– Будешь омлет? – спросил ты, заглядывая в холодильник. – У меня есть только яйца и позавчерашний хлеб.
– Я буду все что угодно, – ответила я.
Ты начал готовить омлет, я подошла к окну и ахнула:
– У тебя есть балкон!
Он был маленький, но на нем стоял круглый железный столик и два стула, а вид… вид был на соседнее темно-оранжевое здание и маленькую улочку, на которой к тому времени уже кипела жизнь. Мы позавтракали на этом балконе, щурясь от яркого солнца, ели почти каменный хлеб и яйца. И это было идеально. Как и все каникулы, проведенные с тобой, Адам. Засыпать, просыпаться с тобой, принимать вместе душ, заливая водой весь пол в ванной, готовить с тобой пасту из сосисок и есть ее на балконе. Счастье, радость, восторг. Ты помнишь, как мы придумали «бюджетную пасту»? Я купила очередной билет на автобус, но в этот раз на воскресенье, мама, конечно, была удивлена тому, что я решила остаться в Италии еще на несколько дней. Она даже поинтересовалась, не замешан ли в этом какой-нибудь итальянский мачо. Я, посмеиваясь, бросила на тебя хитрый взгляд и ответила, что мачо определенно не замешан в этой истории. А потом я посчитала все свои деньги, и оказалось, что у меня их практически не осталось. Ты попробовал убедить меня, что деньги есть у тебя, но замолчал, качая головой и посмеиваясь над моим убийственным взглядом. Тогда ты и придумал бюджетную пасту с сосисками. Дешево и сытно. А самое главное – вкусно. Мы отваривали спагетти, нарезали маленькими кружочками сосиски, обжаривали их на масле, затем добавляли к пасте вместе с кусочком сливочного масла, тертым сыром, черным перцем и зеленью. Самая вкусная паста во всей Италии была на нашей кухне, Адам. А затем мы выбирались на балкон, ты открывал дешевое вино, которое нас быстро пьянило, и под доносившееся с улицы пение Фрэнка Синатры мы ели. А на десерт был тирамису, сладкий крем, посыпанный кофейной пудрой. Ты кормил меня из ложки, пачкая мое лицо, а потом слизывал крем, я ворчала, но не сопротивлялась. Мне было приятно и так хорошо.
Я не красилась все эти дни, губы опухли и покраснели от твоих поцелуев, а поцелуи солнца украсили загаром мое бледное лицо, даже волосы стали пышнее, может быть, потому что ты вечно касался их и взлохмачивал. Кожа дышала итальянским воздухом и нежилась в твоих объятиях. Рядом с тобой я чувствовала себя самой красивой, и мне ничего не нужно было для этого. Было достаточно твоего влюбленного взгляда.
Помню, однажды я предложила тебе посмотреть сериал.
– У тебя же есть подписка на Netflix? Предлагаю сделать сырную тарелку, выпить вина и посмотреть какой-нибудь тухлый сериальчик.
Ты тогда легонько толкнул меня на кровать, мои темные волосы рассыпались по белоснежной подушке, и ты навис надо мной всем телом.
– Или же пусть тухлый сериальчик посмотрит на нас, – с чертовщинкой в глазах сказал ты, и я рассмеялась.
– О, как тонко!
Мы так и не включили сериал в тот вечер. Сидели в тишине, обнимались, и каждый из нас думал о своем, но мы были там друг для друга.
– Я хочу нарисовать тебя, Лили, – тихим шепотом произнес ты и, заглядывая мне в глаза, провел пальцем вдоль моего голого живота. – Нарисовать вот такой. на моей постели, со скомканным в ногах одеялом и влюбленным взглядом, можно?
Твои глаза прожигали меня насквозь. Язык не слушался, и все, что я смогла сделать, это лишь кивнуть. Я продолжала сидеть на постели, ты убрал мои волосы за спину, тем самым открывая грудь, одна нога была полностью скрыта под одеялом, изгиб бедра просматривался под белой тканью.
– Постарайся не шевелиться, – поцеловав меня в губы, попросил ты.
Ты не встал около мольберта, лишь взял свою папку, положил ее себе на колени, вытащив из нее лист. В руках у тебя был не карандаш, а уголь для рисования. Черная маленькая палочка. Ты неожиданно рванул с места, хватая с кухонного островка пепельницу, а из кармана джинсов достал сигареты. Признаться честно, я боялась дышать, Адам. Ты затянулся сигаретой, выдыхая дым, и я зачарованно наблюдала за тобой. Ты же безо всякого стеснения разглядывал меня. Вокруг было тихо, лишь царапанье твоего уголька о бумагу нарушало эту тишину. В тот день ты смотрел на меня иначе – внимательно, рассматривая каждый изгиб моего тела. Твой горячий взгляд разжигал во мне желание, будто ты пытался заглянуть в мою душу. Одна сигарета за другой – мне нравилось смотреть, как ты куришь. Дым обволакивал тебя, делая еще более загадочным. Ты рисовал, растирал уголь на бумаге, черный цвет окрасил твои пальцы и даже внешнюю сторону кисти. Я не знаю, сколько ты рисовал меня, было ощущение, что время остановилось. Лишь в конце ты выдохнул последнее облако дыма, затушил сигарету и, одним махом скинув папку на пол, набросился на меня с поцелуем. Я помню следы от угля на своем теле, будто ты пометил меня. Черные полосы от твоих пальцев на бедре, животе, груди и руках. Ты был тогда жадным и страстным, сильные прикосновения, дикие поцелуи, громкое дыхание, ты звал меня по имени:
– Лили.
Это было наше последнее утро вдвоем. В тот день мы не гуляли и даже не ели. Мы провели его в постели. Ты пах мной, а я тобой. Неизбежность расставания делала каждое касание нужным. Я так и не увидела твой набросок. Ты хотел доработать его и показать мне готовую картину. А я не стала спорить и настаивать.
– Я приеду на выходные в Лозанну, – пообещал ты, – я уже купил билет на поезд и зарезервировал комнату в отеле. В пятницу в восемь вечера встретишь меня на вокзале?
Я тогда так крепко обняла тебя и поцеловала, отдавая в этом поцелуе всю благодарность, признательность и любовь.
– Встречу, – прошептала я тебе в губы.
Я бы встретила тебя, Адам, хоть на краю света. А в Лозанне тем более. Уже стемнело, когда мы шли на автовокзал. Помнишь, по дороге мы остановились около фонтана Треви. Днем его практ ически невозможно рассмотреть из-за толпы туристов, окружавших его. Но нам повезло, вечером он был свободен и прекрасен. Нежно-голубая подсветка подчеркивает масштаб памятника, он будто оживает и кажется, что перед глазами разворачивается античная драма, выполненная в камне. Ты тогда остановился и достал из кармана монетку.
– Нужно загадать желание и, непременно стоя спиной к фонтану, закинуть монетку, – с улыбкой сказал ты.
Конечно, я загадала тебя, Адам. Я загадала: Лили + Адам + Италия = вечная любовь. Знаю-знаю, до ужаса банально, доужаса сопливо, доужаса нелепо. Но, стоя там, в Вечном городе, у потрясающего фонтана, я в это верила, Адам. Верила всей душой и всем сердцем. Так закончилось наше приключение в Италии. Ты посадил меня на автобус, зацеловав до беспамятства. Я со слезами на глазах заняла свое место, но в сердце вместе с грустью порхала и надежда. Ведь ты обещал приехать ко мне, ведь я совсем скоро тебя увижу.
Вот на этом я закончу свой рассказ, Адам. Дальше нас ждали боль, разочарование и бессилие. По крайней мере, меня. А мне хочется помнить ту надежду, что ты вселил мне в сердце. Она распускалась в нем, словно прекрасный пион – пышным, благоухающим цветком.
Лили + Адам. Чему равняется это сейчас? Я не знаю.
Для надежды ничего не имеет значения. Каждый раз, когда я вижу тебя, она распускается с новой силой в моем сердце и тихо шепчет: «Аморе». Мне нужно уехать, мне нужно держаться от тебя подальше. Я не смогу строить свое счастье на слезах Эммы. Как бы сильно я тебя ни любила.
Я закрываю тетрадь, беру телефон и делаю то, что поклялась никогда не делать. Я звоню отцу. Он отвечает с третьего гудка.
– Да.
– Это Лили, – выпаливаю я, прежде чем передумаю и брошу трубку.
– Лили? – удивленно переспрашивает он. – Что-то случилось?
– Можно я приеду к тебе? – вместо ответа говорю я.
Секунду он молчит, а затем тяжело вздыхает:
– Конечно, можно, Лили. Я куплю тебе билет, когда ты хочешь приехать?
– Сегодня, – тихо отвечаю я.
Он вновь замолкает:
– Я сейчас посмотрю расписание поездов и самолетов, – наконец произносит он.
– Спасибо, – искренне благодарю я.
Кладу трубку и оглядываю комнату. Это самое правильное решение, говорю я себе и начинаю собирать вещи. Затем оставляю маме записку на столе. Через полчаса мне на телефон приходит электронный билет на поезд. Отправляется он через час. «Я встречу тебя на вокзале», – написал папа. А я пытаюсь вспомнить день и год, когда мы последний раз виделись, и. не могу.
Глава 23
Эмма
Я бегу со всех ног по пустому коридору, слезы застилают мне глаза, ноги путаются в подоле платья. Он меня догоняет и ловит за руку.
– Эмс, – тихо зовет он, – давай поговорим.
Я вырываю свою ладонь и бросаю на него взгляд, полный злости, обиды и боли.
– О чем поговорим, Адам? О том, что ты даже не целуешь меня последнюю неделю? Или о том, что ты за моей спиной целуешься с моей сводной сестрой?
Он виновато опускает голову:
– Она и есть та девушка из Италии, – говорит он то, что я уже и так знаю. То, от чего я убегаю последние дни и о чем стараюсь не думать. Ведь проще сделать вид, что все хорошо. Проще не замечать, как он смотрит на нее, проще не видеть его рисунков. Проще убегать от осознания, что человек, которого я люблю всю жизнь, никогда не ответит мне взаимностью.
– Я ненавижу ее, – честное признание слетает с губ вместе со слезами, – я так сильно ее ненавижу.
Адам поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза.
– Эмма, дело вовсе не в ней, – тихо говорит он.
– Нам же было хорошо, – язык меня не слушается, руки трясутся.
Адам закрывает глаза и глубоко вздыхает.
– Я всегда тебя любил, но не понимал, что это за любовь, что это за привязанность, Эмс, – он открывает глаза и смотрит прямо в мои. – Я люблю тебя как друга, как сестру, как одного из самых близких людей на свете. Но ведь этого недостаточно. Ни тебе, ни мне. Это не та любовь, которая нам необходима. Я очень долго пытался полюбить тебя иначе. – Он замолкает и виновато сжимает губы, видно, что он дико нервничает. – Я не могу, Эмма. Я просто не могу.