– Дождь даже меньше не стал, так и льет стеной, – возмущенно пробормотал ты.
– Наверное, будет идти всю ночь.
Перед уходом я решила привести себя в порядок, а ты тем временем оплатил счет, разозлив меня. Называй это глупыми феминистскими замашками, но мне было неловко.
– Я могу сама за себя заплатить! – возмущалась я. – В наше время счет делят пополам, если вдруг ты не курсе!
– Лили, у меня к тебе вопрос. Представь, «Титаник» тонет! Кого первыми спасут, предоставив место на шлюпке?
Я немного растерялась, не поняла, почему ты сменил тему разговора, а ты, улыбнувшись, потрепал меня по щеке.
– Ответ: женщин и детей. Я за равные права всех жителей этой планеты. Но тот факт, что я оплатил твою пиццу, никак тебя не ущемляет, и тот факт, что в случае катастрофы мужчины – последние, кого будут спасать на «Титанике», тоже не ущемляет твое достоинство. Женщины и дети пойдут вперед, мы после.
– Тебе нужно идти в политику, – погрозив пальцем, сказала я, – честно, так виртуозно сменить тему с оплаты счета на катастрофу мирового масштаба. Это каков талант!
Ты наклонился и чмокнул меня в щеку.
– Позволь мне поиграть в джентльмена!
Я замерла, поцелуй был таким невинным, но невероятно нежным.
– Готова вновь мокнуть? – тихим шепотом спросил ты, и от твоего голоса я покрылась мурашками.
– Готова, – еле слышно пробормотала я, и на счет «три» мы побежали.
Как только мы вышли из-под навеса, по нам ударил дождь. Но холодно не было, воздух казался теплым. Я крепче схватила тебя за руку, чтобы не упасть, а ты прокричал:
– Нам надо на автобусную остановку!
Я слегка обрадовалась в надежде, что можно будет спрятаться под навесом автобусной остановки, пока не обнаружила, что в Риме остановки – это знак с номерами автобусов: никаких лавочек и навесов. Мы простояли там как минимум четверть часа, снова насквозь промокли, вода стекала с меня ручьями, а мы все стояли и ждали автобус. Он должен был прийти через две минуты, которые в итоге плавно растянулись на двадцать.
– Теперь мы точно знаем, что в дождь не стоит ждать автобусов, – с улыбкой сказал ты, держа куртку над нашими головами. Я стояла на бордюре, и все равно ты был чуть выше меня. Я подошла к тебе совсем близко и обняла тебя, положив голову на плечо.
– А долго нам идти до моего хостела? Ведь тебе нужно забрать папку.
– Минут двадцать пять, думаю, мы уже дождемся автобуса.
Я посмотрела вокруг, площадь Венеции сверкала огнями, весь город сиял вечерними огнями, в лужах отражался свет фонарей. Монумент короля сверкал во всем своем масштабе.
– Я очень люблю города ночью, – призналась я, – люблю, когда в темноте все светится, таинственно сверкает, ночью каждый город становится еще прекраснее.
Ты посмотрел на меня, и мы встретились взглядами. Мы были так близко друг к другу, помнишь? Я потерлась подбородком о твое плечо, рассматривая твое лицо. Шум машин, рассекающих лужи, звук падающих капель, все исчезло в это мгновение. Мир замер. Ты заглянул мне в глаза, как если бы заглянул в душу. Адам, ты словно задавал мне вопрос. Можно ли… готова ли я… и… мои губы накрыли твои. Я не была готова, я не знала, можно или нельзя. Мне надоело бояться и анализировать. Я пошла на поводу у своего желания. Твои губы были мокрыми от дождя, очень мягкими и теплыми. Я закрыла глаза и почувствовала, как ты обнял меня за талию и наши тела соприкоснулись. Мы целовались под твоей мокрой джинсовой курткой, которую ты продолжал держать одной рукой. Целовались так, будто мира вокруг не существует. Автобус приехал, но мы в него не сели. Мы продолжали целоваться в Риме на площади Венеции, под проливным дождем. Ты играл с моим языком, я дразнила твой. Я гладила тебя по лицу, щекам и шее. Притягивая ближе и ближе, а ты продолжал меня целовать. Со стороны, наверное, мы выглядели нелепо. Из-за того, что ты держал над нами куртку, у тебя затекла рука. Но ты не сдвинулся с места. Твои губы накрывали мои вновь и вновь. Сначала нежно, после жадно. Твое горячее дыхание смешалось с моим. И это было так прекрасно, Адам. Мое сердце бешено стучало в груди, пульс эхом отдавался в ушах. Я не могла перестать целовать тебя. Я познала пятое чувство – вкус. Ты был невероятно вкусным, Адам. И мне все равно, как пошло это звучит. Ты был таким сладким, таким пьянящим. Я не могла насытиться тобой. Пять чувств привели меня к шестому. Неведомому мне ранее чувству. В тот момент я не думала об этом, в тот момент я была не в состоянии мыслить. Ты вскружил мне голову, свел меня с ума. Но знаешь, Адам, в миг, когда я оторвалась от тебя, заглянула тебе в глаза, я поняла, я увидела, что творю с тобой то же самое.
– Ты невероятная, Лили, – прошептал ты и вновь поцеловал меня. А я потеряла всякий контроль и отдавала этими поцелуями всю себя.
Всю себя тебе, Адам.
Глава 15
Эмма
Я быстро снимаю платье и кое-как вешаю его.
– Куда спешишь, подруга? – спрашивает Полин.
– Мне нужно поговорить с Адамом, – отвечаю я.
– Кто бы сомневался, – хмыкает она.
Я пропускаю ее сарказм мимо ушей. Она ловит меня за локоть.
– Пусть он сам придет к тебе, Эмма. Хоть раз придет сам.
Я замираю, и она обнимает меня.
– Порой ничего не надо делать, чтобы посмотреть, что сделает другой человек.
В моих глазах стоят слезы, а нижняя губа трясется.
– Он не отвечал на мои звонки и эсэмэски, но ответил Лили. Она написала, что с ним все хорошо и чтобы я не волновалась.
Полин грустно улыбается и показывает мне средний палец.
– Ну, может, и пошел он?
– Я все время задаюсь одним и тем же вопросом, как так получилось, что я советуюсь о своих отношениях с человеком, который не состоит ни в каких?
– Сомневаешься в моей профпригодности, – смеется подруга и, подмигнув, добавляет: – Знаешь, как говорят: «Тренеры не играют».
Я не смеюсь, и она пытается снова утешить меня.
– Эмма, это я только с виду глупенькая.
И вместо того чтобы улыбнуться, я честно признаюсь.
– Он весь мой мир.
Полин поджимает губы.
– Ты должна быть для него всем миром, Эмма.
Я качаю головой, стараюсь остановить поток слез.
– Иди домой и отключи телефон, – говорит Полин и гладит меня по голове, – если сегодня вечером он не объявится, то он последний кусок дерьма и надо ставить точ ку.
Я трясу головой.
– Я не смогу. – горький всхлип срывается с моих губ, – я не смогу без него, я даже думать об этом боюсь.
Полин трет виски и подает мне воду.
– Он придет, Эмма. Придет, это же Адам. Он всегда приходит, когда ты нуждаешься в нем.
– Ты правда в это веришь?
– Да, – коротко отвечает она и добавляет: – Он тебя любит и заботится о тебе всю твою жизнь. Он придет сам, но не смей больше бегать за ним.
Я киваю головой и делаю два долгих глотка, стараясь успокоиться и подавить истерику.
Дома папа и Амели устроились на диване перед телевизором и смотрят старую комедию.
– Хочешь с нами, Эмма? – спрашивает папа, и я качаю головой.
– Немного устала.
– В духовке стоит запеканка, – с теплой улыбкой сообщает мне Амели, – а Лили не с тобой?
Я качаю головой:
– Я видела ее последний раз часа в четыре.
Амели хмурится и достает телефон из кармана.
– Интересно, где она.
Я не слышу, как она дозванивается до дочери, иду в свою комнату. Мечтаю принять душ и чтобы этот день наконец закончился. Захожу в ванну и раздеваясь, разглядываю свое тело и морщусь. На бедрах – целлюлит и растяжки, живот выпирает. Сразу же говорю себе, что пропущу сегодня ужин, и встаю под теплые струи воды. Они успокаивают и дарят секундное умиротворение. Я намыливаю голову и стараюсь собраться с мыслями. Молюсь, чтобы Полин оказалась права, и Адам сам пришел ко мне. Внутренний голос неуверенно шепчет, что этому не бывать. За последние две недели Адам отдалился от меня, между нами возникла пропасть. Такого раньше никогда не было. Слезы перемешиваются с водой. Я тихонько плачу, стоя под струями воды, даже не пытаюсь успокоиться. Порой эмоциям нужен выход. После душа одеваюсь в домашнее и закручиваю полотенце вокруг волос. Сажусь на постель и проверяю телефон. Я его не выключила, продолжаю надеяться, что Адам объявится. Хотя и уверена, что сообщение от него не придет. В комнату стучат.
– Я могу войти? – спрашивает папа.
– Конечно, – отвечаю я.
Он заходит и неловко улыбается мне.
– Все хорошо?
– Бывало и лучше, – честно признаюсь я, и он присаживается рядом.
– Проблемы на любовном фронте? – Я морщусь, а он посмеивается.
– Так никто больше не говорит, пап.
– Я говорю, – гордо заявляет он и поднимает высоко подбородок.
На моих губах расползается улыбка.
– Может, расскажешь? – спрашивает он, но я качаю головой.
– Понятно. Знай, нет ничего такого, что нельзя было бы решить диалогом, – говорит он и, видя мое непонимание, добавляет: – В отношениях главное – уметь найти компромисс. Для этого нужно прислушаться к другому человеку, понять его, объяснить ему свои желания, причины поступков. Молчание порождает недопонимание и обиды. Объясняй, проси объяснить, прощай, проси простить, разговаривай, делай все что угодно, только не уходи в тупик молчания и обид.
– А если человек не хочет говорить?
Папа заглядывает мне в глаза.
– Тогда спроси почему. Не строй теорий. Задай вопрос и получи ответ. И запомни: никогда не мирись с поступками другого человека. Смирение – это не тот фундамент, на котором что-то можно построить. Диалоги, уступки – да.
Я обнимаю его, неожиданно даже для него самого. Он смеется и гладит меня по спине.
– Моя девочка, все будет хорошо.
Мне очень хочется в это верить, и, словно по волшебству, телефон оживает: сообщение от Адама высвечивается на экране. Я тут же беру его в руки, и папа ухмыляется.