– Антон, пожалуйста, не беспокойся, мне и так неловко. Спасибо тебе за все. – Дыхание сбилось, Наина с трудом справилась с собой.
– За что?
– За то, что ты всегда оказываешься рядом, когда мы нуждаемся в помощи. Это не может быть случайностью.
Не найдя что возразить, Квасов только издал протестующий звук и замотал головой.
– Нет-нет, не спорь, ты очень великодушный и благородный человек, – упредила Антона Симкина тетка и, пока Квасов отходил от комплимента, изложила суть.
Суть заключалась в следующем: в то время как семейные граждане тащат в семью – ячейку общества – мандарины, шампанское и елки с игрушками, а холостые уже произносят тосты за старый и Новый год, Серафима пытается вызволить отца Мадины, Руслана, из-под стражи.
Поплутав окольными путями, Наина наконец добралась до цели раннего вторжения к холостому мужчине:
– Сима ночью прибежала домой, говорит, Руслана задержали до выяснения личности. Антон, говорит, сказал, что через три часа отпустят, я поеду, подожду в отделении. Если, говорит, что-то пойдет не так, обратись к Антону – он обещал помочь. Уехала и пропала. Я ей звоню – телефон выключен. Уже утро, а ее все нет. Ты же знаешь, какая она взрывная, как бы ее саму не упекли. Впаяют трое суток за хулиганство, веселый тогда у нас с детьми получится Новый год…
Наина поднесла ладонь к губам и заморгала, силясь побороть волнение. Такие же лисьи, как у племянницы, глаза, только голубые, стали почти синими от близких слез.
Пообещав Наине сделать все от него зависящее, Квасов выпроводил тетку Серафимы и… сел к компьютеру.
Шансов, что в такую рань он застанет на форуме Дану, было мало, но Антону подфартило: Dana65 паслась в теме «Сочинения» – где ж еще обретаться сочинительнице романов.
Антон быстро, пока не передумал, спросил, как продвигается роман.
«Очень медленно», – откликнулась романистка.
«Не могла бы ты в двух словах рассказать, что происходит с героями?» – напечатал Антон, отправил вопрос и с тревогой стал ждать ответа, чувствуя, как частит сердце и потеют ладони.
Как назло, Дана, эта болтливая сорока, Трындычиха, трещотка, не сдержанная на язык графоманка, не спешила отвечать. Квасов успел сделать и выпить кофе, а его собеседница все еще молчала.
Наконец сподобилась: «Отец последнего Ольгиного ребенка – чеченец».
Антону показалось, что вся кровь прилила в голову. Что за чертовщина творится? Кто она такая – эта законспирированная Dana65? Сектантка? Медиум? Секретный агент?
Не читай! – запрещал себе Квасов, но глаза жадно скользили по строчкам.
«Зовут парня Алик, он не живет с Ольгой, потому что диаспора воспротивилась этому браку. Влад сталкивается с Аликом, и у ветерана возникает навязчивое желание убить чеченца. Владу кажется, что это будет справедливая месть: смерть за смерть. Фактически гибель друзей сделала Влада кровником. И он вынашивает план, устраивает засаду – словом, проводит военную операцию по захвату противника. И у него все получается, но в последний момент…» В последний момент Антон оторвал взгляд от сообщения: его настиг страх.
Говоря по совести, неосознанное чувство страха для ветерана Квасова было привычным, как чай по утрам. Это был рациональный страх, конкретный. Квасов боялся чего-то определенного: ярко освещенных мест, светофоров, хлопков петард и других резких звуков, упаковок от тортов, детских игрушек в мусорных баках и в песочницах.
Но тот страх, что проник в сердце Антона, когда он прочитал письмо, был совсем другим. Он напоминал студень – колышущуюся массу, бесформенную и холодную. Это был страх перед будущим.
Антон с неотвратимой ясностью понял, что не является хозяином своей жизни, что от него ничего не зависит. Все зависит от какого-то виртуального персонажа и не менее виртуальной Даны!
Пожалуй, впервые Квасов не знал, что предпринять.
Не прощаясь, отключил Интернет и даже выключил компьютер – на всякий случай, чтобы гипнотические мысли Даны не завладели его сознанием окончательно. Внушение через инет – слышал он о таких штучках. Что-то типа двадцать пятого кадра.
Антон поднялся из-за стола, распахнул створки шкафа, достал короб с пистолетом. Оружие было в идеальном состоянии, не то что он, слабак и слюнтяй.
С трепетом, местами переходящим в благоговение, Антон прикоснулся к стволу. Металл холодил руку и согревал сердце.
Мысли улеглись, обрели ясность. Все встало на свои места.
Он поступит по своему усмотрению, согласно убеждениям, которые не меняет, и боевому опыту, который не пропьешь. И только Бог ему судья.
…Через десять минут, вспенивая на щеках крем для бритья, Квасов звонил Сашке Чеснокову, сдержанно матерился и объяснял боевую задачу.
– Ха, – радостным полушепотом отозвался Саня, – как вовремя ты позвонил, а то жена с тещей меня заряжают в магазин и на рынок и еще хрен знает куда. Что-то прибивать заставляют. Вынести в сарай, отвезти на дачу – полный дурдом. Года не хватило, надо было подождать, пока тридцатое декабря наступит.
Не прошло и получаса, как под унылым, средней степени тяжести дождем Квасов со спецгруппой, которую представляли Сашка и геройский Жорик, ехал выручать Симку, наивно полагая, что соседке нужна помощь.
На глазах у изумленной публики Симку, как правозащитницу на несанкционированном митинге, вывели из кабинета начальника отделения под белы руки.
В расстегнутой норковой шубке, взвинченная до предела, с запавшими от недосыпа глазами Симка была хороша, невозможно хороша. Взор метал молнии, ноздри подрагивали – валькирия в решающий момент боя, подумал Квасов, мазнув соседку беглым взглядом. Пружинистые локоны на голове Серафимы слегка подрастрепались, что придавало девушке еще большее сходство с воительницей.
Норка, сапоги-ботфорты – за шмотьем стоял капитал близкий к крупному. Охраннику гаражного кооператива А.В. Квасову на такие тряпки никогда не заработать, – расписался в собственной неполноценности Антон.
– Что у вас здесь творится? – громко возмущалась воительница. – Почему задержали моего мужа? Где адвокат задержанного Бегоева? Почему на установление личности столько времени требуется? У вас что, нет Интернета?
– Гражданка, сбавьте обороты, так недолго и за оскорбление при исполнении получить.
– А чего вы ждете? Благодарности? – Если это был намек на продажность милицейских, то очень тонкий.
– Как бы вам самой адвокат не потребовался. – Толстяк в форме старшины пытался увлечь гражданку по коридору к выходу.
– Вы мне угрожаете? – взвилась Симка.
По какой-то причине Симке все сошло с рук. Очевидно, стражи порядка заподозрили мощного покровителя у отчаянной бабенки, иначе как объяснить такой напор и дерзость? Да еще эта двойная фамилия – кто знает, что за ней кроется.
– Гражданка Юн, это самое, Ворожко, – в изнеможении бубнил милицейский чин, – вы дождетесь, что вас закроют за нарушение общественного порядка.
– У вас странное представление о порядке. – Заметно было, что Симка освоилась, вошла во вкус. – Трое детей дома ждут отца, а вы его держите здесь без всяких оснований.
Переговоры с воинственной правозащитницей ничего не дали: Симка наотрез отказалась освободить помещение.
Российские генералы при ковровых бомбардировках Грозного потратили меньше нервов, чем добровольцы, рискнувшие вывести Симку из здания милиции, где держали ее милого друга.
– Никуда я не пойду, пока не отпустят Бегоева. Предупреждаю: Бегоев не колется, не курит, не нюхает, не продает и не перевозит наркоту и ничего при нем не было! Я не успела мужу карманы зашить, и не удивлюсь, если сейчас у него найдут героин. Но это будет стопроцентная подстава, Антон Васильевич подтвердит, – ловко привлекла Квасова в свидетели митингующая Серафима.
Только когда потерявший терпение Жорик предложил воительнице разделить одиночество гражданина Бегоева, Симка сбавила обороты и согласилась подождать милого друга снаружи.
Под вяло моросящим дождиком Саня, Антон и его клокочущая возмущением соседка гуськом потянулись к «ситроену», который с ночи занял центровое место на парковке перед въездом на территорию отделения.
Симка села за руль, Антон с другом загрузились в салон и замолчали.
Дождь флегматично барабанил по крыше, каждый думал о своем.
Из груди Квасова вырвался тяжелый вздох, он достал сигареты, зажигалку и приготовился закурить, но в этот момент Симка, принюхиваясь к меху, пожаловалась:
– Вся шуба провоняла ментовкой. Гадость какую-то курят там у них.
– Нечего болтаться где попало, – про ворчал Квасов, пряча пачку «Винстона» во внутренний карман, – когда приличные матери сидят дома с детьми.
Фраза эта, сказанная ворчливым тоном супруга со стажем, вызвала у Сашки легкий смешок, который тут же сменился оторопью: Саня готов был поклясться, что на его друге была надета заплечная кобура. Зачем? Что Антон задумал?
Квасов не заметил ни Сашкиного фырканья, ни оторопи – из дверей райотдела появился Бегоев с таким лицом, точно у него диарея. Возможно, так оно и было.
Соседка-названая сестра-многодетная-мать заспешила навстречу абреку, пастуху, плюгавому сморчку.
Все было неправильно.
Исправить эту несправедливость выпало ему, Антону Квасову.
Странное, ничем не объяснимое болезненное желание подсмотреть взгляд, расширенные зрачки, сплетающиеся пальцы, интимную улыбку, беглый, но многозначительный поцелуй – какую-нибудь подробность, что-нибудь, что выдает чувства мужчины и женщины, возникло у Квасова, и он понял – пора.
Достал пистолет, передернул затвором и уже подался из машины под дождь, но Саня коротким и точным ударом в основание черепа отключил друга. Вынул из неподвижных пальцев Антона оружие, разрядил магазин и ссыпал патроны в карман. Хотел вернуть оружие Квасову, но передумал и сунул в другой карман.
Меньше чем через минуту Антон пришел в себя, открыл глаза, отлепился от спинки сиденья и помотал головой, после чего в бешенстве повернулся к Сане и прорычал: