День заканчивался тем, что Венька отвозил Курепова на Новослободскую, где тот проживал, после чего ехал на Гиляровского, где снимал комнату. Комната оплачивалась работодателем, то есть Куреповым.
Следует добавить, что Курепов на первых же порах снабдил Веньку мобильным телефоном, так что тот теперь всегда был при связи, но домой позвонил только на третий вечер после ухода. Трубку к счастью взял Кирилл. Если бы это был не Кирилл, Венька не стал бы разговаривать.
Кирилл накинулся с вопросами, чувствовалось, что обрадовался, и Веньке пришлось отвечать, что с ним теперь, да как. Потом Кирилл начал осторожненько, с подходцем вставлять Веньке клизму: пропал, мол, и молчок, мать места себе не находит, но Венька вывернулся, сказав, что решил не путаться под ногами и жить один. Говорили долго.
После этого разговора Венька понял, что здорово соскучился по брату.
Покровитель Гыга молчал уже трое суток, и Венька пребывал в полной уверенности, что всё делает правильно.
На самом деле Гыге было не до Веньки, который находился под присмотром «внедренного» Курепова. Гыга вел осторожного Максимчика по извилистой ухабистой дороге политической интриги.
Если кому-то кажется, что кардинально сменить правительство, то есть поменять всех министров до единого, — это просто, тот глубоко ошибается. Это отнюдь не просто, ибо каждого министра можно сравнить с пауком, сидящим в центре огромной сети-паутины. Сеть — это система министерства со всеми управлениями, департаментами, комитетами, отделами, структурами на местах. Все радиальные нити ведут к министру-пауку, тот в курсе всего и вся, тот внедрен в систему по самые уши, не уцепишь.
Многочисленные сети со своими папами-пауками проникают друг в друга, пронзают одна другую, переплетаются между собой, а сами папы связаны воедино общей пуповиной.
Страшно запутанная система. Гыга не раз чесал свой косматый череп. Выдергивать каждого министра по одному — другой потянется, да не так, как надо, а боком, враскоряку, вопя и выбалтывая при этом секреты. Кому это нужно, чтобы выбалтывались секреты? Выдирать всех сразу — то же самое, что у человека одним махом вырвать все тридцать два зуба. Вся, извините, харя перекосорылится и крыша слетит. Не восстановишь.
Поэтому действовать надо осторожненько, обрезая корешки и ниточки, либо же использовать простой и действенный способ — концы в воду. Например, автотранспортное происшествие с трагической гибелью папы-паука. Или героический выпрыг папы со своего балкона, что на двенадцатом этаже. Или внезапное утопление в собственной ванной — вот тут слова «концы в воду» подходят как нельзя более. В общем, способов много, но нельзя же, чтобы все пауки-министры перекинулись одновременно. Это кого угодно насторожит.
Короче, приходилось кумекать.
Уже на нескольких пап были заведены уголовные дела, а в их кресла благополучно посажены «внедренные» — люди молодые и не успевшие нигде измазаться.
Уже был раскрыт «заговор» пап, ведающих энергетикой, экономикой и финансами, которые якобы умышленно толкали страну в пропасть.
Президент своим указом освободил от занимаемых должностей всех силовых министров, как не обеспечивающих надлежащий порядок в стране. Митинги, понимаешь, горячие точки, коммунисты шастают по улицам с красными флагами, того и гляди в Кремль припрутся с требованием освободить.
Максимчик тут же ловко затыкал образовавшиеся дыры своими людьми.
Вроде бы всё делалось грамотно и последовательно, с необходимыми паузами, то есть как бы в процессе многотрудного расследования, с многословным и невразумительным обсасыванием в СМИ, то есть как бы в процессе всенародного обсуждения, но ропот поднялся.
Особенно вредно роптал некий депутат-правдолюбец, так и норовящий клюнуть в маковку, так и стремящийся задеть за живое. Нашел, к чему придраться, за что зацепиться. «Караул, — разорялся на весь мир депутат. — Переворот. Чрезвычайка». И то тут, то там острым своим аналитическим скальпелем вскрывал гнойные нарывы, образовавшиеся на месте верховной власти. От власти только брызги летели.
Глядишь, и другие, не такие шустрые и не такие мозговитые, начали ему подпевать. Имелись в виду вечно путающиеся под ногами так называемые патриоты, которым вроде бы перекрыли все ходы-выходы, но которые умудрялись-таки найти щель, высунуться из неё и кукарекнуть.
Ох, не любил президент этих кукарекальщиков, этих петушков, но особенно не любил депутата-правдоискателя, который в этот раз уж больно здорово разошелся, опасен стал не в меру, будто и не сидел на его, президента, государственных харчах. Долой! «Я тебе покажу долой», — думал президент.
Максимчику ничего не нужно было объяснять, он и так всё понял.
Звали депутата Лука Корнеевич Абрамов.
Глава 9. Есть один гад
— Есть дело, — сказал Курепов. — После оного ты перестаешь быть стажером и становишься пайщиком в доле. Знаешь, что это такое?
— Что? — спросил Венька.
Близился конец рабочего дня. Они, наплававшись в бассейне, сидели на скамеечке, обсыхали. Сегодня пришлось поездить по району, по проселкам, так что пыль въелась до печенок.
— Пайщик в доле — это когда ты в связке, а связка поднимается в гору, — объяснил Курепов. — Гора, между прочим, золотая.
— Что за дело? — спросил Венька.
— В общем, ты уяснил — доля тоже золотая, — сказал Курепов и этак небрежно огляделся, хотя зачем тут-то, на своей территории, оглядываться?
— Это валютный счет за рубежом, — продолжал Курепов. — Это прорыв в будущее. Это настоящее богатство, Вениамин, когда купить яхту или особняк — раз плюнуть. А поскольку ты в связке, то это еще и власть. В недалеком будущем. Но к делу.
— Вот и я о том же, — сказал заинтригованный Венька.
— Короче, есть один гад, — произнес Курепов, прищурившись. — Всем жизнь портит, стерва. Его надо убрать.
Сказал, как обухом по голове хватил. Веньке показалось даже, что он ослышался, но нет, Курепов, повернувшись, смотрел в упор и ждал.
Тут и молчавший доселе покровитель Гыга ожил и зашептал: «Давай, брат, соглашайся. Это твой шанс».
— Э-э, — промямлил Венька. — Мэ-э.
С другой стороны, а что тут особенного — убрать? Убрать можно и на ринге — были же случаи, когда на соревнованиях перешибали напрочь сонную артерию или всмятку дробили горло. Одному, вон, саданули кулаком в грудь, а он возьми да помри. Разрыв сердца в результате очень сильного и точного удара. А не остановись тогда, в зале, каратисты, ныне дружбаны, пойди на жесткий контакт, так и пришлось бы кого-нибудь убить. Зол был тогда Венька, ох, зол.
А сейчас он зол не был, однако же приходилось подчиняться. Тем более, что убрать нужно было гада.
— Ладно, сказал Венька и вздохнул, вспомнив вдруг, как называется такого рода исполнитель.
Он называется киллером.
— Молодец, — похвалил Курепов. — А-то заблеял было, я уж подумал — перепугался парень. Это Венька-то, железный Венька, который в одиночку раскидал девятерых и двоих из них, кстати, пришиб.
— Пришиб? — слабо спросил Венька.
— Двое скончались в больнице, — подтвердил Курепов. — У одного кровоизлияние в мозг, у другого порвана печень. Так что ты у ментов на крючке, парень. Но не боись, пока ты со мной, всё будет в ажуре.
Тело уже высохло, плавки пока были сырые, снова было жарко. Куда-то протопал Сергеич, приветствовал взмахом руки. Теперь Венька был как бы на правах второго тренера, обучал своим особым приемам, но, разумеется, далеко не всем. На крючке у ментов. Ах ты, черт возьми.
— Расстроился? — сказал Курепов. — Плюнь. Милиция — такой же товар, как и всё остальное, покупается и продается за милую душу. В общем, так: из Резиденции никуда. Перекусишь в буфете, передохнешь в гостевой. В девять, то бишь в 21.00, выйдешь из корпуса, сядешь в «Шевроле». Шофер Пяткин, он маршрут знает. Кроме того, будет Гаврилов, он клиента знает в лицо. Работаете в паре с Гавриловым, подстраховывая друг друга. Пяткин будет ждать в соседнем переулке. Нужно инсценировать пьяную драку. В машине найдете парики и бороды. Наденете перед операцией.
Он подмигнул, ухмыльнулся и добавил:
— Как революционеры, едрена вошь.
— Адрес клиента? — сказал Венька.
— Не нужен адрес, — ответил Курепов. — В десять клиент возвращается из…, короче, возвращается домой. Машину отпускает на Тверской. Всегда ходит одним и тем же переулком. Народу в это время никого. Гаврилов тебе все объяснит.
Он встал и потянулся. Молодой, а уже малость тронулся жирком. Хотя плавает, как утка, на двадцатипятиметровке обогнал Веньку на полкорпуса.
— Потом вернетесь в Резиденцию, я буду ждать… Не наследите там, — предупредил Курепов и, поглядывая направо-налево, вяло потащился к душевым, где в раздевалке висела чистая одежда.
Грязную одежду вышколенная прислуга уже отнесла в химчистку, которая находилась в подвале Главного Корпуса.
Вскоре и Венька встал и тоже потащился к душевой — тело было, как не своё, разнежилось под солнышком. Ничего не хотелось делать, но делать было нужно.
Глава 10. Лобное место
В 21.00 Венька вышел из Главного Корпуса и сел в «Шевроле». За рулем был Пяткин (тот самый «Герасим»), рядом с ним сидел Гаврилов.
Машина тут же тронулась.
«Шевроле» поколесил по городу, углубляясь помаленьку в центр, затем выехал на Тверскую и помчался к Белорусскому вокзалу, потом, когда до вокзала было рукой подать, свернул в один из переулков и, проехав сотню метров, остановился под липами напротив пустой школы.
— Передай камуфляж, — сказал Гаврилов. Голос у него был грубый, напористый.
Венька передал ему парик и бороду, сам начал маскироваться. Борода щекотала шею, парик под Битлз залезал в глаза.
— Как? — Гаврилов повернулся, чтобы его видели и Пяткин и Венька.
Парик у него был курчавый, коричнево-рыжий, борода такая же, что в сочетании с вечно насупленными рыжими бровями и угрюмым взглядом создавало образ бандюги с большой дороги. Увидишь такого — вздрогнешь, поневоле перекрестишься.