Эмма опускает голову и тихо шепчет:
– Он хотел порвать.
Полин резко подхватывает под руку подругу и мимоходом произносит:
– Лили, прости, но нам надо поговорить наедине, – в ее голосе столько волнения, будто случилось нечто очень-очень плохое.
Я остаюсь одна и перевариваю услышанное. Очевидно, им нужно обсудить нечто, не предназначенное для моих ушей. Впрочем, какая мне разница. Я даже рада их уходу, у самой трясутся руки и дыхание сбито. Мне так чертовски повезло, что Эмма не увидела снимки.
В середине первого урока мне приходят сообщения от Сесиль.
«Из того, что я успела подслушать, Адама и Поля не исключают. Родители выписали чеки за дверь. А парни наказаны до конца года, будут оставаться после уроков на час. Перешлешь сообщение Эмме? У меня нет ее номера».
Я пересылаю Эмме, прочитав его, она широко улыбается.
«Спасибо, Сесиль!» – пишу я в ответ.
Испытываю облегчение, но все же очень злюсь на Адама за его легкомысленность. Он вообще подумал, что было бы, если бы эти снимки увидела Эмма? Как можно хранить их так безалаберно. Парни возвращаются ко второму уроку. Адам сверлит меня взглядом, но я делаю вид, что не замечаю. После урока он подходит ко мне и тихо просит:
– Можем поговорить две минуты?
– Нет, – коротко отвечаю я и хватаю сумку со спинки стула.
– Адам, идешь? – зовет его Эмма.
– Вернись к своей девушке, – глядя прямо ему в глаза, говорю я.
– Отдай мне фотографии, – он говорит шепотом, чтобы никто не услышал.
– Никогда в жизни.
Я пытаюсь пройти, и он ловит меня за локоть.
– Это мои снимки.
– Я их потеряла, – нахально заявляю я и замираю. Поль, Эмма и Полин косятся в нашу сторону, явно не понимая, что происходит между нами и о чем мы шепчемся. Я вырываю руку из хватки Адама и выхожу из класса. Мчусь в туалет. Запираюсь в кабинке и достаю сложенные вдвое фотографии. Смотрю на них, и сердце бешено колотится в груди. Помню, как бережно он вложил их в свою папку, когда мы вернулись домой в тот день. Порой он совершал трогательные поступки, которые задевали каждую струну моей души. Я решаю приклеить их в свою красную тетрадь. Ведь это место прекрасных воспоминаний.
* * *
Двойное свидание назначено на шесть вечера. Сейчас почти шесть, и я все еще не одета. Идти совсем не хочется.
– Лили, мы выходим! – кричит мне Эмма, и я вздыхаю. Пойду в джинсах и майке.
Эмма не комментирует мой внешний вид. Адам вообще не смотрит в мою сторону. Около подъезда нас ждет Поль с широкой улыбкой на лице.
– Лили, выглядишь прекрасно, – с усмешкой говорит он.
– Жаль, того же нельзя сказать и о тебе, – отвечаю я с сарказмом.
Он поднимает руки:
– 1:1, моя ненаглядная.
Я закатываю глаза.
– Мы успеваем на счастливый час! – явно меняя тему, воодушевленно восклицает Эмма. – Кто хочет коктейль?
Энтузиазм проявляет только Поль. Мы идем по авеню Ла Мотта-Пике, в конце которой располагаются два кафе, и оба они забиты.
– Предлагаю постоять в очереди в «Турвиль», – говорит Поль. – Мне там больше нравится.
– Хорошо, – соглашается Эмма.
Мы с Адамом молча переглядываемся. Эмма неловко заправляет прядь волос за ухо.
– Так, парни. Давайте вы уже помиритесь, а то вечер обещает быть долгим.
Парни упорно молчат, мне становится жалко Эмму. Она действительно старается. Поэтому я пытаюсь начать разговор.
– Что это за здание? – я указываю рукой на масштабное строение через дорогу. Оно выделяется на фоне других построек.
Поль тут же отвечает:
– Это военная школа.
– Красивая, – констатирую я.
Поль пожимает плечами:
– Как и все в Париже.
И вновь наступает гнетущая тишина.
– Ее окончил Наполеон, – подает голос Адам.
Я заглядываю ему в глаза и ничего не могу с собой поделать – с губ срывается вопрос:
– Семь любопытных фактов о Наполеоне?
Адам удивленно косится в мою сторону. Конечно, это неожиданно. На один короткий миг он задумывается.
– Наполеон, или Набулио, родился на Корсике в 1769 году, – начинает он. – Когда ему было восемь лет, его отправили учиться в Шампань. Над ним частенько смеялись: он говорил с итальянским акцентом. Может, поэтому был обидчивым и с детства не доверял людям. За всю жизнь не имел ни одного друга, кроме семьи – семи братьев и сестер. Был силен в математике. Она привела к карьере в артиллерии. Он также ввел новую моду: Наполеон перевернул двууголку широкой строной шляпы к лицу. Что я еще могу сказать?… Наполеон был суровым правителем и никого не щадил. Расстрел восстания роялистов, казнь тысячи пленников во время Египетской кампании. Он сразу показывал, на что способен, и его боялись. Но он сделал Францию великой. При Наполеоне была введена нумерация улиц. Мы до сих пор живем на базе гражданского права, созданного им. Он основал первую среднюю школу, лицеи, – Адам рассказывает это все на одном дыхании. Меня всегда поражало, сколько всего он знает!
– Обалдеть, я ничего из этого не знала! – восклицает Эмма. – История все-таки такой интересный предмет!
Я смотрю на Адама. Так хочется сейчас обнять его. Прильнуть к нему и сказать: я помню каждый факт, который ты поведал мне в Италии. Я помню каждый твой поцелуй, площадь, скульптуру и здание. Возможно, он читает все это в моем взгляде. В его глазах я вижу немой ответ. Он говорит мне, что тоже помнит. Помнит все до мелочей. Громкий крик неожиданно разрывает воздух. Все оборачиваются в ту же секунду. За криком следует череда грязных ругательств и всеобщих охов и ахов.
– Ловите его! Он украл мою сумочку! – кричит женский голос.
Меня охватывает странное оцепенение. Ее вопль слишком пронзительный, больно бьет по ушам. Но из-за невысокого роста мне не сразу удается уловить суть происходящего. Передо мной собралась толпа, каждый выгибает шею и пытается разглядеть причину крика и ругани. Вдруг люди быстро и резко расступаются в стороны, и я вижу, как на меня несется огромный мужчина, лицо которого наполовину скрыто шарфом. Он такой огромный. Под два метра и в теле.
– Держите его! Держите! – продолжает кричать женский голос. Но мало кто рискнет остановить вора. Люди спешно отходят в стороны, а тех, кто не успевает, преступник толкает со всей силы, валит с ног и продолжает нестись. В руке у него дорогая сумка. Я смотрю на его огромные руки, которыми он крепко вцепился в украденное, на его черный шарф и коротко постриженные волосы. И не могу пошевелиться. Замираю на месте. Стою словно вкопанная.
Мужчина продолжает бежать. Вижу, как он приближается, и ужас во мне усиливается. Я не могу ни закрыть глаза, ни сделать шаг в сторону. Я продолжаю стоять на месте и думаю, что если он оттолкнет или налетит на меня, то с легкостью покалечит. Но осознание не помогает обрести контроль над собой. Оно лишь усиливает панику. Дыхание учащается, сердце неистово колотится в груди.
– Лили! – кричит Эмма, и я понимаю: сейчас он врежется в меня со всей силы. Страх парализует, сжимает горло, вселяя дикий ужас. Адам выдергивает меня с места, мужчина проносится мимо и отталкивает его. Адам летит на круглые столы и тянет меня за собой. Люди подскакивают со своих мест. Стулья и столы с грохотом падают. Я шокирована и напугана. Шрам начинает болеть с новой силой. Я хватаюсь за кисть. Словно из нее опять рекой льется кровь. У меня ощущение, что так оно и есть. Я отползаю от Адама, полностью дезориентированная. Вдох-выдох, главное дышать. Чувствую боль в районе груди и нехватку воздуха. Сердце продолжает биться с невероятной скоростью. Я покрываюсь холодным потом, меня бьет озноб. Это все происходит не со мной. Это все происходит не со мной.
– Лили, – тихо говорит Адам и наклоняется близко-близко. Он аккуратно ловит мои руки и нежно поглаживает их. Шрам все еще болит. Я пытаюсь вырвать руку. Но Адам ласково обхватывает ее и шепчет:
– Все хорошо.
Я позволяю ему держать мою руку. Смотрю ему прямо в глаза. В его карих глазах столько тепла. Я концентрируюсь на его лице и прикосновениях. Теряю всякий ход времени, мне хочется раствориться в Адаме и тепле, исходящем от него. Постепенно боль притупляется. Адам аккуратно ведет пальцем по кисти, это успокаивает, но все равно недостаточно. Воздуха в груди не хватает. Он складывает мои ладони чашечкой и прислоняет к моему лицу.
– Сделай глубокий вдох, теперь выдох.
Я делаю, что он мне говорит, дышу в собственные ладони. Адам стоит передо мной на коленях, и его голос звучит ровно, спокойно. Я опускаю голову и делаю жалкую попытку вдохнуть.
– Продолжай смотреть на меня, – просит он, я делаю очередной судорожный вдох, но слушаюсь, поднимаю глаза и заглядываю в его.
– Ты в безопасности.
Его голос звучит твердо, а взгляд блуждает по моему лицу. Он садится рядом со мной и тянет меня к себе на колени. Я все еще пытаюсь нормализовать дыхание. Кладу голову ему на грудь и слышу биение его сердца. Адам гладит мои волосы и шепчет на ухо:
– Я рядом.
Закрываю глаза и полностью отдаюсь ощущениям. Его сердце выбивает спокойный ритм, и я сосредотачиваюсь на этом. Дыхание постепенно приходит в норму.
– Умница, вдох-выдох, – продолжает шептать он. Его голос словно создает невидимый кокон вокруг меня и внешнего мира. Я опускаю руки и делаю глубокие вдохи.
– Получается, – шепчу я, и он нежно гладит меня по лицу.
– Просто дыши, – говорит он.
– Может, нам надо вызвать скорую? – со страхом в голосе спрашивает Эмма.
– Не думаю. Просто отведи ее домой и позвони родителям, – говорит Адам.
Я поворачиваю голову и встречаюсь с ее взволнованным взглядом. Она сидит на корточках совсем близко. Я даже не заметила, когда она успела так придвинуться. Я забыла о ее существовании. Также чувствую, что внимание всей толпы направлено на меня. Мне становится неловко, и я тушуюсь. Закрываю волосами лицо, прячась от любопытных взглядов.
– Это была паническая атака? – растерянно шепчет Эмма. – Она самая.
Я хочу отодвинуться от Адама, но повсюду валяются осколки. Тарелки, бокалы. Все попадало со столов и разбилось вдребезги. Поль протягивает мне руку и одним рывком поднимает.