Я порой думаю, что отдала бы что угодно за то, чтобы узнать твои мысли, – честно призналась я, и ты усмехнулся.
– В данный момент я думаю, как буду делать тебе массаж в комнате одного из этих палаццо, – с чертовщинкой в глазах сообщил ты.
– Какого рода массаж? – расплываясь в улыбке, спросила я.
– Конечно, он будет непристойный, – поигрывая бровями, заявил ты.
– Бесстыдник, – поддразнила я, и ты засмеялся в голос.
– О, мне точно не стыдно, ми аморе. Ты сама во всем виновата. Слишком красивая!
Мое сердце распустилось как бутон розы весной, когда я встретила тебя, Адам. И вот спустя год мой цветок продолжает цвести и благоухать.
– Пойдем, – сказал ты, – нам еще надо посмотреть пару достопримечательностей.
– Будешь играть в гида?
– Что поделать, если путь в трусики моей девушки лежит через исторические факты, – весело бросил ты, и я стукнула тебя по плечу, наигранно возмущаясь. Ты поймал мою руку и нежно поцеловал.
Тот день был насыщен на исторические факты и достопримечательности: площадь Сан-Марко, мост Риальто, прогулка на гондоле по каналам Венеции. Мы ели пасту с чернилами каракатицы, улыбаться после которой точно не стоит, а ты только и делал, что улыбался, чем изрядно веселил меня. Я постоянно фотографировала, чтобы оставить воспоминания о нашей поездке. На большинстве ты кривлялся, как трехлетний ребенок. Я выслала несколько наших общих фотографий папе и маме. Папа ответил мне историческим рассказом. Уверена, мама совала телефон Жерому в лицо, показывая наши с тобой снимки. С Эммой мы практически не общаемся, Адам. Последний раз виделись на Рождество, которое праздновали в альпийском городке Штаад. Ты, наверное, помнишь, что она приехала туда с Полем. Вы даже по-взрослому пожали друг другу руки. Думаю, он был ее группой поддержки. Мы общались вежливо, неловко и старались максимально избегать неприятных тем. Но обе приготовили подарки. Я подарила ей новые тени, она мне книгу по психологии.
После встреч с Бертраном я решила поступить на психологический факультет в Сорбонне. Ты так поддержал меня, Адам. Я тогда сказала тебе, что хочу помогать запутанным, обиженным, грустным мальчикам и девочкам бороться за себя. Ведь в каждом из нас живет ребенок, обиженный, закомплексованный и сбитый с толку. Ты сказал, чтобы я ничего не боялась и следовала зову своего сердца. Ты такой замечательный, Адам. На прощание Эмма тихо прошептала что-то тебе на ухо. Помню, ты замер, а затем крепко обнял ее. Она со смехом постучала тебе по плечу и вырвалась из объятий. Эмма сказала, что простила тебя, Адам. Знаю, для тебя это было очень важно. В тот вечер Эмма уехала с Полем. Они все еще друзья. Не знаю, случится ли когда-нибудь между ними нечто большее. Порой он смотрел на нее таким особенным взглядом. Таким смотрят лишь те, кто очень любит. Одно я знаю точно. Я ей безумно признательна. Ведь именно благодаря Эмме я наконец смогла простить себя. И полноценно окунуться в нашу с тобой любовь.
Помнишь, как, разглядывая уличные лавки в Венеции, я спросила тебя:
– Почему тут повсюду маски?
– В феврале здесь бывает карнавал. Пятьсот лет назад знать и простолюдины прятали свои лица и смешивались с толпой. Говорят, что за маской могла скрываться даже монахиня, спешившая на встречу со страстным любовником. Короли могли веселиться с простым народом, простой народ мог погулять с вельможами. Время тайн, случайных связей и приключений.
– Наверняка еще и пик заражения венерическими заболеваниями. – добавила я, и ты расхохотался.
– Лили, ты такая романтичная натура! – подтрунивал ты.
Помнишь, как мы возвращались на пароме с острова Бурано, там, где разноцветные домики? Ты с таким веселым огнем в глазах рассказывал мне местную байку, почему дома на острове разных цветов.
– Это чтобы мужья их не путали и случайно не оказались у соседки. – Слово «случайно» ты сопроводил забавным жестом-кавычками и смешно поиграл бровями.
– Италия. такая Италия, – пробормотала я с улыбкой.
Ты наклонился и оставил нежный поцелуй у меня на щеке. Я придвинулась ближе к тебе и переплела наши пальцы. Паром был забит людьми, не было свободных мест, практически негде было встать. Мы теснились, словно сардины в банке. Мне это нравилось, потому что я стояла так близко к тебе. Мимолетные движения тела, легкие объятия и поцелуи. Мы не могли перестать касаться друг друга. Ты нашел укромное местечко возле окна, и я была счастлива, что мне больше никто не наступает на ноги. Я смотрела на паромы, катера, как они бороздят волны. Погода была сказочной – это был май. Я подставляла солнечным лучам лицо. А рядом со мной ты, Адам. Такой свободный, расслабленный. Карандаш за ухом, папка с рисунками под мышкой. На половине твоих набросков я, изображенная в разных местах, позах, настроениях. Ты умеешь рисовать меня такой разной, но всегда прекрасной. У тебя талант видеть красоту, подмечать ее и передавать на бумаге. Не зря же ты поступил в школу искусств и считаешься уже одним из самых одаренных студентов. У тебя большое будущее, Адам. Я в этом не сомневаюсь.
Знаешь, бывают моменты, когда ты просто смотришь на жизнь как бы со стороны. Оборачиваешься на людей вокруг, слушаешь диалоги. Там был парень-азиат, который закрывал соседнее окно своей кофтой, чтобы его девушке в лицо не светило солнце. Это выглядело довольно забавно, она смотрела фотографии в телефоне, обрабатывала их, а он стоял с поднятыми руками, прикрывая окно, выгнув неестественно голову, чтобы заглянуть к ней в экран и вставить свои комментарии. Мы переглянулись с тобой и еле сдержали смех. На них смотрели все. Откуда-то послышалось «Such a gentleman.» с американским акцентом. Кто-то громко заржал и сказал по-французски: «Quel idiot»*. Я смотрела на твой профиль и думала: на этом пароме собрались люди со всех уголков земли, решившие в мае посетить Венецию. Меня насмешил комментарий француза, с ним я была согласна больше, чем с восторженной американкой. Хотя, по правде сказать, если бы я была на месте этой девушки, мне было бы приятно. Но я была на своем месте, рядом с тобой. Ты крепко обнимал меня и периодически шептал мне пошлые шуточки на ухо. Для меня до сих пор секрет, почему твои идиотские шуточки смешат меня так сильно. Но я, конечно, не подавала виду, бросала на тебя недовольные взгляды, чем сильнее раззадоривала.
А затем начался закат, и этот закат я не забуду никогда в жизни, Адам. Ты поднял руку, указывая на небо в крошечном окне, и я проследила за ней. Мы не стали доставать телефоны, не стали судорожно пытаться поймать закат на камеру. Мы просто смотрели на алое небо с невероятно яркими оранжевыми тучами и малиновыми всполохами. Огненный шар опускался все ниже и ниже. Небо пылало. Возможно, мое воображение сделало этот закат еще более прекрасным, чем он был на самом деле. Но это ведь к лучшему. Камера всегда упрощает, сжимает, не передает истину. Я тогда подумала, что, возможно, я никогда не узнаю ни смысла жизни, ни своего предназначения. Но, может быть, я на этой земле, чтобы увидеть этот закат? Оставить его в своей памяти и позволить своему воображению сделать его лучшим закатом в моей жизни. Соленые брызги летели в разные стороны, паром возвращался в Венецию, а солнце опускалось над городом на воде, окрашивая небо в невообразимые краски. Я держала тебя за руку. Мы были этому свидетелями, понимаешь? Наша любовь была этому свидетелем.
Если ты меня спросишь: «Что такое любовь?»
Я отвечу, что любовь – это мы.
Я скажу тебе, что любовь – это самое невероятное, что мне приходилось испытывать.
Любовь – это шестое чувство, самое загадочное и таинственное.
Я люблю тебя, Адам.
Твоя Лили
__________________________________
* Вот придурок (франц.).
Конец