— А располагаете ли вы для этого достаточной властью? — сказала Екатерина. — Сначала нужно провозгласить вас королем, то есть свергнуть моего сына, а это — преступление!
— Мне отвратительна даже мысль об этом преступлении, однако же придется его совершить, сударыня!
Герцог де Гиз топнул ногой. Его лицо пылало, а глаза метали молнии.
— Это означает войну, — сказала Екатерина, — и Бог знает, кто станет в ней победителем…
И снова она, казалось, предавала своего сына! Ведь она допускала королевскую власть Гиза!
— Вы видите другой способ остановить Беарнца? — спросил герцог с дерзкой улыбкой.
— Да, — серьезно ответила королева, — единственный… Дождаться смерти моего сына…
Гиз вздрогнул. Екатерина показалась ему олицетворением скорби и величия.
— Знайте же, — сказала она печально, — мой бедный ребенок обречен; самые сведущие врачи не дают ему более одного года жизни… Герцог, послушайте меня… Я всего лишь скорбящая мать, христианка, которая хочет спокойно умереть, выполнив до конца свой долг… Генрих мой последний ребенок… все остальные мертвы… с ним династия Валуа угаснет.
Гиз слушал с таким вниманием, что не заметил, как шляпа, которую он держал в руках, выскользнула из его пальцев и покатилась к ногам Екатерины… Королева наступила на нее.
Улыбка слегка тронула ее тонкие губы.
— Мой сын умрет через несколько месяцев, — снова заговорила она с ужасающим спокойствием матери, смирившейся со страшной правдой. — Кто сменит на троне угасший род Валуа? Это должен быть тот, на кого укажет сам король Генрих III!..
— Договаривайте, сударыня! — пробормотал Гиз.
— А на кого укажет Генрих III? На того, кого назову ему я! Хотя я, благодарение Богу, больше не королева, но пока еще мать; у меня нет власти при дворе, но я сохранила власть над сердцем моего ребенка… Осталось решить, на кого я укажу!.. Видите, герцог, я еще многое могу… и я благосклонно отнесусь к тому, кто достоин править этой страной…
— И кто же он, сударыня? — вскричал Гиз. — Кто?
Екатерина поняла, что победа за ней. Она догадывалась, что в этот момент происходило в душе де Гиза.
— Тот, — сказала она с деланным безразличием, — кто поможет мне… то есть, я хочу сказать, поможет моему сыну сразить Беарнца… Я вижу только одного человека, способного сделать это! Это вы, мой кузен.
Гиз склонился в глубоком поклоне. Он готов был опуститься на колени перед этой женщиной. Его переполняли гордость и надежда. Екатерина предлагала ему законную королевскую власть, причем без борьбы, без войны с гугенотами. А что она просила взамен?
Подождать, пока король умрет!
Только и всего. Через год Гиз станет королем. А если смерть будет слишком медлить, разве нельзя поторопить ее?..
Гиз подумал о том, что одним ударом королева-мать сумела разрубить запутанный узел, и смиренно произнес:
— Сударыня, когда я должен отправиться за королем, чтобы с почетом проводить его в Лувр?
Екатерина на мгновение опустила глаза, чтобы скрыть мелькнувшую в них злую усмешку.
— Мой кузен, — сказал она, — мы отправимся вместе. Но наши добрые парижане должны видеть вас во всем вашем великолепии, они не должны считать вас слишком покорным. Вы обязаны сохранить свое высокое положение.
— Сударыня, — ответил польщенный Гиз, — я восхищаюсь глубиной вашего гения. Все будет сделано так, как вы сказали. Я поеду за королем как предводитель Лиги… а не…
— А не как простой подданный! — закончила Екатерина с тонкой улыбкой. — Только будьте осторожны: вам предстоит встретиться с подозрительностью и недоброжелательством… Кстати, — добавила она, кашлянув, — вам совершенно необходимо заручиться поддержкой Рима…
Герцог де Гиз пожал плечами.
— Рим! — глухо сказал он. — Видите ли, сударыня, пора папе побольше заниматься делами Церкви и поменьше — делами Франции. Ваш сын проявлял невероятную слабость перед Сикстом…
— Король Франции — это младший сын Церкви…
— Согласен! Но при условии, что папа выказывает себя добрым отцом. Сикст — захватчик. Этот мрачный, лицемерный и крайне властолюбивый старик мечтает завоевать наше королевство. Мы должны рассчитывать…
— Берегитесь, сын мой… Сикст могуществен…
— Он был таким, сударыня! Сегодня мы можем пренебречь им. Своим деспотизмом он навлек на себя ненависть кардиналов. Пусть он сам остерегается! Свинопас надоел князьям, и я знаю, что тайный конклав…
Гиз внезапно замолк.
— Что же? — спросила Екатерина. — Договаривайте, герцог, ведь мы союзники!
— То, что я скажу Вашему Величеству, настолько невероятно, что я сам с трудом решаюсь в это верить. Знайте лишь, что, помимо Сикста, у Церкви есть другой глава, тайный. Это ему подчиняется Лига, сударыня!.. Сикст обещал мне два миллиона. Где они? Сикст обещал мне поддержку Филиппа Испанского, а Филипп меня не признает. Сикст ведет двойную игру. Когда я захочу, я смогу…
— То есть, когда вы получите корону?
— Да, сударыня! — сказал Гиз. — В этот день Сикст увидит перед собой другого папу, более могущественного.
— Это невозможно! Это раскол! Неужто вы хотите раскола?!
— Почему бы и нет, сударыня! Такой раскол обеспечит главенство королевской власти!
— Увы! — сказала Екатерина, качая головой. — Я совсем не хочу этого. Я хочу одного, чтобы мой сын прожил более или менее спокойно те несколько месяцев, которые ему остались… После этого я уйду, не имея больше дел на этой земле.
Гиз поклонился. Потом он подошел к двери и сам открыл ее. Королева увидела его свиту — четыре десятка вооруженных дворян, готовых выполнить любой приказ своего повелителя.
— Господа! — произнес герцог де Гиз. — Ее Величество дала мне обещание использовать свое влияние, чтобы прекратить войну, приносящую столько бед Парижу и королевству… Господа! Да здравствует королева!
Сказав это, Гиз властно взглянул на свою свиту, и изумленным дворянам ничего не оставалось, как воскликнуть в один голос:
— Да здравствует королева!
— Королева, господа, — снова заговорил Гиз, — обещала уговорить Его Величество принять основные принципы нашей Священной Лиги. Мир, который предлагает королева, почетен и выгоден для нас.
Дворяне, пришедшие с Гизом, чтобы арестовать Екатерину как заложницу, в оцепенении слушали эти слова.
— Господа, — сказала королева, — соблаговолите составить перечень ваших пожеланий: я ручаюсь, что они будут выполнены королем. Я так же ручаюсь, что Генеральные Штаты будут созваны в ближайшее время.
— Да здравствует королева! — повторил герцог.
— Да здравствует королева! — закричали его люди, отступая к двери.
Королева-мать, улыбаясь, смотрела на удаляющихся. Когда они вышли, она опустила глаза на свой браслет и пробормотала:
— Руджьери не обманул. Эти дьявольские камни вдохновили меня в нужную минуту… Мой сын будет жить! Мой сын будет властвовать!.. А ты, презренный Лотарингец, умрешь!..
Затем она направилась в комнату, где находился господин Перетти. Она нашла его сидящим в том самом кресле, куда его усадил Руджьери. Екатерина Медичи встала перед этим человеком, как Гиз стоял перед ней.
— Ваше Святейшество все слышали? — спросила королева.
— Да, дочь моя, — ответил господин Перетти, — я все слышал…
Глава 14СИКСТ V
— Господин герцог де Гиз, — продолжал римский папа, — напомнил вам, что в ранней молодости я пас свиней. Действительно, хозяин, у которого я был в услужении, считал, что я столь слаб умом и столь мало способен, что мне нельзя доверить даже коров. Он заставил меня пасти свиней. Именно с ними, дочь моя, я научился руководить людьми…
Сикст V на мгновение задумался.
— Став священником, — продолжал он, словно говоря с самим собой, — а затем и кардиналом, я убедился, что люди — это свиньи, которых надо подгонять ударами хлыста. Когда умер Григорий XIII и встал вопрос о том, кто его заменит, я вдруг вспомнил, как один из боровов, которых я пас в деревне Гротт-а-Мар, подчинил себе все стадо. Он вовсе не был самым сильным в стаде. Напротив, он старался быть незаметным и даже прикидывался слабым, но, пока остальные дрались, он занимал лучшее место. А когда его хотели оттуда прогнать, он так страшно скалил зубы, что никто не осмеливался приблизиться к нему. Вот так я и стал папой, дочь моя!
Он добродушно посмеивался, потирая руки.
— Хотите знать, как меня звали кардиналы конклава? Они меня называли ослом… Да, дочь моя, вьючным ослом. Именно поэтому они меня и избрали… И потом, они думали, что я скоро умру, ведь я был слаб и сгорблен. Судите сами, как они ужаснулись, когда после избрания я вдруг выпрямился!.. Это была хорошая шутка, дочь моя. Один лишь Каэтан разгадал меня: «Клянусь кровью Христовой, — вскричал он, — осел, наклонив голову, искал на земле ключи Святого Петра!..» Поэтому я люблю Каэтана. Ваш Гиз — трус, сударыня! Ваш Гиз — боров!
Сикст V поудобнее устроился в кресле и проворчал:
— Боров…
Он говорил без гнева, без обиды и даже без презрения. Он констатировал факты.
— Кардиналы, — продолжал он, — это стадо. Знаете, за что они меня ненавидят? За то, что я захотел им напомнить учение Христа, за то, что сказал священникам, что Петр был беден. Я плохой папа, потому что не хочу, чтобы Христовы слуги жили, как свиньи…
В глазах старика зажглись озорные огоньки.
— Этим свиньям, — сказал он, — нужна Цирцея: вот они ее себе и выбрали! Глупцы! Они воображали, что я ничего не знаю! Они мне желают смерти, но ни один из них не отваживается открыто ненавидеть меня; ни один из них не осмеливается бороться с Сикстом V! Им понадобилась женщина, чтобы начать битву.
Угрожающим тоном он произнес:
— Я ничего не боюсь, потому что со мной Бог!
С этими словами Сикст поднялся — на этот раз без помощи трости. Прямая осанка, твердая поступь. Он медленно ходил по комнате, заложив руки за спину. Екатерина смотрела на него с благоговением, но на ее губах мелькнула — и тут же исчезла — скептическая улыбка.