– Понятно.
Поль словно хочет спросить что-то еще. Он щелкает пальцами и стучит ногой по полу.
– Что такое, Поль? – произношу я и смотрю ему в лицо.
Он громко вздыхает и опускает глаза:
– Происходящее между Адамом и Лили тебе не показалось. – он замолкает и неуверенно добавляет: – Странным?
Я замираю, и сердце в груди сжимается.
– Думала, только я одна заметила, – честно признаюсь ему.
Поль качает головой:
– Нет, не только ты. Они словно знают друг друга уже очень давно. И то, как она прижалась к нему.
Он опять неловко замолкает, а я качаю головой:
– Уверена, мы додумываем того, чего нет. Адам просто среагировал быстрее всех. А Лили была явно не в себе.
Поль бросает на меня скептический взгляд, но ему хватает такта не пытаться убедить меня в обратном. Я сама не верю в собственные слова. Но надеюсь, что у случившегося есть объяснение. Я проверяю телефон. Папа все еще не перезвонил. Не знаю, стоит ли написать сообщение и рассказать о случившемся. Боюсь перепугать их, а с другой стороны, не имею ни малейшего понятия, как вести себя в сложившейся ситуации. И, самое главное, я не знаю, в безопасности ли сейчас Лили. Она выглядела очень уставшей, и я не хотела доставать ее вопросами.
– Куда же запропастились родители? – раздосадованная, ругаюсь я.
И, словно по волшебству, из прихожей доносятся лязг ключей и громкие голоса. Амели и папа смеются над чем-то. Я быстро встаю с дивана, телефон с колен летит на пол, а я бегу в коридор. Папа бросает на меня взгляд, и выражение его лица сразу же становится беспокойным.
– Что такое?
– Я звонила вам! – взволнованно говорю я. – У Лили была паническая атака!
Амели выглядит озадаченной, она хмурит брови и скептически спрашивает:
– Вы уверены?
За моей спиной встает Поль и твердо произносит:
– Абсолютно точно.
– Она сейчас в своей комнате, сказала, что ей надо принять душ, – вставляю я. – Она не могла дышать. Она задыхалась.
Услышав это, Амели бросает сумку прямо на пол и мчится в комнату дочери.
– Очевидно, это не частое явление, – бормочет Поль и, глядя на ее реакцию, у меня в голове проносится та же мысль.
– Ладно, я пойду. Ты уже не одна, – прощается он, и папа провожает его до двери.
– Спасибо, что составил компанию, – махнув на прощание, говорю я и устало тру глаза. Что за день.
Амели тихо, на носочках, возвращается, старается не скрипеть – пол в нашей квартире ужасен.
– Она спит, душ так и не приняла. – тихо шепчет она.
– Что случилось, Эмма? – спрашивает папа.
Родители проходят в зал и смотрят на меня во все глаза в ожидании рассказа.
– Там был вор, он выхватил сумку у женщины. Знаете, эти дорогие Birkin? У женщины была из крокодиловой кожи, по крайней мере, так казалось с виду. Это все случилось прямо среди бела дня в толпе. Он убегал. – я нервничаю под их пристальными взглядами, рассказываю быстро и сбивчиво. – Лили его увидела, испугалась, а потом ей стало трудно дышать. Но, клянусь, все произошло слишком быстро. Мы не успели вызвать скорую, так как она смогла восстановить дыхание. Адаму каким-то чудом удалось ее успокоить.
Амели закрывает глаза и нервно трет виски.
– Бедная моя девочка, – еле слышно произносит она.
Папа обнимает ее за плечи.
– Что было дальше? – спрашивает он.
– Мы пришли домой, и она ушла к себе в комнату. Я знаю, что рассказ очень короткий, но это все.
Папа кивает и просит:
– Принеси Амели стакан воды, пожалуйста.
Я сжимаю руки в кулаки, меня саму передергивает от воспоминаний. Ни разу в жизни я не видела ничего подобного. Ухожу на кухню и возвращаюсь с водой.
– Как именно Адам успокоил ее? – хриплым голосом спрашивает Амели.
– Не знаю, но он не растерялся и помог ей с дыханием. – неуверенно отвечаю я, ведь сама до конца не понимаю, как Адаму это удалось. – Он разговаривал с ней и. – Я запинаюсь, не хочу подробно рассказывать, что именно делал мой парень.
Я подаю стакан воды Амели, а сама сажусь в соседнее кресло.
– Спасибо, Эмма, – благодарит она и делает несколько маленьких глотков.
– Почему Лили так испугалась? – тихо спрашиваю я. – Что с ней случилось?
Амели бросает на меня печальный взгляд:
– Она возвращалась с каникул. Это было поздно ночью, и на нее напали. Не просто отобрали сумку – ее чуть не изнасиловали. Шрам на тыльной стороне ладони с того случая. Она закрылась рукой от направленного на нее ножа.
Я в ужасе смотрю на свою мачеху, и она, словно читая мои мысли, согласно кивает.
– Да. Потом ее долго преследовали кошмары, она толком не могла спать. Но в последние пару месяцев все было хорошо. Она прошла терапию, и успокоительные помогали. Хотя она упорно пропускает свои сессии с психологом, и я уже не знаю, что с этим делать, – устало произносит Амели. – Уж лучше бы она никогда не ездила в эту чертову Италию!
– Италию? – ошеломленно переспрашиваю я и тут же прикусываю язык.
– Да, они с подругой решили устроить себе приключения.
– А давно это случилось? На каких именно каникулах?
Амели делает еще один глоток, а мое сердце бешено колотиться в ожидании ответа.
– Это было на осенних каникулах. В самом начале учебного года. Она потом столько занятий пропустила. Но панических атак в течение дня никогда не было. Помню, она чувствовала себя неважно в темных помещениях, пришлось покупать ей ночник. Но и это постепенно прошло.
– Видимо, похожая ситуация напугала ее. Триггер или как это называется? – говорит папа.
Амели кивает:
– Скорее всего, так и есть. Надо позвонить ее психологу и рассказать об этом.
– Да-да, нужно понять, что делать дальше, – соглашается он и крепче обнимает Амели. – Все будет хорошо, мы со всем справимся.
– Я до сих пор так злюсь на нее, – неожиданно признается Амели. – Как можно было купить билеты на ночной автобус? Зачем она решила ночью идти пешком домой?… Чем она вообще думала?
Папа ласково гладит ее по голове.
– Брось, Амели. Ты что, не помнишь себя в молодости? Когда ты молод, ты неуязвим. По крайней мере, так думает большинство.
Она с ним соглашается, а я молча встаю с кресла и направляюсь в свою комнату. Услышанное словно ударило меня обухом по голове. Я пытаюсь сказать себе, что миллион человек проводят каникулы в Италии. Я пытаюсь убедить себя, что это всего лишь совпадение. Тем более девушка Адама была итальянкой. В этот момент я понимаю, что он никогда не говорил мне, что она итальянка. Я сама сделала такой вывод. Его девушка могла быть кем угодно. Одна мысль беспорядочно сменяет другую. Сегодняшний разговор с Полин всплывает в памяти.
– Как именно она объявилась? – спросила она.
– Я не знаю, скорее всего, позвонила.
– Нет, Эмма. Звонок – полнейшая ерунда, ради одного звонка не заканчивают отношения. Они сто процентов встретились.
– Нет, не может быть. Как бы они встретились?
– Может, она приехала в Париж?
– Он бы сказал мне. наверное, – неуверенно произнесла я, так как ни в чем не была уверена.
Полин задумчиво нахмурилась и несколько секунд просто молчала.
– Брось его первой, Эмма, – вдруг сказала она и заглянула мне в глаза, – если он вспомнил о ней спустя пять месяцев, если они встретились и эта встреча так его впечатлила, что он решил поставить точку в ваших отношениях, то он того не стоит, Эмма. Пошли его первой.
Я смотрела на подругу и не могла понять, как ей объяснить, что это Адам. Мой Адам. Бросить его. невозможно, немыслимо. Он часть меня. Самая лучшая часть меня.
Я прохожу мимо комнаты Лили. Дверь осталась приоткрытой, и я вижу ее спящей. Это не может быть она. Ведь правда, не может? Я схожу с ума и придумываю то, чего нет. Внутренний голос требует, чтобы я перестала прикидываться дурой и посмотрела правде в глаза. Но я не готова. Я просто-напросто не готова.
Глава 19
Лили
Мама присаживается ко мне на постель, я открываю глаза и тут же резко сажусь. Глазами ищу красную тетрадь и, увидев ее на полу, спокойно выдыхаю. Только не хватало, чтобы она это прочитала.
– Эмма мне все рассказала, – говорит она и ласково берет меня за руку. – Как ты себя чувствуешь?
– Бывало и лучше, – честно отвечаю я. Тихонько тру бедро и запястье. Удары об асфальт не прошли даром, но я только сейчас начинаю чувствовать боль.
– Я поговорила с Бертраном. Он ждет твоего звонка по видеосвязи сегодня.
Я морщусь, и мама не выдерживает:
– Лили, прекрати вести себя безответственно!
– Мам, мне сложно говорить о случившемся с мужчиной, – наконец признаюсь я. – Мне сложно рассказывать ему, как сильно я испугалась, когда почувствовала чужую руку у себя на теле. Как омерзительно было, когда лазили по карманам и лапали меня.
Мама выглядит ошеломленной, ведь до этого я не рассказывала ей таких подробностей. Один раз, еще в больнице, сказала, что прикасались ко мне там, где я не хотела, и все. У нее в глазах собираются слезы, и я начинаю ненавидеть себя за сказанное.
– Только не плачь, пожалуйста. Я и так чувствую себя виноватой за случившееся.
Мама крепко обнимает меня и нежно целует в щеку:
– Все будет хорошо, моя девочка. Мы найдем другого психолога, с кем тебе будет комфортно.
Я глажу ее по спине и тихо бормочу:
– Спасибо.
Надеюсь, новый психолог не будет спрашивать об отце. Я не озвучиваю этого вслух, потому что знаю, это вызовет шквал вопросов, отвечать на которые я не готова.
Адам так и не ответил на мое сообщение. Весь вечер я просиживаю в своей комнате, стараясь не встретиться с Эммой. Не знаю, как смотреть ей в глаза после произошедшего. Мне стыдно за собственную слабость. А еще мне стыдно за то, что у нее на глазах я вцепилась в ее парня. Вцепилась мертвой хваткой, полностью теряя контроль. Уверена, она не понимает случившегося и пытается найти этому логическое объяснение. Вот только у меня сейчас нет сил притворяться и делать вид, что ничего не произошло. Ночью мне удается кое-как уснуть, а утром я впервые за долгое время просыпаюсь в 8:10 и от неожиданности не знаю, как быть. Привыкла начинать день с пробежки, но сейчас даже толком позавтракать не успеваю. Быстро принимаю душ и выхожу из комнаты с рюкзаком на плече.