ы, тварь… ты полезла не в свое дело. А я, – неожиданно спокойно прибавил он, – а я ничего не знаю, так что можешь не корчить из себя следака.
– А я и есть следователь, – растерянно сказал Сванидзе и попытался было предъявить свое многострадальное удостоверение, но я так посмотрела на него, что он тут же его спрятал.
– Ладно! – выговорила я. У меня пропало всякое желание допрашивать подбитого ублюдка под усиливавшимся дождем. Тем более что изначально было очевидно, что он ничего не скажет. Достаточно того, что я запомнила номер машины, на которой эти милые молодые люди нас преследовали, и того, что, не подумав, выдал один из подопечных белобрысого, а именно прозвище того, кто их прислал: Ус. Я взъерошила свои воспоминания и не нашла в них никакого Уса. Нет, был некто Гена Ус, китаец и редкий наглец, который промышлял в Москве сбытом паленого героина, но он никак не мог в этом деле фигурировать, потому что его-то убили совершенно точно – а потом для верности кремировали, так что его смерть была куда более определенной, чем, скажем, Димы Белосельцева.
Я глянула на притихшего бандита сверху вниз. Он лежал, поджав подбитую ногу под себя и обхватив ее за голень обеими руками. Поза была жалкая. Я медленно направилась к машине. Видок у нее был еще тот: дверь во стороны водителя оторвана, лобовое стекло прошито пулей, капот забрызган грязью.
– Интересно, есть ли в этой глухомани автосервис… – пробормотала я, падая на сиденье. Сванидзе подобрал валяющуюся на земле дверцу и сунул ее в багажник.
«распакованный» салон нещадно хлестал ветер с дождем…
Глава 12
К моему счастью, автосервис в глухомани оказался. Пока там разбирались с повреждениями, нанесенными моей машине, Сванидзе все-таки дошел до милиции и дал показания по факту нападения на нас. Сванидзе требовал немедленно задержать тех двоих, что валялись на дороге. Теперь, по прошествии некоторого времени, я могла признать, что, по крайней мере, одного из них можно было притащить в местное отделение. Ничего толкового от него, быть может, и не добились бы, но…
Впрочем, говорить об этом было поздно: когда на место происшествия приехала патрульная машина с мигалками, тех двоих уже там не было. Смыло даже следы крови, и потому менты вполне могли посчитать весь рассказ Берта за его собственные болезненные домыслы. Кому хочется фиксировать лишнее преступление на вверенном тебе участке? Я не сомневаюсь, что местные стражи порядка так бы и сделали, не найдя доказательств нападения (к тому времени даже машину мою отремонтировали!), и не стали бы оформлять протокол. Но у Берта Эдуардовича были «корочки» московской прокуратуры, и они внушали некоторое уважение.
Пока чинили мою машину, а Сванидзе препирался с ментами, я набрала номер Родиона и рассказала о происшествии. Он вздохнул и, помолчав, произнес:
– Чего-то подобного я и боялся. Почти не сомневаюсь, что на вас напали те же люди, что похитили Нину Алексеевну. Хотя, конечно, это еще нужно доказать.
– Я запомнила номер их машины. Московский. Пробейте его по базе данных московской ГИБДД. Интересно, на кого машина оформлена. Кстати, они навесили фальшивые номера. Страховались. И ведь получилось бы, не ударься самый жирный из них головой об эти номера.
– Какой номер?
Я продиктовала.
– Да, Родион Потапович, – прибавила я. – Между собой они упомянули некоего Уса. Вот насчет него еще…
– Сейчас попробуем, – отозвался Родион. – Я тебе перезвоню, как пробью номера.
Он перезвонил примерно через полчаса. Хозяина машины установил.
– Некто Митрохин Феликс Иванович. Если он там был, то ты наверняка его запомнила, – с некоторой иронией добавил Шульгин. – Такой смазливый, белокурый молодой человек.
– Был. Он тут говорил про Гаагский международный суд. Умный, – откликнулась я. – Значит, Феликс его зовут. А кем наш Феликс работает?
– Сейчас он безработный, – сказал Родион. – Только меня такой расклад не устроил. И я дал несколько запросов по этому Митрохину по своим каналам. Выяснилось, что не так давно Митрохин сотрудничал с неким охранным бюро «Аякс».
– А как насчет Уса? Нет там в этом «Аяксе» такого?
– Если бы было все так просто, то никто бы в нас с тобой, Мария, не нуждался, – усмехнулся Родион.
– Понятно…
– Да нет, не может тебе быть понятно. Я еще ничего не сказал. Потому что возглавляет охранную структуру «Аякс» некто Олег Янович Усов. Олег Янович – бывший сотрудник КГБ, полковник, и – более того! – мне удалось установить, что он долгое время работал под началом генерала Поземова, тестя нашего с тобой клиента, Сергея Георгиевича Белосельцева.
– Все один к одному, – прошептала я.
– Да, но только еще нужно разобраться, случайны ли они, эти совпадения – что, конечно, вряд ли… или одно вытекает из другого. И зачем людям этого Усова нападать на вас со Сванидзе, это тоже следует установить. Хотя, если исходить из тобой рассказанного, они тебя недооценили. Да и Берт неожиданно для себя проявил бойцовские качества.
– Из-за него теперь нас прочно взяла в оборот местная милиция, – пробормотала я. – Те доблестно пишут протоколы, Сванидзе разглагольствует, сказав А, говорит Б, В, Г и прочие буквы алфавита, усердно повторяет, что ему не хочется быть пешкой в грязной игре, ну и все такое из его прокурорского репертуара.
– Понятно, – сказал Шульгин. – Ладно, не унывай, Мария. Я тоже тут не сижу сложа руки. Так что если что важное – я тебе немедленно сообщу, ну и ты, соответственно, звони. Как приедешь на место, уведомь. И будь осторожна, боюсь, что этим спровоцированным ДТП с последующим мордобоем неприятности не ограничатся.
– Добрый вы, однако, Родион Потапыч. И оптимистичный. Ну ладно, привет вашему Тапику и Валентине.
Воронеж встретил нас неожиданным солнышком. Не мудрствуя лукаво, мы сразу направились через весь город к находящемуся на окраине громадного Шибаевского леса «пансионату номер 6», как в просторечии именовали областную психиатрическую клинику. Впрочем, солнышко скоро осталось за кадром: приближался влажный, пропахший сосной и землей, с примесью палых листьев вечер.
…Уже темнело, когда наше авто подкатило к высокому желтому зданию, обсаженному корявыми вязами и еще более корявым разлапистым кустарником, похожим на армию редкостно уродливых карликов, вооруженных пиками и дротиками. Ворота с охранником остались в пятидесяти метрах позади, и теперь я уверенно подрулила к массивным дверям, выкрашенным в темно-коричневый цвет. Сидящий на лавочке возле этих дверей и щурящийся на рассеянный свет фонаря человек с признаками явной олигофрении на безмятежном мутном лице нелепо подпрыгнул на месте и пробормотал что-то слюнявым ртом. Сванидзе вежливо раскланялся с пациентом клиники и сопровождающим его санитаром.
– Скажите, пожалуйста, – проговорил он, – главврач еще у себя?
– Он допоздна, – угрюмо ответил санитар, придерживая за рукав олигофрена. – Он обычно поздно уходит. А иногда и в кабинете ночует.
– Чу-у-уйет!! – неожиданно гавкнул больной и начал плеваться в нашем направлении. Сванидзе назидательно изрек, поднимая указательный палец:
– Наверно, таких больных все-таки стоит содержать в палатах. А не выводить на прогулку.
– Давай иди, умник, – огрызнулся санитар. – А то главврач, не ровен час, улетучится.
– Я где-то читал, что, долго работая в подобных учреждениях, санитары и врачи во многом уподобляются своим пациентам, – заявил Сванидзе, когда мы вошли в прохладный затемненный вестибюль с окрашенными в темно-синий цвет стенами. – Сейчас поясню свою мысль. Проще говоря…
Не обращая внимания на речь Берта Эдуардыча, я спросила у сидящей в регистратуре мрачной сухой женщины с тяжелым подбородком:
– Добрый вечер. Мы хотели бы видеть главного врача, доктора Круглова.
– Илья Климович не принимает, – ответила та низким, без признака интонаций голосом.
– Мы из московской прокуратуры, – просунул в окошко свое удостоверение Сванидзе. – Так что он никак не сможет нас не принять.
Та сощурила глаза на бертовские «корки»:
– Сванидзе, из Москвы? А этот, который на втором канале, такой бородатый телеведущий…
– Он родственник Альберта Эдуардовича, – важно объявила я, не краснея.
Регистраторша поспешила сказать:
– Конечно, я сейчас сообщу Илье Климовичу о вас, и если это важно…
– Это важно.
– …то он вас примет, – уже тихо договорила женщина.
Доктор Круглов нас принял. Выяснилось, что и его голос, и его обличье соответствуют обтекаемой его фамилии. У Круглова были такие медоточивые интонации, как будто он только что сытно покушал блинов со сметаной, его толстые губы время от времени вытягивались в трубочку, особенно когда он характерно тянул «о» и «у», а глаза, темные, чуть навыкате, приветливо блестели за массивной роговой оправой. Доктор Круглов был непомерно толст, и создавалось впечатление, что он сросся со своим громадным столом, и это впечатление не разрывалось даже тем обстоятельством, что стол был черный, а халат главврача – молочно-белый.
– Чем могу служить Москве? – кругло улыбнулся он, и во рту его среди желтоватых крупных зубов блеснули две золотые коронки, одна возле другой.
– Дело в том, что в вашей клинике в свое время работал Владлен Моисеевич Горовой, – начала я.
– Да, – еще шире заулыбался Круглов. – Работал, мы и сейчас с ним сотрудничаем, и если быть откровенным, то недавно я с ним говорил по телефону.
– Когда?
– Да вот дня четыре назад, если мне не изменяет память. А она мне изменяет куда чаще, чем самая ветреная женщина своему мужу, – пошутил доктор Круглов.
Но я осталась совершенно серьезна:
– Илья Климович, нам нужна информация о том, чем занимался в вашей клинике Горовой и с кем конкретно из пациентов он более всего работал. И список его пациентов.
– Вы говорите не по существу, девушка, – сказал Илья Климович, не меняя сладкого «блинного» выражения на лице. – Вы, голубчик, даже не понимаете, чего требуете. Какой список пациентов?