Старик успокаивающе покачал головой. Он выглядел как больной, пытающийся превозмочь тяжкую боль.
— Где болит?
— Нигде… — Старик опять отрицательно помотал головой.
— В самом деле не болит? Не скрываете?
— Нет, нет… все в порядке. Просто как-то вдруг вспомнилось…
— Что вспомнилось, дедушка?
— Да про орден «Золотого коршуна». Я ведь… забросил его в болото.
От неожиданности Кэй не сразу уловил смысл. Он невольно посмотрел в сторону болота. Тучи заволокли солнце, и болотце светилось белесым пятнышком. Его восточная часть густо заросла тростником.
— Когда война кончилась, я уже не восторгался геройским подвигом сына. Мне стало ясно, что мальчик погиб ни за что ни про что. Тогда-то я и начал пить… да буянить во хмелю. Душа разрывалась, когда видел, как в соседние дома возвращались молодые ребята… — Старика опять охватила дрожь. — …Вот тебе и «Великая Японская империя»! Вот тебе и «Да здравствует император!».— Старик смолк. Вид у него был совершенно обессиленный.
Кэй не знал, как его утешить. «Сын погиб, и погиб совсем молодым. Останься он в живых, был бы теперь постарше моего отца… События далекого прошлого каким-то непонятным образом связали меня с этим стариком». Кэй не сводил глаз с болота, и в какой-то момент ему померещилось, будто он видит, как на зыбком илистом дне зловеще светится «Золотой коршун». Кэй даже помотал головой, чтобы отогнать от себя жутковатое видение.
— Может быть, мне следовало сохранить его до твоего возвращения, но пожар все равно ничего бы не оставил… — добавил, поеживаясь, старик.
Вдали загудела полуденная сирена.
В агентство Кэй возвратился лишь к половине первого.
— Поздненько ты, поздненько… — заметил один из водителей.
Кэй тут же присочинил, что попал в затор, хотя на самом деле он опоздал из-за затянувшегося расставания со стариком: в конце концов пришлось пообещать, что он заедет в ближайшую пятницу. Причем Кэй настойчиво убеждал старика не приходить на холм, если будет дождливая погода. Ведь, не предупреди этого одержимого, он, чего доброго, заявится туда и в ураган. Уговорить старика удалось лишь после того, как Кэй сказал, что в дождь автомобильные рейсы к источнику вообще отменяются. Подъезжая к городу, Кэй принял решение по возможности не углублять свои отношения со стариком. Он предчувствовал, что рано или поздно может невольно причинить ему ненужную боль и страдания.
Когда Кэй вошел в столовую, там как раз обедал хозяин агентства. Перед ним стояла тарелка с рисом, приправленным кэрри, и овощной салат. Кэй даже облизнулся при виде любимых блюд.
— Однако ты изрядно запоздал!
— Извините, пожалуйста.
— Ничего, ничего. Лучше немножко задержаться, чем попасть в аварию.
Кэй почтительно склонил голову. В столовой было самообслуживание, и Кэй направился к электрокотлу, установленному в специальном углублении.
— Тут приходил один тип из сил самообороны, спрашивал тебя.
— Меня? — испуганно обернулся Кэй.
В коротко подстриженных волосах хозяина проскальзывала седина, на лбу выступили капельки пота. Он казался чем-то недовольным.
— Да, тебя… для вербовки. Он и дома у вас успел побывать. Твой папаша вроде бы сказал, что будет рад, если ты получишь подобающую закалку…
— Ты, говорят, заполнял раньше какую-то там анкету…
— Не то чтобы анкету… — неуверенно начал Кэй, а потом рассказал хозяину все как было.
Летом, когда он еще учился в последнем классе средней школы, к ним домой по почте пришла листовка с призывом вступать в войска сил самообороны. В конверт была вложена и специальная открытка для ответа. Кэй поставил кружочек против строчки «хотел бы получить проспект» и бросил открытку в почтовый ящик. Проспект ему вскоре прислали, но к тому времени он еще не разделался с «хвостами» в школе.
— Понятно. Субъект приходил, надо сказать, довольно назойливый. Костюм штатский, так что не сразу сообразишь, кто такой. Когда я объяснил, что ты в рейсе, он предупредил, что зайдет еще, и оставил тут для тебя рекламку. Не скрою, все это порядком озадачило меня, — проговорил хозяин, вытаскивая из кармана спортивной рубашки сложенный лист бумаги и раскладывая его на столе. — На прощанье я все-таки поддел его. Неужели, говорю, силам самообороны приходится сманивать парней даже из таких мелких предприятий, как наше?
Кэй подошел к столу. На самом верху рекламного листка шел броский заголовок, написанный большими буквами:
«НАДЕЖНОЕ ЗАНЯТИЕ!
ЖИЗНЬ С КОМФОРТОМ!»
Остальной текст был набран более мелким шрифтом: «Предоставляется бесплатное обмундирование, питание и жилье. Устанавливается денежное содержание в соответствии с присвоенным званием. Выплачиваются и дополнительные виды вознаграждений, в том числе три премии в год!» Затем приводились подробные сведения по учебным программам.
— Не знаю, что там говорил твой отец, но считаю, что решать-то должен ты сам. Я предпочитаю брать на работу местных жителей, но за тебя меня просили и твой учитель, и двоюродный брат моей жены. Вот я и сделал исключение. Работаешь ты добросовестно, живешь у нас почти год, мы успели привыкнуть к тебе. И мне не по душе, что кто-то может тебя переманить.
Кэй понимающе кивнул.
— В прошлый Новый год ты был для нас еще новичок, поэтому новогодние премиальные мы выплатили тебе в минимальном размере. Но я решил в следующем месяце, ко дню поминовения усопших, выдать тебе полную премию. — Хозяин поднял на Кэя улыбающееся лицо.
— Благодарю, — поклонился Кэй со смешанным чувством признательности и неловкости.
— Однако я проголодался. Надо и поесть! — Хозяин энергично заработал ложкой.
Кэй повернулся и пошел положить себе еду. Вслед ему донеслись слова хозяина:
— Больше солдат, выше налоги! Больше солдат, ближе к войне!
Старика на холме что-то не было видно, и Кэй невольно забеспокоился. В минувшую пятницу дед не пришел, очевидно, из-за сильного ливня. Кэй был даже рад этому. В понедельник, на рассвете, ему пришлось срочно везти в больницу соседа по общежитию. У того оказался острый приступ аппендицита. К источнику послали в тот день другого водителя.
Первого августа Кэй, как обычно, выехал в рейс. Прошло уже больше недели со времени их последней встречи, и Кэй надеялся повидать старика. Однако тот опять не пришел. На обратном пути Кэй специально снизил скорость и внимательно осмотрел вершину холма, но там никого не было.
«В тот день, когда шел дождь, старик не явился сам. В следующий раз он, очевидно, поджидал меня, но я не вышел в рейс. А вдруг все это как-то сказалось на душевном состоянии бедняги? — раздумывал Кэй. — Да, но ведь он так привязан к своему Кээцу, что вряд ли мог забыть о нем из-за двух несостоявшихся встреч…» По пути домой Кэй снова и снова продолжал строить различные предположения. Ему казалось, что могло произойти одно из трех: старик или спутал день, или забыл о своем Кээцу, или, наконец, заболел. Последнее было наиболее вероятным. Вряд ли старик мог позабыть о сыне. А если и спутал назначенный день, то это не сыграло бы никакой роли: похоже, что он приходил на холм ежедневно. Очевидно, старик почувствовал себя плохо и на этот раз не смог прийти. «Как бы не расхворался всерьез, — обеспокоенно подумал Кэй. В то же время он почувствовал некоторое облегчение: — Если дед больше не покажется, отпадет необходимость тянуть эту печальную историю».
В следующую поездку старик опять не появился. Но теперь наряду с чувством избавления в душе Кэя нарастала тревога.
Приближался день поминовения усопших. Лето держалось прохладное, и рис стоял зеленый. В пору колосования и опыления, как никогда, нужны солнечный свет и тепло, в этом же году погода была немилостива. Время отпускное, на горячем источнике начался наплыв отдыхающих, но настроение у обслуживающего персонала — а это сплошь люди из крестьянских семей — оставалось подавленным.
Не увидев старика в третий раз, Кэй встревожился не на шутку. На обратном пути он поставил машину под обрывом и, протаптывая дорожку среди желтых цветов седума, взобрался на вершину холма. Старика, разумеется, не было. Если бы он пришел, то, конечно, ждал бы на краю обрыва, откуда видна дорога.
Кругом стояла мертвая тишина. Сиротливо лежал белый садовый камень, на котором они недавно сидели рядом. Вдали зеленели поля, но сознание того, что рис все еще не вызревает, невольно нагоняло тоску. Небо затянулось облаками, и болото отсвечивало тусклым пятном. «Что же могло случиться со стариком? — Кэй еще раз огляделся вокруг. — Может, захворал и лежит дома? Или его отвезли в больницу? Дом старика отсюда не виден. Помнится, он рассказывал, что после пожара они перебрались в Нисикагэ. Это, должно быть, где-то между тем лесом и горой, что к северу от холма».
Кэй еще немножко постоял на поляне. Он все надеялся, что на тропинке, ведущей к холму, вдруг да покажется знакомая фигура. «Что же все-таки стряслось с ним?.. А не навестить ли мне старичка? — подумал было Кэй, но тут же остановил себя: — Ни к чему, лишнее! Если дед больше не появится, наше знакомство тем и кончится. Так-то оно, пожалуй, будет спокойнее». С такими мыслями Кэй не спеша брел к своей машине. Площадка, где местами уцелел фундамент сгоревшего дома, поросла травой и невысоким кустарником. Среди густой поросли Кэй обратил внимание на какой-то лиловатый цветок, но стоило заметить один, как в глазах уже зарябило от множества лиловых пятнышек. «Похоже на горечавку». Кэй остановился и стал внимательно рассматривать цветы. «Да, точно». Стебли достигали двадцати сантиметров и были усыпаны синевато-лиловыми цветами. Это оказался один из северных сортов горечавки. «Сейчас у нее как раз начинается пора цветения… Темно-лиловые цветы — предвестники осени», — с грустью подумал Кэй, и его вдруг охватило предчувствие, что со стариком он больше никогда не встретится.
Медленно спустившись с холма, Кэй подошел к машине и оглянулся. Дерево хурмы на краю обрыва было все в зеленых плодах. Как и в тот день, когда Кэй увидел под ним старика, оно поразило его своей пышной кроной.