Я смотрю на костяшки пальцев Адама, они сбиты и исцарапаны.
– Ты не боишься повредить руку? – продолжаю я как ни в чем не бывало. Я чертовски злюсь. Понимаю, что веду себя по-детски, но мне так тяжело сдержать поток эмоций.
– Боюсь, – как ни в чем не бывало твердо отвечает он. – Но люди порой совершают идиотские поступки, ведь так? Сначала делают, потом думают, – он произносит последние слова и хмурится.
– Мне нужно в душ, – резко встав из-за стола, говорю я.
– Стой, Лили, – просит Эмма. – Я тут пыталась предложить двойное свидание, вообще-то! Я с Адамом и вы с Полем, что думаешь?
– Ни за что на свете, – не скрывая своего нежелания, заявляет Адам.
– Почему бы и нет, – тут же отвечаю я.
Мама переводит взгляд на каждого из нас, но решает не влезать. Она встает и идет за мной.
– Лили, а что это было там, на кухне? – тихо спрашивает она и прикрывает дверь в мою комнату, чтобы никто не услышал наш разговор.
– О чем ты?
– Ты Адама на дух не переносишь.
От неожиданности я замираю:
– Мам, тебе показалось, – говорю я и целую ее в щеку.
«Я просто-напросто люблю Адама.» – думаю я, стоя под струями воды в душе. Поэтому веду себя как конченая истеричка.
* * *
Мы стоим перед школой в ожидании родителей Адама. Солнечная погода слишком контрастирует с моим настроением.
– Вас не исключат, – говорит ему Эмма и тихонько сжимает его руку. – Не переживай.
– Эмма, честно, это последнее, о чем я сейчас думаю, – отвечает Адам и выдыхает клубы сигаретного дыма.
Эмма хмурится и пытается заглянуть ему в лицо, но он отворачивается.
– Я же вижу, что ты себе места не находишь. Но уверена, директор лишь попросит вас оплатить ремонт двери, и на этом все.
Адам делает очередную затяжку и тихо, но четко произносит:
– Мы можем подождать в тишине.
Мне вовсе не хочется находиться рядом с ними. Особенно, когда в воздухе витает такое напряжение. Я вижу через дорогу Сесиль и рада ей как никогда.
– Мне нужно кое с кем поздороваться, – говорю я и тут же бегу ей навстречу. Слушать, как Эмма и Адам выясняют отношения – не самое приятное занятие.
– Привет! – смущенно здороваюсь я с Сесиль. Ее губы расплываются в улыбке.
– Давно не виделись, ты как? Освоилась?
– Немного, но очень жалею, что не взяла твой номер телефона! Пару раз хотела позвать на обед и все никак не могла тебя найти.
– Давай свой телефон, запишу, – добродушно предлагает она.
Я достаю из сумки смартфон и кладу в протянутую руку Сесиль.
– Что вчера произошло в театре? – с интересом спрашивает она и возвращает мне телефон.
– Поль и Адам подрались, их родителей вызвали к директору. Феррар вчера угрожала исключением. Они выбили дверь в раздевалке, – быстро рассказываю я, не желая развивать эту тему.
Сесиль фыркает, и в ее глазах начинают сверкать смешинки.
– Если бы Феррар была директором, в школе не осталось бы учеников! Их точно не исключат, тем более в конце года. Уж доучатся в этом замечательном заведении! – весело заканчивает она и добавляет: – Это не первая драка – они всегда найдут повод.
– Он сломал Полю нос, – пожав плечами, говорю я, – не думаю, что подобное так просто сходит с рук.
– Поль скажет, что упал. Вот увидишь, он никогда не признается, что кулак Адама добрался до его физиономии.
Я стараюсь вести себя равнодушно.
– Да мне вообще все равно.
На самом деле по дороге в школу я только и думала о предстоящей встрече с директором. Как бы я ни злилась на Адама, мне абсолютно не хочется, чтобы у него были проблемы. В душе появляется глупое чувство вины. Ведь причиной драки была я, как сказала мне Эмма. И хоть я с этим не согласна и считаю, что каждый должен отвечать за свои поступки, я надеюсь, что не стану причиной его исключения.
– А вон и Поль с родителями. Мне всегда так смешно бывает смотреть на пап и мам в таких ситуациях. Ведь мамы действительно переживают и бесконечно читают нотации, а папы со скучающим видом посматривают на часы. Уверена, у них в голове единственная мысль: «Скорее бы это все кончилось». По-моему, они устают от нотаций больше самих виновников.
– Возможно, потому, что слушают их по второму кругу и думают: «Ну уж нет, я все это слышал в свои восемнадцать, с меня хватит».
Сесиль смеется:
– Должно быть, так и есть!
Родители Поля не исключение. Отец даже не пытается скрыть на лице скуку и желание сбежать куда-нибудь подальше. Мать бросает на Поля укоризненные взгляды и продолжает читать ему нотации. Они подходят совсем близко, и Поль одаривает нас обаятельной улыбкой. Нос вправили, на нем красуется пластырь. Он гордо задирает подбородок, словно чемпион мира по боксу.
– Дамы, приветствую! – кривляясь, здоровается он, а его мама закатывает глаза.
– Какая же ты у меня бестолочь, – бурчит она недовольно, и я с трудом сдерживаю смех. – Молись, чтобы тебя не исключили, иначе я не знаю, что с тобой сделаю! – тут же добавляет она, и Поль по-детски тянет: – Ну, мам, что ты переживаешь!
Мать тяжело вздыхает и обрушивает на него грозную тираду:
– Милый мой, переживать должен ты! Выбить дверь в театре! Просто немыслимо! Сломать нос! Вот начнутся проблемы с дыхательными путями, будешь знать!
– Селин, дорогая, не нервничай, – тихо просит отец и, бросив кроткий взгляд на сына, говорит: – А ты, Поль, молчи.
Поль корчит недовольную рожу, но перечить не смеет. Вместо этого он улыбается нам с Сесиль и, кивнув головой и отвесив поклон, прощается:
– Дамы, мне необходимо удалиться.
– Клоун, – шипит его мама, но видно, что и она старается сдержать смех.
Мы с Сесиль громко фыркаем, и он бросает напоследок:
– Лили, не забудь про наше сегодняшнее свидание.
– На свете нет девушки, которая в здравом уме пойдет с тобой на свидание, – тут же спускает его с небес на землю мама, и Поль хохочет.
– А потом спрашивают, откуда у детей комплексы! – весело подтрунивает он.
– Как только совести тебе хватает веселиться! – возмущенно восклицает Селин, и в разговор снова вклинивается отец.
– Поль, хватит, – вновь просит мужчина и удрученно глядит на школьные ворота. – Надеюсь, это не займет много времени, и я все-таки успею на встречу.
С этими словами они исчезают в воротах школы, а Сесиль хватает меня за руку.
– Про какое свидание он говорил?
– Это немного долгая и запутанная история, – отвечаю я в надежде, что она не захочет услышать продолжение. Отвожу от нее взгляд и натыкаюсь на Адама и его родителей. Мама осматривает сына, параллельно причитая на итальянском. Адам – точная ее копия, хотя рост взял у отца.
– Итальянские мамы другие. Сомневаюсь, что мама Поля так дотошно изучала его поломанный нос.
– Адам оставался на ночь у нас. Уверена, как только она поймет, что с ним все в порядке, тут же начнет воспитательные беседы.
– Да, скорее всего, ты права.
Звенит звонок, мы с Сесиль переходим дорогу и подходим к ним.
– Я чуть позже должна буду принести справки секретарю директора. Может, услышу что-нибудь и сразу же тебе напишу, – говорит она.
– Это было бы замечательно! – отвечает ей Эмма. – Я знаю, что их не исключат. Но все равно не нахожу себе места, – признается она.
– Все будет хорошо, – бросает Адам и лезет в рюкзак за бутылкой воды.
Что-то идет не так, потому что все содержимое вываливается наружу и падает на асфальт. Он опускается на корточки и, бормоча ругательства, собирает свои вещи. Легкий ветерок уносит листы из папок, и Эмма бежит за ними. А из тетради по истории вываливается закладка, ветер ее подхватывает, и она взмывает в воздух. Адам пытается ее поймать, но не успевает. Закладка приземляется прямо перед моими ногами, и я замираю на месте. Это не закладка. Это наши фотографии, сделанные в будке. В Италии. В Риме. Помню, мы гуляли по улочкам, и я увидела фотобудку. Я потянула его в кабинку. Эти снимки остались у него. Они тоже черно-белые, четыре маленькие фотографии в ряд, одна за другой. На первой мы даже не поняли, что нас уже снимают, и получились с крайне озадаченными и удивленными лицами, на второй мы весело расхохотались, на третьей целовались, на четвертой мы забылись в этом поцелуе. Я поднимаю голову и встречаюсь глазами с Адамом. Мне хочется спросить его, какого черта эти снимки делают у него в рюкзаке. Но в его взгляде столько невысказанного. Я чувствую, что тело покрывается мурашками, а пульс учащается.
– Почти все собрала! – запыхавшись, подбегает к нему Эмма, и я наступаю на «закладку», скрывая снимки подошвой своих старых кед.
– Спасибо, – говорит ей Адам и, не глядя на нее, забирает свои листы. Все заходят в ворота, я оттягиваю время, делаю вид, что проверяю телефон. Как только все проходят вперед, я поднимаю снимок и, сложив вдвое, прячу в карман.
– Я не опоздала! – радостно кричит Полин, и я подпрыгиваю от неожиданности. Слышу, как пульс стучит в ушах, и не могу успокоиться.
– У меня семнадцать опозданий за этот триместр, я и пунктуальность – вещи несовместимые, – как ни в чем не бывало продолжает она.
– Я видела твоих родителей с Полем, – говорю я, избегая неловкого молчания. Она кивает.
– Из-за этого придурка я не ночевала дома! Берегу свое психологическое здоровье. Мама вчера была в бешенстве! Как же меня достали его тупые выходки, – недовольно бормочет она и, набрав в легкие побольше воздуха, кричит: – Эмма!
Моя сводная сестра резко останавливается и, повернув голову в нашу сторону, срывается с места и мчится к подруге.
– Я уже боялась, что ты не приедешь! Написала тебе кучу эсэмэсок, что с твоим телефоном?
– Он сел, а что случилось?
Эмма бросает на меня смущенный взгляд и, нервно прикусив губу, говорит:
– Итальянка объявилась.
Полин смотрит на нее во все глаза.
– Откуда ты знаешь?
– Он сам сказал, – коротко отвечает Эмма и опять неловко косится в мою сторону.
– Он сказал что-нибудь еще?