Нет. Не дурак Сашка. Ох и не дурак!
И смотри, как в экстремальной ситуации человеческие качества в нем просыпаются! Куда только делась эта блатная присыпка? С наркомановскими понтами наружу? Приятно удивил.
– Молодца, Шурик. Вот тут телефон…
– Без двушки можно!
– Помолчи. Але. Але! Милиция? Срочно наряд по адресу, тут женщину убивают. Ага. Еще жива. Знаю, раз говорю! Гоголя двадцать шесть, двадцать три. Да. Нет, наоборот, дом двадцать шесть! Да. Что? Доброжелатель звонил. Аноним. Все, до скорого!
И нажал на рычаг.
Сразу же позвонил и по «ноль-три». Тоже от доброжелателя. И тоже нагнал жути про умирающую женщину. Разумеется, про диабет тоже не забыл рассказать.
– Все! Теперь можно и за лекарством. Николая Музыки, дом двенадцать. Не понял, а номер квартиры там написан? Это что, частный сектор?
– Не-а. Да ладно, на месте разберемся!
– Бегом!
Мы помчались в гору по улице Степаненко, чуть не ломая ноги о булыжную мостовую. Заправка, общественная баня, тут, кажется, улица Николая Музыки начинается. Точно! Баня – первый дом.
– Сюда!
Через пять минут были на месте.
Нет. Не частный сектор.
Двухэтажная сталинка, э-э… всего на один подъезд? Да она и… не совсем двухэтажная: куб на три окна – трехэтажный, три на пять – двухэтажный. И… мечта всей моей жизни – открытая площадка на втором этаже в качестве огромного балкона: балюстрада, гипсовые вазоны на углах! Правда, все какое-то ушатанное, запущенное, с заплатками рваного раствора в глубоких трещинах, откуда торчат в разные стороны арматурины. Как построили после войны – так ремонта и не делали.
Эти открытые площадки вместо балконов, как только развалился Союз и ослаб – да что там ослаб, пропал, канул в Лету городской архитектурный контроль, – продуманный народ шустро стал застраивать непроницаемыми стенами с кровлей. На месте милых моему сердцу старинных оградок появились уродливые коробки из ракушечника и кирпича – мостили себе лишнюю комнату к квартире.
Какая глобальная вопиющая глупость!
Получить от судьбы золотую чашу и соорудить в ней… корыто для свиней.
Конечно, так практичнее. Только ведь… одними свиньями сыт не будешь.
Горько!
До развала страны еще лет семь и чудесные площадки пока еще живы. Правда… загажены, в данном конкретном случае, до безобразия. Если так… то действительно уж лучше лишняя комната – уродливым наростом на изящном здании.
Эх, люди!
Нырнули в подъезд.
А! Тут внутреннее размещение жилья, как в малосемейках, – коридор на протяжении всего этажа и квартиры по сторонам, как комнаты в общаге. И видно отлично, как народ некоторые свои норки объединял отдельным входом, отсекая общий коридор самопальными стенами. Еще один финт ради лишних квадратов жилплощади. Шариковы!
Пусть убого, пусть коряво – но зато подарочек.
Пошли на обход.
– Чего? Какое лекарство? А ну, вали отсюда! – Мужик в дырявой тельняшке и трениках, весь в наколках с головы до пят, синий во всех смыслах этого слова. – Еще тут увижу… башку оторву!
– Лекарства вам? Наркоманы проклятые! Когда же вы передохнете все? Вот сейчас милицию вызову! – Худенькая старушка с острым взглядом охранницы режимного подразделения. – Я уже иду звонить!
– Взрослых нет дома! Я никому не открою, – детский голос. – Вы не из школы? Скажите училке, что я болею.
Вот и весь первый этаж.
По крайней мере, чисто.
Поднялись на второй. Слева направо: первая квартира та, где шикарная балкон-площадка. На звонок не открывают. И дверь заперта. Господи, а почему же здесь так все загажено? Тут вообще, что ли, не убирают никогда? Иметь такую мечту в интерьере, как балкон-площадка, и… да здесь точно люди живут? Не свиньи? И воняет как в хлеву… О! Мухи! Да во всем городе мух нет. А здесь есть! Блин, и тараканы…
Вторая квартира вообще заколочена крест-накрест. Да она опечатана! А чернила уже выцвели от времени. Любопытно, что бумажку никто не порвал. Чтят закон! Хоть и… орки тут живут.
Дверь третьей квартиры оказалась в самом торце коридора.
Мне пришло в голову, что именно здесь двухэтажный корпус прирастает третьим этажом. Получается… двухуровневая квартира? Ничего себе шик! Три окна в стене – это метров восемь, не меньше. Умножаем, удваиваем – в сто двадцать квадратов хата! Да еще и в два этажа.
Буржуи!
Если эта застройка предназначалась, насколько я знаю, для строителей города, то в этом «скворечнике» наверняка жил босс! Какой-нибудь начальник треста или крутой архитектор. Любопытно, что весь ряд домов по этой улице, а она без малого с полтора километра, строился практически в степи. За городом. Жили по одну сторону новой улицы. А с другой, восточной стороны дороги, народ сажал себе картошку и выращивал морковь с укропом. Это чтоб далеко не ходить – времена были голодные. Сейчас здесь практически центр города: тихий патриархальный райончик среди вольготно раскинувшихся высотных массивов кругом. Напоминает «глаз бури», где вечный штиль тихим пятачком уживается с безумствующей рядом стихией.
А где были огороды – так и осталась частная застройка. Просто вокруг грядок выросли стены из рваного камня и появились домики.
Морковь нужна во все времена!
Мы с Сашкой стояли перед высокими старинными дверями и почему-то не решались позвонить в звонок. Видимо, потому, что он был какой-то архаичной конструкции: с потемневшими от времени завитушками вокруг кнопки. Не пойму, почему нас останавливала такая ерунда?
Наваждение какое-то.
Я встряхнул головой и бесстрашно утопил кнопку пальцем.
Что это? Звон колокола? Да ладно!
Еще позвонил.
Бом! Бом! Бо-о-о-ом!
Никто не выходит.
Нетерпеливый Сашка потянул дверь на себя.
Открыто!
Заглянули – темень несусветная. И… чем-то воняет. Точнее, даже не воняет, наверное. Пахнет. Так как запах не то чтобы противный, а… непривычно экзотический. Ладан, что ли? Или… камфора? На ум пришло подходящее слово – благовония.
Ну… пусть так.
– Пойдем, что ли… – шепнул Сашка. – Посмотрим, что там.
А ведь он тоже того… дрейфит.
Мы осторожно зашли в прихожую.
Я нащупал на уровне головы выключатель на витых наружных проводах. Щелкнул. Электричества не было! А что… так можно жить? Ведь квартира брошенной не казалась. Более того, она была… жилая! Человеческое тепло ни с чем не перепутать.
Слева от прихожей, откуда-то сверху, раздался далекий шорох.
Я заглянул за угол – там была лестница. Старинная, изогнутая, с пузатыми балясинами, поддерживающими широкие перила. По такой лестнице просто тянуло прогуляться кверху. Вперед, гардемарины!
Ступени под ногами мягко поскрипывали, создавая ощущение благородной старины, а ширина пролета позволяла нам с Сашкой шагать бок о бок, не отставая и не забегая вперед. На втором… а если в масштабе всего дома – на третьем этаже было гораздо светлее. Там был огромный зал без перегородок. В три стены – по три окна в каждой – и на некоторых окнах тяжелые портьеры были слегка раздвинуты. Пол устлан толстенными коврами, а стены задрапированы пыльным бархатом болотно-зеленого цвета.
Да, точно – темно не было.
Поэтому хорошо было видно хозяина, который сидел по-турецки на каком-то помосте. Он прекрасно видел, что к нему кто-то пришел, но продолжал невозмутимо курить что-то невообразимо сладкое, тлеющее в трубке с длиннющим мундштуком.
Но не в этом была главная странность ситуации.
Сам хозяин представлял собой что-то невообразимое, ибо странностей в этом человеке было столько, что мы…
Да мы просто выпали в осадок!
Застыли в шоковом состоянии, как два соляных столба.
Ну и ну!
Такого я еще не видел.
Глава 17Собачья философия
С чего начать?
Видимо, с того, что бросалось в глаза сразу.
А бросалось очевидное: перед нами сидел глубокий старик. На вид – лет девяносто, ну никак не меньше. Ассоциативно он сильно напоминал высушенный в Каракумах саксаул, годный разве что для цепляния к его колючкам упряжи для верблюдов: весь кривой, несимметрично раскоряченный и цветом очень похож на старую отполированную деревяшку. На смуглом ссохшемся теле, чем-то напоминающем мумию фараона, – ни одного волоска. Включая и то место, где когда-то были брови. И… странным образом выглядело это нормально, словно так и задумано Мамой-Природой.
Почему первым словом я упомянул определение «кривой»?
Да просто в непропорциональном силуэте старика все выглядело вызывающей дисгармонией – голова несоразмерно велика по отношению к миниатюрному тельцу, одно плечо выше другого, а позвоночник так искривлен – видимо, старческим сколиозом, что как минимум в двух плоскостях эти вопиющие искажения были заметны даже невооруженным взглядом. Да так, что старик оставлял впечатление чуждого нашей цивилизации гуманоида!
Вообще, у него все было не слава богу: на руке, которой старик держал трубку, не хватало двух пальцев, недоставало правой ушной раковины, тогда как левое ухо выглядело так, будто его волки рвали. Причем всей стаей. По очереди. Насчет целостности глаз твердой уверенности не было, но все-таки, похоже, один из двух зрительных органов был-таки малость… ну, не совсем функционален. По крайней мере, несколько отставал по синхрону от движений второго глаза. И как раз со стороны отсутствующего уха – все совпадает.
Ну и интересная же была судьба у человека! Наверное…
Старик все же среагировал на наше появление – медленно поднялся из своей экзотической позы на ноги (между прочим, без помощи рук, хотя одна нижняя конечность у него оказалась чуть короче другой), шагнул хромая в сторону окна и уселся там в глубокое старинное кресло, которое выглядело как антиквариат работы какого-нибудь мастера Гамбса.
Мы продолжали стоять, разинув рты от передоза экзотики.
А дед-саксаул сидел, вольготно по-ковбойски закинув ногу на ногу, и равнодушно разглядывал наши изумленные рожи.
Да! Надо обязательно упомянуть, во что этот странный кадр был упакован – его облачение, думаю, достойно подиумов Вячеслава Зайцева, благо в этом времени наш отечественный кутюрье уже почти знаменит.