– Почему? – наивно спрашиваю я. – Когда мы были вместе, неужели тебе правда было меня недостаточно?
Он тяжело вздыхает:
– Пять месяцев назад мне было больно. А ты была рядом, Эмс. Такая добрая, такая светлая и такая любящая. Я просто. – Он замолкает и не заканчивает.
Смотрит мне в глаза.
– Я очень сильно перед тобой виноват. Я не хотел, чтобы так получилось. Я должен был все сразу рассказать, как только увидел Лили.
– Я просто была заменой? – шепчу я невысказанное им и жду, когда он возразит и скажет, что я ошиблась. Но он молчит и виновато хмурится.
– Я всегда думала, что ты тот самый человек, который позаботится обо мне и никогда не обидит.
– В этом и заключается вся проблема, Эмма. Я не тот человек, я не тот самый, который сделает тебя счастливой, и я очень долго живу с этой мыслью. Но я не хотел делать тебе больно. Я, черт возьми, не знал, как поговорить с тобой. Поверь, я пытался.
Я вспоминаю тот вечер, когда он приходил ко мне в комнату, когда я бросилась на него, слезно умоляя не оставлять меня.
– То, что между нами, – это не любовь, Эмма, – неожиданно говорит он, – это болезненная потребность убежать от окружающего мира и спрятаться друг в друге. Я бежал от Лили, а ты бежишь от себя.
Его слова больно ранят, слезы подступают к глазам с новой силой. Я толкаю его и кричу:
– Я люблю тебя, и то, что я чувствую, называется долбаной любовью!
Он не защищается, позволяет мне излить на него всю злость, и когда я, запыхавшись, останавливаюсь, Адам просто говорит:
– Это не любовь, Эмс. И когда-нибудь ты это точно поймешь.
Я проглатываю ком в горле:
– Почему ты не сказал мне правду?
– Ты не хотела слушать.
И я знаю, что он прав. Я, черт возьми, знаю это. Я не знаю, что ему ответить, оставляю его в коридоре и бегу в раздевалку. Там играет музыка, Полин радостно хватает меня за руку и пытается затянуть в танец, но я резко вырываюсь и быстро переодеваюсь.
– Что такое? – спрашивает она озадаченно и заглядывает мне в лицо.
Я ничего не отвечаю, просто не в силах вымолвить хоть слово, знаю, что за словами последуют истерические рыдания, поэтому стойко молчу. Я догадывалась об Адаме и Лили. Скорее нет, я все знала. Но знание не уберегло меня от боли. Я снимаю салфетками потекший макияж, надеваю джинсы и майку, а затем выхожу к родителям. Папа встречает меня с прекраснейшим букетом пионов.
– Ты была на высоте! – гордо заявляет он и обнимает меня.
– Лучше всех, – добавляет с радостной улыбкой Амели.
– Такие красивые цветы, – смущенно говорю я и прячу в букете лицо. Чувствую, как глаза вновь увлажняются.
– Лили выбирала, – говорит мне отец, и я сильно прикусываю губу, чтобы не разрыдаться прямо здесь и сейчас.
– Жером, Амели, и вы тут! – неожиданно доносится голос мамы, и я резко оборачиваюсь. Она стоит недалеко от нас и, как всегда, безупречно выглядит. В строгом белом костюме с идеально уложенными светлыми локонами и стильной сумочкой на плече.
– Что ты тут делаешь? – спрашиваю я, не в силах сдержать своего удивления.
Она приподнимает подбородок.
– Как это что? Ты все уши мне прожужжала про этот театр. Конечно, я прилетела!
Не знаю, что со мной происходит, но тот факт, что она прилетела из Штатов ради этого, так трогает меня. Быстрым движением я возвращаю букет папе в руки. И не в силах больше сдерживать слезы, я бросаюсь к ней на шею и начинаю громко плакать. Чувствую, как она напрягается, понимаю, что запачкаю ее белый костюм, и она будет ругаться. Жду, когда она остановит меня и строго потребует объяснений. Но вместо этого я чувствую ее теплые прикосновения и поглаживания.
– Эмма, что с тобой? – тихо спрашивает она меня.
– Я так сильно по тебе соскучилась, – еле слышно произношу я и понимаю, что так и есть. Я чертовски по ней соскучилась.
– Жером, я заберу ее к себе, – говорит мама, голос ее звучит грубовато, она очень много курит.
Я смотрю на папу, он выглядит озадаченным и даже расстроенным.
– Конечно, – просто соглашается он.
И мама выводит меня из театра. Отец давно понял, что проникнуть в мою голову и понять все нюансы моего внутреннего мира у него не выйдет. Он просто дает мне личное пространство, и я ему за это благодарна. Мама вызывает такси, и мы приезжаем к ней.
В этой квартире есть моя комната, но можно посчитать на пальцах одной руки, сколько раз я оставалась здесь на ночь. Окна выходят на площадь Виктора Гюго, я смотрю на забитые туристами террасы кафе и не знаю, что сказать.
– Амели обижает тебя? – как-то резко спрашивает мама, и я сразу же качаю головой.
– Нет, она замечательная, с ее приездом дома стало теплее и уютнее.
Мама как-то растерянно кивает.
– Хорошо, тогда в чем проблема?
– Почему вы развелись с папой? – отвечаю я вопросом на вопрос.
Мама замирает, бросает на меня озадаченный взгляд.
– Объясни, почему ты спрашиваешь? – просит она и тянется к сумке за сигаретами, а со стола прихватывает пепельницу.
Я сажусь на белый диван, на колени кладу зеленую подушку с вышитыми белыми гортензиями и играю пальцами с шелковой бахромой. Я не смотрю ей в глаза. От волнения пересыхает горло, я так давно хотела задать ей этот вопрос, но страхи, подпитанные моей трусостью, не позволяли мне этого сделать.
– Это было из-за меня? – хрипло, едва слышно спрашиваю я. – Только прошу, ответь честно.
Она делает затяжку и неловко поправляет волосы:
– Почему ты думаешь, что это было из-за тебя, Эмма?
Нервно ломаю пальцы рук, боюсь, что если она услышит мой честный ответ, то воспримет его как мою очередную слабость и начнет меня воспитывать. Но мне надоело заниматься самообманом. Я хочу услышать правду, а для этого нужно и самой быть честной.
– Ты всегда была мной недовольна, а папа всегда меня защищал. Я была причиной каждого семейного скандала, – не своим голосом произношу я, и мама нервным движением стряхивает пепел с сигареты.
Минуту мы молчим, я боюсь поднять глаза и встретиться с ней взглядом. Что же творится в ее голове, не имею ни малейшего понятия. Я обхватываю себя руками и съеживаюсь в углу дивана. Начинаю жалеть о сказанном. Надеюсь, что она не начнет отчитывать меня прямо здесь и сейчас, а просто пропустит мои слова мимо ушей. Мама аккуратно присаживается рядом и кладет свою руку мне на бедро.
– Я очень люблю тебя, – неожиданно тихо произносит она, – и, поверь, ребенок не виноват в том, что два взрослых человека не нашли общий язык. – Она замолкает, словно ищет правильные слова. – Я вышла замуж очень рано и практически мгновенно забеременела тобой. – Она рассеяно ведет ладонью по моей ноге, и я слышу дикое волнение в ее голосе: – Когда ты подросла и больше не нуждалась во мне, я стала понимать, что не знаю, где мое место в жизни, Эмма. Я была матерью, женой, но я не нашла себя.
Ее признание застигает меня врасплох. Я поворачиваю голову, и наши взгляды встречаются. В ее глазах я впервые вижу уязвимость и несвойственную ей ранимость.
– Не знаю, поймешь ли ты меня, – неловко бормочет она.
Я беру ее за руку и тихонько сжимаю, маленький жест – просьба продолжать и не молчать.
– Мы развелись, потому что совместная жизнь не делала нас счастливыми. Мне нужна была свобода и время подумать, понять, кто я есть. Я больше не могла быть только женой и матерью. – Последнее предложение она говорит почти шепотом. – Прости меня, я знаю, что это крайне эгоистично. Но я не могла продолжать так жить. Я ненавидела свою жизнь. Ощущала себя в оковах.
Очередная затяжка и виноватый взгляд в мою сторону.
«Сегодня день каких-то дурацких извинений», – думаю я.
– Ты смогла найти то, что искала? – спрашиваю я, и мне действительно интересно.
Она выдыхает дым и стряхивает пепел.
– Я поняла, кто я есть.
– Как? – шепчу я.
– Через любовь к себе, – безо всяких раздумий отвечает мама и, заглянув мне в лицо, продолжает: – Все, что ты хочешь получить от другого человека, – любовь, внимание, заботу – научись давать себе сама.
Она тушит сигарету и обнимает меня, а я не выдерживаю и начинаю плакать. Ее объятия становятся крепче.
– Адам любит другую, а я думала, что смогу. – голос обрывается.
Собственные мысли кажутся такими глупыми. Я думала, что смогу заменить ее. Занять ее место в его сердце. Я думала, что смогу сделать так, что он забудет о ней и полюбит меня.
– Тише, все будет хорошо, – шепчет мама, но из меня выходит очередная порция рыданий.
– Я так любила его. Я была уверена, что он тот самый. Он всегда был моим. Мой Адам.
Мама гладит меня по волосам нежно, бережно, что очень непривычно.
– Никто никогда не будет принадлежать тебе, Эмма. Ты никого никогда не сможешь заставить полюбить себя. Как бы отчаянно тебе не хотелось.
– Но почему он выбрал ее? – наивно сквозь слезы спрашиваю я.
Мама тяжело вздыхает и пальцами вытирает слезы на моих щеках.
– У любви нет ответа на вопрос «Почему?», Эмма.
Я не знаю, как остановить поток слез. Мама понимающе грустно улыбается, словно знает, что именно я сейчас чувствую.
– Эмма, я рядом. Поверь, в конечном итоге все происходит к лучшему.
Но я ей не верю и начинаю злиться – не могу представить, как именно расставание с Адамом может обернуться к лучшему.
– Тебя никогда нет рядом, – вырывается у меня. Ведь рядом всегда был только Адам. А теперь и его нет в моей жизни – от одной этой мысли все внутри меня сжимается, а сердце сдавливает в груди. Мама молчит. Уверена, она не знает, что ответить.
– Просто доверься мне, – тихо просит она, и я сквозь слезы честно отвечаю:
– Не могу. Я не знаю, как тебе верить. Стоит мне одеться не так, как ты хочешь, и. – я замолкаю. Зло вытираю слезы и опускаю глаза.
– Я лишь хочу как лучше, – растерянно говорит она, и я качаю головой.
– Ты хочешь, чтобы все было по-твоему. Но это не значит «как лучше».
– Эмма, – начинает мама, – я просто.