– Да ты не слышишь, что я говорю? Мы недели две не занимаемся сексом. Сколько ему нужно, чтобы соскучиться? Последний раз мы говорили вчера вечером, и это был очень короткий разговор.
Она останавливается и смотрит мне в глаза:
– Эмма, порой мне кажется, что твоя привязанность к Адаму имеет болезненное начало.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты зациклена на нем, словно дала себе установку быть счастливой только в его компании и блокировать эту эмоцию с другими.
– С каких пор ты стала психологом. Честное слово, какой бред. – Я начинаю откровенно злиться. – И в чем проявляется эта зацикленность? В желании поговорить со своим парнем?
– Ты же знаешь, я иногда бываю дотошной, вчера вечером пыталась найти в интернете, какой именно дом в Маре принадлежал Гюго, и наткнулась на биографию писателя. У него была дочь, ее звали Адель, она страдала психическим расстройством, точнее одержимостью одним человеком. Он был офицером, и она везде за ним ездила.
Я грубо перебиваю ее:
– Хватит рассказывать мне эту чушь. Я не страдаю никаким отклонением.
– Я знаю, – поспешно отвечает Полин, – ты точно не больна, как дочь Гюго. Просто вчера, читая это, я подумала. – Она вновь замолкает.
– Не томи, Полин. Что именно ты подумала?
– Ты иной раз очень инфантильно и эгоистично ведешь себя, Эмма. Порой мне кажется, что Адам для тебя. – Она прикусывает губу.
– Адам – что? – теряя терпение, я вновь тороплю ее.
– Твой каприз, – заканчивает она и добавляет: – Только он не игрушка, Эмма. Ты не можешь его контролировать и заставлять делать то, чего он не хочет.
Ее слова возмущают меня.
– Я не заставляю его ничего делать!
Полин качает головой:
– Ты даже не замечаешь, Эмма. Но ты манипулируешь им. Используешь его чувства к тебе. Делаешь вечно виноватым, а ему так сложно огорчать тебя, он уступает.
– Это не так, Полин. Мы с Адамом разговариваем, мы не как те парочки, которые не знают, как общаться.
– Неужели? Спорим, из всех эсэмэсок, которые ты ему отправила, больше всего было: «Мне грустно без тебя», «Ты мне нужен», «Мне плохо, я скучаю», «Как ты мог так пропасть, Адам» и «Надеюсь, у тебя есть веская причина так вести себя». Я же права? Если ты покажешь мне вашу переписку, едва ли там будет хотя бы «Как ты?», не говоря уже о «Расскажи мне, что с тобой происходит?»
Я несколько раз моргаю и стараюсь собраться с мыслями.
– Ты права, – шепчу я. – Но я была зла на то, что он.
Она заканчивает вместо меня.
– Не уделяет тебе внимания. И в этом заключается главная проблема, Эмма. Ты требуешь от него слишком много внимания. Ты будто питаешься его энергией, а он любит тебя и готов ею по доброте своей делиться. Но тебе все мало и мало.
– Да, я согласна, что порой бываю эгоистичной, но ты тоже сгущаешь краски! Я не такая плохая и все равно забочусь о нем.
– Ты это делаешь для себя, Эмма! Есть разница между заботой о ком-то из любви или для собственного удовлетворения! Адам – твой щит от внешнего мира. И ты вцепилась в него обеими руками, перекрывая ему кислород.
– Почему ты выгораживаешь его? – недоуменно спрашиваю я.
Полин грустно усмехается:
– Я не защищаю его. Мне дорога ты, и я пытаюсь объяснить тебе твою ошибку. Ведь если ты будешь продолжать в том же духе, он просто бросит тебя. Никто не выдержит такой прессинг.
Я закатываю глаза:
– Тебя послушать, я какой-то монстр!
– Знаешь, не спрашивай у меня совета, если не готова слушать правду, – хмуро бросает Полин.
Всю оставшуюся дорогу до театра мы молчим. Я обдумываю ее слова и начинаю злиться. Она многого не понимает, не знает, какие у нас с Адамом отношения. И если я забываю спросить, как у него дела, это не значит, что я о нем не думаю. Но мне грустно. Ведь некоторые вещи она подметила абсолютно верно. Адам – мой щит от внешнего мира, и мне очень его не хватает. Мои мысли прерывает неожиданно появившийся Поль.
– Вот вы где! Мы немного опаздываем, вы в курсе?
– Феррар сказала, репетиция начинается в четыре, – подает голос Полин.
– Уже без двух минут, – глянув на время, говорю я, – нам правда стоит поторопиться.
Мадам Феррар ненавидит опоздавших и потом отыгрывается на них. Никто не хочет стать жертвой ее сарказма.
– Ты чего такая грустная, Эмма? – заглядывая мне в лицо, спрашивает Поль. – Неужели расстроилась, что я играю Дарси, а тебя не взяли на роль Элизабет?
– Я рада быть мисс Кэролайн Бингли, у нее коротенькая роль по сравнению с Элизабет, – честно отвечаю я.
– Хватит хвастаться, мы все знаем, что Феррар дала тебе роль только из-за внешности! – вставляет Полин.
– Я что, такой красивый? Эмма, думаешь, я такой же красавчик, как и этот самодовольный Дарси? – с ухмылкой спрашивает Поль и наигранно добавляет: – А мне жаль, что ты не Элизабет! Мне так хотелось, чтобы твоя мечта наконец сбылась.
Я непонимающе хмурюсь:
– Какая еще мечта?
– Поцеловаться со мной, – со всей серьезностью заявляет Поль, и я прыскаю со смеху.
– Так-то лучше, – говорит он и подмигивает мне, – у тебя очень красивая улыбка. Почаще показывай ее людям.
Он смотрит на меня внимательно, и в его глазах столько тепла.
– Спасибо, – смущенно шепчу я. Честно сказать, в этом году наши с ним отношения немного изменились. Мне приятно находиться в его компании.
– И ты не кисни, Полин! – добавляет он и щиплет меня за щеку. – А теперь, девчонки, побежали, ибо мы уже опоздали!
Нам везет – Феррар не обращает на нас внимания. Она за кулисами обсуждает с Адамом декорации. Когда Феррар еще только выбирала актеров, она пыталась уговорить Адама участвовать. Но он ни в какую не соглашался, предложил ей нарисовать декорации и сказал, что это единственный вклад, который он готов сделать. Мадам согласилась, и с тех пор он кропотливо работает под ее строгим руководством. Адам – талантливый художник, он рисует всю жизнь. В первом классе он, вместо того чтобы списывать с доски, рисовал в тетрадях. Иногда я очень завидую ему, ведь он с самого детства знает, чем именно хочет заниматься всю жизнь. Он уже работает иллюстратором и зарабатывает деньги, участвуя в разных проектах. Я до сих пор не уверена в собственном выборе. Мне нравится придумывать макияж и делать его людям, но я не знаю, достаточно ли хороша в этом занятии, чтобы оно стало моей профессией.
– Полин, Эмма, Поль, срочно переодевайтесь! И если вы думаете, что я не заметила вашего опоздания, ошибаетесь. Минус один балл на следующей контрольной по английскому! – кричит нам Феррар, и Поль хочет поспорить, но я хватаю его за руку и тяну в сторону раздевалок.
– Театр не имеет никакого отношения к ее предмету, – возмущается он.
– Она наш классный руководитель, и в ее понимании все, что ее касается, взаимосвязано, – говорит Полин.
– Если бы ты начал спорить, получил бы минус пять баллов. Ты что, не понял до сих пор, как это все работает? – упрекаю я.
– Да он сначала делает, потом думает! – вставляет подруга.
– Ой, ладно-ладно. Набросились на меня! Идите, переодевайтесь, пока Феррар не пришла сюда с проповедями.
Он заходит в раздевалку. Я ловлю Полин за руку и извиняюсь за грубость.
– Прости, что нагрубила. Когда дело касается Адама, я не могу здраво мыслить. Я знаю, что ты права.
Она обнимает меня и ласково гладит по спине:
– Тебе надо поговорить с ним. Рассказать о своих переживаниях, спросить о его. Адам честный, он тебе все расскажет.
За это я люблю Полин, она так же, как и я, быстро отходит и не таит обид.
– А ну, быстро переодеваться! Опоздали, так еще и стоят тут в коридоре! – Откуда ни возьмись появляется Феррар и, злобно сверкнув глазами, отправляет нас в пустую гримерную.
Сегодня генеральная репетиция перед выступлением. Мой костюм еле застегивается у меня на талии. Я практически не могу в нем дышать. Но сидит он на удивление неплохо, хотя светло-зеленая ткань не лучшего качества, да и пошив не самый удачный. Кажется, платье заказывали на китайском сайте и выбирали самое дешевое, но вид у него весьма сносный, особенно если не вглядываться в детали.
– Ну что, мадам Кэролайн Бингли, готова к представлению? – делая реверанс, спрашивает Полин.
– Разумеется, миссис Беннет, я готова бросать на вас высокомерные взгляды и чувствовать свое превосходство.
Мы начинаем хихикать. Вдруг слышится сильный удар, словно что-то очень большое упало в коридоре. Мы выбегаем в коридор, как, впрочем, и весь наш класс. Кто-то примчался со сцены, кто-то из зала. Все напуганы: переглядываемся и не можем понять, что происходит. Но неожиданно дверь из мужской раздевалки срывается с петель, на пол летит Поль и тянет за собой Адама.
– Опять. – закатив глаза, бормочет Полин.
Я хочу подбежать и попытаться разнять их, но она хватает меня за локоть и тянет на себя.
– Прошлый раз тебе дали по ребрам, – напоминает подруга, – пускай сами разбираются.
– Как ты можешь быть такой спокойной? Он же твой брат.
– Мой брат – идиот. Он совершает идиотские поступки, а потом получает за них. По мне, все справедливо.
Она продолжает удерживать меня на месте.
– Не влезай. Эти двое друг друга стоят.
Поль и Адам потеряли всякий контроль, у обоих на лицах кровь, но они продолжают громить все вокруг и наносить друг другу удары. Я с ужасом смотрю на происходящее.
– А ну прекратите! – кричит во весь голос Феррар, но они будто ее не слышат. – Жан, Лука, Боб, Пьер, – зовет она наших одноклассников, – растащите их.
Парни пытаются, но только со второго раза у них получается оторвать друг от друга Поля и Адама и растащить их по разным углам.
– Вы совсем с ума сошли? – кричит на них учительница, и они оба молчат. Ни капли сожаления на лицах.
Адам сплевывает кровь в мусорное ведро, а Поль запрокидывает голову и пытается платком остановить кровь.
– Кажется, красивое личико моего братца подпорчено, – вздыхает Полин, ее легкомыслие злит меня.