костя ринулся к Кириллу. Между ними встал Эдик:
— Тихо, тихо! Обстановка не для кровавого конфликта. И смотрите: троллейбус.
Друзья устремились к двери, под теплыми нитями майского дождя побежали к приветливому троллейбусу, дверцы которого как раз распахивались.
— Я оставляю за собой право доказать, — все-таки успел крикнуть на бегу Кирилл, — что все они одним миром мазаны.
Глава вторая
Три раза в неделю, когда Костя Пчелкин после занятий в школе шел в другую школу — музыкальную, его рабочий день заканчивался в семь часов вечера. И лишь без четверти восемь, если не подводил городской транспорт, он попадал в свой двор.
Вот и сегодня на перекрестке через квартал от его дома остановился троллейбус, на мокрый тротуар легко выпрыгнул Костя с сумкой через плечо, нагруженной учебниками и тетрадями, со скрипкой в левой руке. Стрелки на желтом светящемся диске часов показывали без десяти восемь.
Вечерняя улица, усеянная разноцветными огнями, лежала перед Костей. Катился поток машин, люди спешили по влажным тротуарам, сияли витрины магазинов; все было вымытым после недавнего дождя (он так и лил с перерывами весь день, и Костя, отвлекаясь от школьных дел, смотрел в окно и заклинал: «Перестань, дождь! Перестань!.. Иначе они не соберутся…»), улица пахла отработанным бензином, мокрым теплым асфальтом и распускающимися тополями.
Через пять минут Костя войдет в свой двор, и под старой липой они наверняка ждут его.
Из-за чего все это началось? Вот ведь удивительно: не из-за чего! Во всяком случае, Костя Пчелкин не давал для конфликта никакого повода. Более того, о компании Мухи он узнал дома из разговора за столом. Конечно, инициатором этого разговора была мать. Так, вроде бы между прочим, она сказала, что во дворе есть компания Мухина, «отбросы общества», добавила мать, собираются они в подъездах, курят, сквернословят, неизвестно какими еще безобразиями занимаются. «Ты, Костик, — было сказано в заключение, — сторонись их». И тот разговор за ужином перекинулся на другие темы. Все это было еще в прошлом году.
Вот тогда только Костя как бы заметил этих ребят, обратил на них внимание: иногда они, человек семь-восемь, собирались у скамейки в сквере, иногда под старой липой, расположившись на пустых ящиках из-под фруктов; зимой местом их сборищ становились подъезды. И верховодил в этой, компании высокий парень — симпатичный, отметил про себя Костя, — блондин с длинными, до плеч волосами, и эта прическа, надо сказать, шла ему. Он был явно старше остальных, звали его Дмитрием Мухиным, в Муху он превращался для двора и «своих пацанов».
И Костя Пчелкин стал обходить стороной мухинскую компанию, совсем не явно, но обходить. Это было моментально замечено. Вначале за его спиной прозвучало несколько реплик, не злобных, но ядовитых, — Костя ответил молчанием. Потом — дело было зимой — в его спину ударился довольно крепкий снежок, Костя лишь на мгновение замедлил шаг и, не оглянувшись, пошел дальше. Следующая акция была уже агрессивной: мимо него на красном мотоцикле пронесся парень и точным ударом ноги выбил у Кости из рук футляр со скрипкой; надо было реагировать, но мотоциклист исчез и поблизости мухинской компании не было. Наконец, как-то возвращаясь домой вечером, Костя обнаружил Муху и «его пацанов» у себя в подъезде.
Они стояли возле батареи напротив лифта. Муха, небрежно спершись о стену, пощипывал струны гитары.
Как только Костя появился, мгновенно смолкли голоса и смех и Костя ощутил вокруг себя враждебную тишину.
Костя нажал кнопку лифта.
Рядом оказался полный крепыш с незажженной сигаретой в руке. Потом Костя узнал его кличку — Дуля.
— Скрипач, — сказал Дуля, — дай прикурить.
— Я не курю. — Костя пытался унять противную дрожь в теле. — И у меня есть имя.
— Скажите, какой интеллигентный, — процедил сквозь зубы Муха.
Остальные громко, грубо засмеялись. Костя физически ощутил именно грубую силу, исходящую от тех, кто стоял за его спиной.
Пришел лифт и спас Костю Пчелкина.
И началось.
Теперь компания Мухи каждый вечер, когда Костя возвращался поздно, ждала его в подъезде, а с приходом весны и тепла — под старой липой. И эти возвращения стали для Кости мукой и испытанием. Нет, его не старались спровоцировать на драку, но Костя понимал: она может вспыхнуть в любой момент. Он не был трусом, но не умел драться, все его существо сопротивлялось насилию, в их компании считалось недостойным решать спор или лидерство физической силой. Впрочем, и Эдик и Кирилл утверждали, что надо быть подготовленным к отпору в критической ситуации. «Пьяни и шпаны, — говорил Эдик, — на наш век хватит».
По мере нарастания конфликта Костю все больше поражала мысль: «За что они меня ненавидят? Что плохого я им сделал?..» Ответа не было, Костя терзался этим обстоятельством, чувствуя, что и в его душе копится ожесточение, которое может стать неуправляемым.
Однажды Костя под липой оказался одновременно с соседкой по лестничной площадке — они вместе вышли из троллейбуса. Соседка невольно увидела «встречу», которую Косте устроила компания Мухи, и, естественно, все было рассказано Костиным родителям. Мать в отчаянии металась по комнатам.
— Я говорила, предупреждала: не связывайся с ними!
— Я и не связывался, — резонно ответил Костя.
— Надо немедленно принимать меры!
— Какие? — спросил глава семейства.
— Я не знаю, какие!
— Так было всегда, — сказал отец. — Дворовые истории. Сложный возраст. И я пока не вижу повода для паники. Успокойся, пожалуйста.