Совет был хорош. Жене и дочери не пришлось долго уговаривать герцога. Виолетта с дочерью жили в Париже под чужими именами, имея под рукой только самое необходимое, и потому сборы были недолгими.
Не прошло и часа, как Пардальян уже прощался со всем семейством, оставаясь полноправным хозяином дома, который мог хоть разобрать по камешку, если бы это понадобилось для спасения беглецов. Виолетта забрала с собой единственную служанку: в эту таинственную обитель герцогиня перебралась, чтобы устроить побег любимого Карла, и другой прислуги в доме не было. Вскоре отец, мать и дочь уже ехали верхом по дороге, ведущей в Орлеан. Они не слишком спешили и не погоняли лошадей. Семью герцога сопровождали шесть молодцов, вооруженных до зубов.
Особнячок был наглухо закрыт и казался теперь необитаемым. Пардальян, Вальвер и Ландри Кокнар устроились в нем, как у себя дома. Когда они остались одни, Пардальян распорядился:
— Ландри, сходи-ка на кухню. Герцогиня уверяла, что там запасов на два-три дня, да и в погребе кое-что найдется. Обследуй все хорошенько. На королевское пиршество мы не рассчитываем, однако надеемся на приличный обед… Не знаю, как вам, граф, а мне кажется, что у меня уже неделю маковой росинки во рту не было,
— И у меня такое же ощущение, — признался Вальвер. — Эх, сейчас бы хороший кусок мяса…
И очень серьезно добавил:
— А Ландри такой аппетитный, такой пухленький… Я просто с трудом сдерживаюсь, чтобы не поддаться соблазну, черт побери!
— Да что вы, сударь! — всполошился Ландри Кокнар. — У меня мясо, как подошва. Еще зубы обломаете ненароком!
Пардальян и Вальвер расхохотались. Глядя на них, загоготал и Ландри. А потом сказал:
— Господин шевалье, я буду иметь честь приготовить вам такой обед, какого вы в жизни не едали!
И он исчез с поразительной быстротой; то ли его подгоняло чрезмерное усердие, то ли стремление спасти от зубов хозяина свою драгоценную шкуру, под которой мясо было — «как подошва».
Пардальян подхватил Вальвера под руку и потащил куда-то, объясняя на ходу:
— Береженого Бог бережет. А вдруг эти бандиты вздумают напасть на нас? Надо обследовать дом и сообразить, что тут к чему.
Оба они отличались исключительной остротой зрения, и осмотр был произведен быстро и тщательно.
— Теперь в подвал, — скомандовал Пардальян. — Герцог говорил о каком-то лазе, выводящем на улицу Коссонри. Пойдем посмотрим.
Они быстро нашли подземный ход, скользнули вниз — и вскоре действительно попали в здание, стоявшее на улице Коссонри. Приоткрыв ворота, мужчины выглянули на улицу. На обратном пути Пардальян заметил:
— Мы были сейчас в двух шагах от улицы Свекольный ряд и от знаменитого трактира «Бегущая свинья». Там всегда людно. И никто не обратит на нас никакого внимания.
Они вернулись в особнячок, в ту самую комнату, похожую на гостиную, куда влезли недавно через окно, сжимая в руках обнаженные шпаги. На улице было еще светло, но в комнате царил полумрак: ставни были крепко заперты, окно закрыто и занавешено, а тьму рассеивал лишь слабый огонек одной-единственной свечи. Тут Вальвер сказал:
— Я просто поражен, как ловко вы заставили монсеньора герцога Ангулемского отказаться от своих претензий и разом покончили с коварными планами Фаусты. От души поздравляю.
— О, не спешите радоваться, — ответил Пардальян с обычной насмешливостью в голосе. — Конечно, мы нанесли ей сокрушительный удар, от которого другой бы не оправился. Но только не она!.. Черт побери, вы рано празднуете победу. Да, я надеюсь, что мадам Фауста откажется от борьбы. Но далеко в этом не уверен.
— Ну, сударь! А что же ей остается делать без претендента на престол? — изумился Вальвер.
— А кто вам сказал, что она не найдет другого? — пожал плечами шевалье. — Кого?.. Вандома, Гиза, Конде, а то и самого Кончини. За этой Фаустой нужен глаз да глаз. Может, она будет действовать в интересах своего повелителя — испанского короля… Или в своих собственных интересах… Или вообще ни в чьих, а просто станет творить зло, поскольку это доставит ей удовольствие… Такая уж у нее натура… Поверьте, юный друг, нам надо быть начеку. Сейчас бдительность нужна как никогда!..
В этот миг распахнулась дверь, и на пороге появился Ландри Кокнар. Важный, как лакей в королевских покоях, он торжественно провозгласил:
— Не угодно ли господам пройти в соседний зал — мясо господ на столе.
— Вот черт! — вскричал Пардальян и восхищенно присвистнул. — Какая выучка!..
И тут же с забавной гримасой передразнил Кокнара:
— «Не угодно ли господам… мясо господ на столе!» Хотел бы я знать, что там осталось, — ведь у этого ловкача полон рот!
— Ну и что, — от души расхохотался Вальвер. — Он же рассчитывает на свою долю.
— Мяса или господ? — спросил Пардальян с самым серьезным видом.
— Мяса, только мяса, господин шевалье, — не менее серьезно заверил Ландри Кокнар, сгибаясь в низком поклоне.
— Мерзавец, — загремел Пардальян, — уж не хочешь ли ты сказать, что мы тоже жесткие, как подошва?
Вальвер просто умирал от смеха. В плутоватых глазах Кокнара прыгали чертики: он прекрасно понимал, что у господина шевалье хорошее настроение и ему хочется пошутить. Но лицо слуги оставалось совершенно бесстрастным. Ландри снова согнулся в почтительнейшем поклоне и важно изрек:
— Осмелюсь заметить, что так и мясо остынет…
— Черт! — встрепенулся Пардальян. — Такого преступления я бы себе в жизни не простил! Идем, Одэ, не дадим «нашему мясу» и впрямь превратиться в подошву…
Они прошли в зал. Стол впечатлял: хрусталь, серебро, пузатые бутылки, закуски, дымящиеся блюда — и такие запахи, что сразу стало ясно: Ландри Кокнар не хвастался, когда говорил, что отлично готовит.
Пардальян сразу это понял, но вида не подал. Ландри Кокнар же скромно потупился, жадно ожидая похвал.
— Что ж, за неимением лучшего сойдет и это, — бесстрастно заявил шевалье.
— Сойдет! — возмутился оруженосец.
— Надеюсь, это не такая уж отрава… — с сомнением добавил Пардальян.
— Отрава! — поперхнулся Ландри Кокнар.
— Не исключено даже, — холодно заключил Пардальян, — что мы почти сносно пообедаем.
— Почти сносно! — простонал совершенно убитый слуга.
Видя его гнев и отчаяние, Пардальян не выдержал и звонко расхохотался; Вальвер же буквально задыхался от смеха. Тут и славный Ландри воспрянул духом.
Отсмеявшись, Пардальян вполне серьезно сказал:
— За стол, Одэ, за стол. Воздадим должное искусству нашего кулинара. Но даже за обедом не будем отстегивать шпаг. Мы должны смотреть в оба глаза и слушать в оба уха. Нам ни на миг нельзя забывать, что Фауста притаилась где-то рядом. Она только и ждет, когда нас можно будет застать врасплох.
VЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ ПОСЛАННИК ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА КОРОЛЯ ИСПАНИИ
В этот день Фауста должна была вручить французскому королю и королеве-регентше грамоты, удостоверяющие, что герцогиня де Соррьентес является чрезвычайным послом испанского короля Филиппа.
Прием посла всегда считался при дворе большим событием. А горожане в таких случаях заполняли улицы, чтобы поглазеть на торжественную процессию, направляющуюся в Лувр.
Но прием чрезвычайного посланника короля Испании особенно занимал и горожан, и придворных. Уже больше недели в Париже ни о чем другом и не говорили. Тому был целый ряд причин.
Во-первых, послом была женщина: такого никогда еще не случалось, и одного этого было вполне достаточно, чтобы возбудить всеобщее любопытство. Во-вторых, этой женщиной была герцогиня де Соррьентес, о которой рассказывали легенды. Никому и в голову не приходило, что легенды эти она придумывала сама и сама же их ловко распространяла, чтобы создать себе «рекламу», как бы мы назвали это нынче.
При дворе только и было разговоров, что она божественно красива, совершенно обворожительна, невероятно умна и баснословно богата. И всем было чрезвычайно приятно, что Испанию представляет посол, питающий к Франции столь теплые чувства, что его скорее можно принять за представителя Бурбонов.
Ну, а город был восхищен сказочным состоянием герцогини, ее поистине королевской расточительностью, трогательной простотой в общении, добротой, удивительной для столь знатной дамы, и особенно — неиссякаемой щедрой благотворительностью красавицы. Одним словом, все ее хвалили, все ею восторгались. Понятно, что и простой люд, и приближенные короля ждали в этот день от герцогини особых чудес. И, удивительное дело, никто не был разочарован.
Фауста знала толк в пышных представлениях и так все обставила, что оставалось только диву даваться, как можно было такое придумать.
Как обычно, обитатели домов, мимо которых должен был проследовать кортеж, получили приказ вымыть и украсить свои улицы, словно перед королевским выездом. Такова была оборотная сторона медали: парижане обожали подобные зрелища, но готовились к ним за собственный счет. Поэтому всегда находились недовольные… А Фауста хотела видеть только радостные лица. Но прево торговцев Робер Мирон, сеньор дю Трамбле, уже сделал соответствующие распоряжения. Однако на улицах тут же замелькали люди Фаусты. Некоторые жители, услышав повеление прево, уже глухо роптали, но гонцы герцогини заверили всех, что никому не нужно беспокоиться и экономить, ибо ее светлость берет все расходы на себя: надо только представить счет в особняк Соррьентес — и немедленно получить там назад все затраченные деньги. И в результате улицы преобразились, как в сказке.
Парижане толпились на этих улицах, наслаждаясь величественным зрелищем.
Процессию возглавлял распорядитель Гийом По, сеньор де Род. Сжимая в руке жезл, он восседал на коне, покрытом великолепной попоной. За ним двигались стрелки, которыми командовал парижский прево Луи Сегье, шевалье короля. Затем — герольды, трубачи, горнисты и барабанщики, которые оглушительно играли на своих инструментах. Далее следовали более ста дворян из свиты герцогини, разодетые в шелка, бархат и атлас, верхом на прекрасных, богато убранных скакунах. Здесь же были дворяне из королевского дома. За ними выступала ро