можно разглядеть одну или несколько еле заметных отметок – посланий мира ушедшего. Один из граптолитов, которые мне довелось обнаружить, сохранился с необыкновенной четкостью. Он напоминает набор накладных ресниц, но крошечных, как для куклы Барби. Залашевич говорит мне (явно преувеличивая), что это “образец музейного качества”. Я кладу его в карман.
Поскольку исследователь показывает мне, что именно надо искать, я тоже уже различаю следы вымирания. В темных сланцах спрятано множество различных граптолитов. Вскоре я набираю так много образцов, что карманы моей куртки оттягиваются. Многие ископаемые по виду напоминают букву V, с двумя лучами, выходящими из центральной точки. Другие похожи на застежку-молнию, третьи – на вилочковую кость. У некоторых одни лучи выходят из других, образуя как бы крошечное деревце.
Светлая порода, напротив, бесплодна: там едва ли удастся найти хоть один граптолит. Складывается впечатление, что переход от одного состояния к другому – от черного камня к серому, от изобилия граптолитов к почти полному их отсутствию – произошел внезапно. И это действительно произошло внезапно, подтверждает Залашевич.
“Переходом от черного к серому здесь отмечен, если угодно, переломный момент между обитаемым морским дном и необитаемым”, – говорит он. “И этот переход можно было бы пронаблюдать в течение одной человеческой жизни”, он определенно “в духе Кювье”.
В походе в Добс-Линн нас сопровождают двое коллег Залашевича – Дэн Кондон и Иэн Миллар из Геологической службы Великобритании. Будучи специалистами в области химии изотопов, они собирают образцы каждой полосы обнажения, надеясь, что те содержат крошечные кристаллы циркона. По возвращении в лабораторию исследователи растворят кристаллы и прогонят через масс-спектрометр, что позволит им узнать с точностью примерно до полумиллиона лет, когда сформировался каждый из слоев[44]. Миллар – шотландец, поэтому он заявляет, что моросящий дождь его не пугает. Однако вскоре даже он вынужден признать, что уже не моросит, а попросту льет. Ручейки грязи стекают по камням, и становится невозможно собирать чистые образцы. Решено продолжить на следующий день. Геологи упаковывают свое снаряжение, и мы хлюпаем по тропинке вниз к машине. Залашевич забронировал для нас номера в гостинице ближайшего городка Моффата; его главные достопримечательности, как я вычитала, – самый узкий в мире отель и бронзовая скульптура барана.
После того как все переоделись в сухую одежду, мы встречаемся в гостиной отеля, чтобы выпить чаю. Залашевич принес несколько своих недавних публикаций о граптолитах. Откинувшись на спинки кресел, Кондон и Миллар закатывают глаза. Не обращая на них внимания, Залашевич терпеливо объясняет мне суть своей последней монографии “Граптолиты в британской стратиграфии”, в которой шестьдесят шесть страниц, набранных мелким шрифтом, и подробные изображения более шестисот пятидесяти видов. В монографии процесс вымирания предстает более систематическим, но и менее наглядным, чем на мокром и скользком склоне. До конца ордовика доминировали V-образные граптолиты. К ним относились виды Dicranograptus ziczac (чьи крошечные ячейки располагались вдоль лучей, которые сначала изгибались в разные стороны, а затем сходились друг к другу, как бивни) и Adelograptus divergens (у представителей этого вида, в дополнение к двум основным лучам, по бокам выступали небольшие отростки, словно большие пальцы). Пережить вымирание смогла лишь жалкая горстка видов граптолитов; со временем, уже в силуре, они вновь заселили моря и частично восстановили свое многообразие. Однако у силурийских граптолитов тело было вытянутым, напоминало скорее палку, чем разветвленные лучи. V-образная форма исчезла навсегда. Отчасти это напоминает судьбу динозавров, мозазавров и аммонитов – когда-то очень успешных видов, канувших в Лету.
Изображение граптолита Dicranograptus ziczac, в несколько раз увеличенное по сравнению с реальным размером
Что же произошло 444 миллиона лет назад, почему почти исчезли граптолиты, не говоря уже о конодонтах, плеченогих, иглокожих и трилобитах?
В первые несколько лет после публикации гипотезы Альваресов предполагалось – во всяком случае, теми, кто не считал эту гипотезу “бредом собачьим”, – что единая теория массового вымирания уже на подходе. Если астероид вызвал один разрыв в палеонтологической летописи, то логично было предположить, что столкновения послужили причиной и всех остальных разрывов. Эта идея стала популярна в 1984 году, когда двое палеонтологов из Чикагского университета опубликовали обстоятельный анализ палеонтологической летописи морских ископаемых. Исследование выявило, что помимо пяти крупнейших массовых вымираний происходило множество менее масштабных. Когда все они были рассмотрены вместе, проявилась некая закономерность: похоже, массовые вымирания происходили через регулярные интервалы времени приблизительно в двадцать шесть миллионов лет. Иными словами, вымирания происходили периодическими вспышками, словно нашествия цикад, одновременно выползающих из-под земли. Эти палеонтологи – Дэвид Рауп и Джек Сепкоски – не знали точно, что вызывало эти вспышки, но их наилучшим предположением стала идея о некоем “астрономическом и астрофизическом цикле”, связанном с “прохождением нашей Солнечной системы через спиральные рукава Млечного Пути”69. Группа астрофизиков – по случайному совпадению, коллег Альваресов по Беркли – сделала следующий шаг в этих рассуждениях. Периодичность, по их мнению, можно объяснить тем, что у Солнца есть небольшая “звезда-компаньон”, которая каждые двадцать шесть миллионов лет проходит через облако Оорта[45], что и вызывает кометный дождь, сеющий на Земле разрушения. Тот факт, что никто никогда не видел этой звезды, названной “Немезида” (вполне в стиле фильмов ужасов), для группы из Беркли представлялся некоторой проблемой, однако отнюдь не непреодолимой: в космосе еще множество некаталогизированных маленьких звезд ждут своего часа.
В популярных СМИ теория под названием “дело Немезиды” вызвала почти столько же шума, сколько сама астероидная гипотеза56. (Некий репортер писал, что в этой истории есть все, кроме секса и королевской семьи.) Журнал Time опубликовал на эту тему статью, разместив иллюстрацию из нее на обложке номера; а вскоре последовала другая неодобрительная редакционная статья в газете New York Times70 (редколлегия высмеяла выражение “таинственная звезда смерти”). И на сей раз тон был выбран верный. Хотя группа из Беркли провела следующий год, разглядывая небо в поисках Немезиды, никакого проблеска “звезды смерти” не обнаружилось. Но что важнее, при более тщательном анализе сами доказательства периодичности начали разваливаться. “Если в чем-то и достигнуто согласие, так это в том, что то, что мы видели, было статистическим совпадением”, – сказал мне Дэвид Рауп.
Тем временем поиски иридия и других признаков столкновений с внеземными объектами шли на спад. Как и многие другие, Луис Альварес ввязался в эти поиски. Когда научное сотрудничество с китайцами было делом почти неслыханным, ему удалось заполучить образцы пород из Южного Китая, с пограничного слоя между пермью и триасом.
Вымирание конца пермского периода – пермо-триасовое – было самым массовым из Большой пятерки: оно чуть не привело к полному исчезновению многоклеточной жизни вообще. Луис с большим волнением обнаружил слой глины, располагающийся между пластами пород в образцах из Южного Китая, – как в Губбио. “Мы были уверены, что там будет много иридия”, – вспоминал он позднее71. Однако китайская глина с химической точки зрения оказалась ничуть не примечательной: иридия в ней содержалось ничтожно мало, и его даже невозможно было измерить. Концентрации иридия, превышающие нормальные, позже нашли в слоях конца ордовикского периода, в частности, в образцах пород из Добс-Линна. Однако никаких других характерных следов столкновения – таких как, скажем, шоковый кварц – в соответствующих пластах найдено не было, и поэтому ученые решили, что повышенный уровень иридия связан всего лишь с причудами процесса образования осадков.
Согласно принятой на сегодня теории, вымирание в конце ордовика было вызвано оледенением. Бóльшую часть периода преобладал так называемый парниковый климат – концентрация углекислого газа в воздухе была высокой, и такими же были температура и уровень моря. Однако как раз примерно в то же время, когда разразилась первая вспышка вымирания – та, которая нанесла серьезный ущерб граптолитам, – уровень CO2 снизился. Температура упала, и Гондвана оледенела. Доказательства ордовикского оледенения найдены на удаленных друг от друга остатках суперконтинента – территориях нынешних Саудовской Аравии с Иорданией и Бразилии. Резко снизился уровень моря, и многие морские местообитания были уничтожены, отчего пострадало множество морских организмов. Также изменился химический состав морской воды; в частности, холодная вода содержит больше кислорода. Никто не знает, что именно убило граптолитов – изменение температуры или какое-то из целого ряда последствий. Залашевич описал мне это так: “В библиотеке лежит мертвое тело, а полдюжины лакеев бродят вокруг с глупым видом”. Никто не знает, что вообще вызвало изменения. Согласно одной теории72, оледенение спровоцировали древние мхи, которые заселяли сушу и при этом поглощали углекислый газ из воздуха. Если это так, то первое массовое вымирание животных было вызвано растениями.
Вымирание конца пермского периода, вероятно, также было вызвано климатическими изменениями. Однако в этом случае изменения шли в противоположном направлении. Как раз во время вымирания, 252 миллиона лет назад, произошел выброс в атмосферу огромного количества углерода – настолько массовый выброс, что геологи даже не представляют, откуда могло взяться столько углерода. Температура подскочила