— Не Бог весть, но хоть что-то, — закончив разговор, сказал Венька Елдынбаеву. — Ну что, голова? Перекусим, да за статью?
— Давай, — отозвался Елдынбаев. Венькина активность ему весьма импонировала.
— В какую газету сунем? — спросил Венька, поставив на огонь приготовленный еще Леной борщ.
— Сунуть-то можно в любую, — ответил Елдынбаев. — Напечатают ли? Давай попробуем в «Дуэль», эти точно тиснут.
— Или в «МК».
— Эти тоже тиснут, но предварят какой-нибудь хохмочкой, так что народ может счесть за юмор.
— Что у нас еще в программе? — спросил Венька, нарезая хлеб. — Чеснок будешь?
— Команда нужна, — убежденно сказал Елдынбаев. — Чтоб везде кучей ходить. В каком-нибудь «Шпигеле» напечататься. Ну и так далее по ходу дела. А чеснок давай, чеснок я люблю…
Статья написалась на удивление легко. Разумеется, про потустороннее тут не было ни слова. В этом не было необходимости — изложенные факты о заработках, жилье, заморских счетах, вечернем времяпрепровождении высших чиновников сами по себе казались потусторонними. Про помойки, про это Эльдорадо для стариков, где можно было приодеться и разжиться просроченной колбасой, в статье также не было ни слова, хотя сравнение так и напрашивалось.
Про помойки, после которых тебя неделю преследует запах пропавшей капусты, гари и еще чего-то химического, острого, въевшегося до печенок, вспомнил Елдынбаев. Оказывается, он побывал на знаменитых подмосковных помойках, подпитываемых жирующей столицей. Как в Елисеевский магазин попал. Стариков здесь была пропасть, и все с каталками, с рюкзаками. Это были еще достаточно крепкие старики и старухи, способные набить свои мешки и допереть их до дома. Прочим старцам немощь позволяла лишь шарить по дворовым бакам.
Вот про эти баки и помойки тоже нелишне было бы вспомнить, но тогда статья получилась бы перегруженной. Кстати, посетители помоек с каждым месяцем всё более стремительно молодели, что вызывало нарекание старой гвардии. Молодым нужно пахать, зашибать трудовую копейку, а помойки — вотчина стариков, которые уже оттрубили свой срок, отдали дань Родине. Заслужили, так сказать, право на бесплатную помойку…
Максимчик с Куреповым уже имели встречу по поводу наглого выверта Рапохина-младшего. Приболевшего Президента решили об этой неприятности не оповещать, Президент был гарантом благополучия, гаранта следует беречь и лелеять. Судя по всему, Рапохин отбился от рук окончательно, а потому участь его была решена. Да тут еще Венькин звонок председателю Госдумы, о каковом звонке председатель незамедлительно уведомил Курепова. Ясно было — безнадежен и вследствие этого опасен.
Пристрелить Рапохина, как бешеную собаку, подослать ночью Дохлера-крысу, чтобы перегрыз ему, спящему, сонную артерию, или растерзать в каземате как-то рука не поднималась. Курепов помнил, что Венька не единожды спасал его от верной гибели. Другое дело несчастный случай, какая-нибудь автокатастрофа, наезд, кирпич сверху. Всё должно быть натурально и эффективно.
Тут еще вот какая закавыка. Веньку, оказывается, охранял некий ангел. Гыгу шуганул только так. Потом вроде как исчез, и Гыга провел пару операций, правда неудачных — то этот казах встрял, то сам Рапохин за рулем оказался верток. Исчез-то исчез, а где гарантия, что вновь не объявится? Поэтому Гыга осторожничал. Вариант с Дохлером или ему подобный вариант был палкой о двух концах — ангелы терпеть не могли мелкопакостной нечисти из потустороннего подвала. Так что действовать должны были представители человеческого племени.
Три внештатника должны были «доработать» Венькину «Ауди» таким образом, чтобы в нужный момент отказали тормоза. Дело было минутное, и они рискнули сделать это днем. На случай неудачи с машиной ребятишки из спецслужбы Резиденции, бывшие Венькины соратники, были расставлены по постам и имели единственной целью создать предпосылки для несчастного случая. Засвечиваться было рискованно — узнав, Венька мог запросто убить.
Игра эта была опасная и мало кому из спецназовцев понравилась. Такого клиента следовало «снимать» издалека снайперской винтовкой с оптическим прицелом, не приближаясь ближе, чем на 50 шагов. На более близком расстоянии роли менялись, уже не Венька, а ты становился мишенью. И тут не имело значения, что ты мог опередить и выстрелить первым. Попасть в этого дьявола было невозможно, он чувствовал до миллиметра траекторию пули. Зато следующий выстрел был за ним, а он никогда не промахивался.
Засевшего у себя дома Веньку нужно было вытащить на улицу, и Гыга, не мудрствуя лукаво, «обратился» к Елене Карповне. Ей ничего не понадобилось внушать, при одном только напоминании о Веньке она вспыхнула, как порох. Гыге потребовалось лишь облечь её пылкое чувство в надлежащее словесное обрамление. Как только нужные слова возникли в её хорошенькой головке, она позвонила Веньке.
Глава 41. Случайное знакомство
— Слушай, давай лучше я уйду, — сказал Елдынбаев, ощущающий себя большой обузой. — Часика три где-нибудь погуляю, а то и вообще к Олегу смотаюсь.
— Не суетись, дружище, — отозвался Венька, засовывая в кожаный саквояж большой сверток. — Всё равно я должен передать ей баксы. Не потащится же она, хрупкая, слабая, через воровской город с баксами.
— Ну, раз так, — сказал Елдынбаев, подходя к окну. — Я в твои дела не лезу, только сдается мне…
Он не закончил, так как увидел с высоты четвертого этажа, что у Венькиной «Ауди» крутятся два мужика, что передняя дверь приоткрыта и за рулем вроде как сидит третий мужик. На угон это похоже не было.
— Вень, — сказал Елдынбаев спокойно. — Ты только не дергайся. Там мужики вскрыли твою машину.
Венька подскочил к окну, потом опрометью бросился к выходу.
— Не вздумай садиться в машину, — крикнул вдогонку Елдынбаев. — Там бомба.
И добавил уже тише:
— Ну, началось.
Он видел из окна, как во двор выметнулся Венька, как два мужика рванули в разные стороны, а третий замешкался в машине и был выброшен из неё железной Венькиной рукой, как после этого Венька рубанул лежащего мужика ребром ладони по шее и, ухватив за ворот, бегом поволок в подъезд. А ведь мужик был немаленький, тянул на все девяносто. Экий бугай, этот Венька.
Открылся лифт, заелозил ключ в замке, и Венька втащил в коридор тяжелое бесчувственное тело.
— Нет, не знаю такого, — сказал Венька, всмотревшись в тугощекую физиономию мужика. — Допроси. На всякий случай свяжи, а-то кто её знает, эту шпану толстомордую. И вот что — позвони «02», скажи, что во дворе стоит заминированная машина. Не дело.
— Не дело, — согласился Елдынбаев. — Вень, я чего хотел сказать-то. Сдается мне, что зря ты направо-налево раздаешь нажитое. Примета плохая.
Но Венька, прихватив саквояж, уже захлопнул за собой дверь…
До метро Венька докатил на троллейбусе. Он специально встал у заднего окна, чтобы определить — есть хвост или нет хвоста. Казус с «Ауди» насторожил его. Нет, хвоста не было.
Венька влился в людской поток, который понес его к круглому зданию метро, отпустил на какое-то время на эскалаторе, затем вновь подхватил в посадочном зале.
То ли он отвык от метро, то ли день был критический, располагающий к агрессии, но шагать в плотной толпе было противно. Постоянно кто-то пёр навстречу, врезаясь в грудь острым плечом. Били локтями, наступали на ноги, доставали безразмерными сумками. Кирпичи, что ли, они таскали в этих сумках?
При подходе электропоезда толпа наддала, и Веньку, стоявшего на краю платформы, едва не сбросило на рельсы. Аж пот прошиб.
Он не видел ни хоронящегося за людской массой квадратного Кости Гаврилова, ни двух тяжеловесов рядом с ним, которые, умело колыхнув податливую толпу, покинули платформу сразу, как только убедились, что Венька остался невредим, а потому всё приписал собственной расхлябанности. Экий осёл, встал на краю. Будто не было случаев.
С шипеньем открылась дверь, вышли несколько человек, какой-то верзила уперся в спину пузом и внес Веньку в набитый под завязку вагон. Венька скосился через плечо, верзила сказал басом: «Извиняюсь, товарищ. Пихаются». У него было молодое, простодушное, конопатое лицо, а лучищем несло так, что не продохнешь. Стоял, понимаешь, впритирку и вонял. Не мешало бы посоветовать этому крестьянину, чтобы захлопнул пасть и дышал носом, но Венька решил не связываться. Трясет от общественного транспорта — пользуйся личным.
Ближе к Орехово народу в вагоне стало поменьше, и Венька сел. Молодой крестьянин поместился рядом, будто больше свободных мест не было. Пристроил на могучие ляжки замусоленный баул, в котором наверняка вез ведро картошки, и спросил:
— Как половчее до очистных добраться?
Венька пожал плечами.
Сидевшая рядом словоохотливая бабка, из тех бабок, которые всё знают, доходчиво объяснила, где находятся очистные сооружения, и Венька понял вдруг, что это совсем рядом с Лениным домом. Да, да, точно, она как-то жаловалась, что порой припахивает и прилетают комары-мутанты: зеленые, рослые, газетой нипочем не убьешь.
— Улица какая? — спросил Венька. — Дом номер?
Парень назвал. Это был Ленин дом.
— Я покажу, — сказал Венька.
Обрадованный парень начал молоть языком. Делал он это неспешно, скупо роняя слова, но без остановки. Поначалу бубнил в вагоне, потом, когда они вышли из метро, продолжал бубнить на улице. Венька из вежливости поддакивал, думая о своём.
Оторвался ты, брат, от масс, думал он, всё не по тебе: и пихаются, и луком дышат. Заелся, павлином стал. А ты привыкай, теперь без народа-то никуда, гибель. Правильно сказал Самат: теперь везде нужно ходить кучей, одного только так пришибут. Как бы спать принародно не пришлось.
Между прочим, молодой крестьянин сбил планы куреповских наемников, которые незримо «пасли» отлучника Рапохина. Крестьянин этот глазел по сторонам почище заморского шпиона, такого врасплох не застукаешь.
В медлительном словесном поносе парня мелькнула вдруг знакомая фамилия, и Венька подумал: этого еще не хватало.