какой бы раздался хохот!..
Отец внимательно посмотрел на сына и понял, что творится в душе юноши. Он положил руку Жану на плечо и сказал:
— Держись, шевалье! Держись, клянусь Пилатом и Вараввой! Знаю, что тебя мучает, знаю, почему ты криво улыбаешься, а глаза твои полны слез: мы бедны, так? Ах, шевалье, для таких людей, как мы, нищета — лучшая подруга и верная любовница, с ней мы чувствуем себя уверенней и бодрей! Послушай, шевалье, я всегда ненавидел жирных псов, готовых сидеть на цепи, лишь бы перед ними ставили миску с едой. Они рождаются, живут и умирают рабами. Мне всегда нравились лисы, готовые перехитрить любого, волки, что на воле рыскают по лесам. Посмотри на меня, шевалье, я и сам такой же старый лис! Клянусь рогами дьявола, когда у меня в руке шпага, я чувствую себя равным королю! За шестьдесят лет я испытал столько, что любой почтенной семье буржуа или дворян хватило бы на несколько поколений!
Что такое жизнь, сынок? Ветер в лицо и дождь с небес, холмы, где зреет виноград, и тропинки, по которым скачет мой конь; это воздух, что пьянит меня, это свобода и радость расставаний и встреч, это тот миг, когда я чувствую: мне принадлежит вся божественная красота природы, вся дивная прелесть бытия… Вот что такое жизнь, шевалье, вот что такое счастье!..
А все остальное — та самая мерзкая цепь, которая приковывает пса к миске. Город, Париж, соседство с людьми, ненавидящими тебя, с женщинами, лгущими тебе, слепое и тупое существование и каждодневный труд ради завтрашней порции жратвы! Нет, шевалье, это не жизнь! Это медленное ежеминутное умирание… Нам нужны кров и пища, поступим же, как лисы и волки… В дорогу, шевалье, в дорогу!
Пусть светит апрельское солнце или моросит ноябрьский дождь — мы будем странствовать, двигаясь, куда глаза глядят. Пусть нас ведет случай! Будем болтать и смеяться, а если хочешь, можем и поплакать. Мы объедем Францию, увидим Италию, Германию, перед нами — весь мир… Соглашайся, шевалье!
Но сын в ответ лишь покачал головой. Не то чтобы Жан не разделял взглядов Пардальяна-старшего, он просто не хотел покидать столицу, потому что здесь оставалась Лоиза. По крайней мере, шевалье был убежден, что девушка в Париже.
— Ведь я уже сказал вам, батюшка: лучше я умру, чем уеду из столицы!
— Значит, не желаешь сопровождать меня?
— Нет!
— Что ж, будем искать пристанище в Париже…
— По-моему, я уже нашел.
— Это где же? На высоком дереве, в вороньем гнезде?
— Нет. Во дворце Монморанси. Сиятельный герцог приглашал меня к себе. Надеюсь, он примет и нас обоих.
— Ты что, забыл? Я же когда-то выкрал его дочь. Подозреваю, что сиятельный герцог и по сей день не считает меня своим другом. Нет, не тянет меня во дворец Монморанси! Но я хоть за тебя не буду волноваться. Впрочем, для старого Пардальяна тоже найдется уголок!
— Где же?
— Во дворце маршала де Данвиля! Пойдем, я провожу тебя до переправы, а потом двинусь в сторону Тампля. Мы так славно все организуем, что к нам будут поступать сведения сразу из обоих враждующих лагерей. Если появятся какие-нибудь новости об узницах, я тут же дам тебе знать.
Поразмыслив, юноша счел план отца вполне удачным.
Они приблизились к переправе, что находилась против недостроенного еще дворца Тюильри, и обнялись на прощание. Пока лодка подплывала к берегу, Жан успел сказать старику:
— Отец, вы уже очень помогли мне, сходив на постоялый двор «У ворожеи» и забрав оттуда Пипо. Но там остался другой мой товарищ, к которому я очень привязан…
— Что?! Еще одна псина?!
— Нет, лошадь.
— О! Вы богатый человек, шевалье! Конь ведь стоит немалых денег.
— Скакун действительно великолепный, однако продавать его мне бы не хотелось.
— Что так?
— Его кличка — Галаор.
— Галаор… Где-то я это уже слышал!.. Но кто мне говорил о Галаоре?.. Галаор, Галаор… Ага, вспомнил! В Пон-де-Се господин де Данвиль рассказал мне об одном случае… На маршала напали разбойники, какой-то незнакомец спас ему жизнь, и Данвиль подарил храбрецу скакуна по кличке Галаор… Так это ты выручил Данвиля из беды?
Шевалье лишь грустно усмехнулся.
— И ты мне не обмолвился об этом ни словом! Какая неожиданность! Ведь, возможно, Галаор — наш талисман!
В эту минуту причалила лодка, шевалье и Пипо разместились в ней, а обрадованный ветеран поспешил на постоялый двор «У ворожеи».
Вскоре Жан уже был во дворце Монморанси, где его радушно встретил герцог.
— Монсеньор, — без всяких околичностей заявил шевалье, — человек, у которого я намеревался провести несколько дней, уехал из Парижа.
Франсуа де Монморанси проводил Жана в уютную комнату.
— Надеюсь, тут вам будет удобно, — улыбнулся герцог. — Однажды король Генрих II, отец нашего нынешнего монарха, задержался во дворце Монморанси, беседуя с коннетаблем. Король не захотел возвращаться в Лувр и заночевал в этой комнате. С тех пор здесь не спал никто. Вы окажете мне честь, если согласитесь занять эти покои.
Оставив своего гостя, маршал вышел и приказал челяди прислуживать молодому шевалье, как знатной особе.
Жан несколько растерялся, поскольку подобный прием превосходил все его ожидания. Изумление юноши возросло еще больше, когда к нему в комнату, робко постучав, явился великан-швейцарец.
— Шевалье, — почтительно осведомился страж ворот, — позвольте задать вам один вопрос.
— Сколько угодно, друг мой…
— Ваша собака останется здесь? Я ведь должен ее накормить как следует…
Шевалье еле сдержался, чтобы не расхохотаться.
— Пипо, — обратился он к своему псу, — принеси извинения почтенному привратнику и изволь относиться к нему с уважением.
Пипо в ответ радостно залаял.
— Ну вот и помирились, — сказал шевалье. — Не волнуйтесь насчет кормежки…
Обрадованный гигант удалился.
А тем временем господин Пардальян-старший добрался до постоялого двора, направился прямо на кухню и грозно вопросил почтеннейшего Ландри:
— Где Галаор?
— Галаор? В конюшне, с правой стороны двора, — пролепетал трактирщик, дрожа от страха.
Пардальян бросился в конюшню, за ним заторопился хозяин «Ворожеи», чтобы показать Галаора, стоявшего вместе с другими лошадьми.
— Вот ваш скакун, — буркнул хозяин. — Ах, сударь, вы ведь едва не убили нашего гостя…
— А-а, виконта д'Аспремона, — кивнул Пардальян, седлая Галаора. — А зачем он вздумал кидаться на мою шпагу? Он что, отдал Богу душу?
— Нет-нет, сударь, он жив.
— Черт возьми, вот незадача! И как вы с ним поступили?
— Именно это я и пытаюсь вам сообщить! Господин виконт пришел в сознание и поклялся, что дешево вы не отделаетесь!
— Да что вы говорите?!
— Он велел доставить себя во дворец Мем.
— О дьявол! Вот это уже хуже! — Пардальян быстро обдумывал ситуацию. — Ничего страшного, Галаор поможет нам выпутаться! До свидания, любезнейший Ландри.
И, взлетев на коня, ветеран помчался по улицам Парижа. Вскоре он спешился перед дворцом Мем и отвел Галаора в стойло. Конюх Жилло тут же узнал лучшего скакуна маршала, но никак не мог взять в толк, почему на жеребце приехал офицер, грозивший отхватить ему, Жилло, оба уха.
А Пардальян-старший отправился к маршалу де Данвилю.
— Я ожидал вас, — заявил тот. — Нам необходимо кое о чем потолковать.
— И прежде всего, видимо, о д'Аспремоне? — усмехнулся старик.
— Да, я рекомендовал вам стать его товарищем, но, столкнувшись с вами в городе, он едва не погиб… Его, полумертвого, принесли в мой дворец… По вашей милости я чуть не потерял преданного друга…
— Но благодаря мне вы обрели еще одного друга…
— Вот как? Что это за друг? И где он?
— В конюшне, монсеньор. Пожалуйста, давайте спустимся туда — и вы все увидите сами.
Маршал, не скрывая любопытства, зашагал вслед за Пардальяном к конюшне. Ветеран молча открыл дверь и указал на жеребца своего сына.
— Но ведь это же Галаор! — вскричал потрясенный Анри. — Кто его сюда доставил? Вы?
— Я, монсеньор. Вы подарили его некоему юноше, а тот отдал лошадь мне. Вы еще не забыли, что, когда вас окружили разбойники, вам на помощь кинулся молодой дворянин?..
— Все правильно, он спас меня, и я вознаградил его.
— Монсеньор, ваш таинственный защитник — сын и наследник человека, с которым вы говорите!
— Пойдемте побеседуем, — пробормотал ошарашенный маршал и стремительно направился в свои покои. Пардальян не отставал от него, незаметно бросая на Анри хитрые взгляды и ухмыляясь в усы.
— Сперва расскажите мне о вашей дуэли с Ортесом.
— О Господи, монсеньор, тут и рассказывать-то нечего! Когда я явился во дворец, господин д'Аспремон отпустил в мой адрес несколько оскорбительных замечаний. Я предостерег его. А потом мы встретились на постоялом дворе и спокойно во всем разобрались, как и подобает приличным людям.
— Но больше вы не держите на виконта зла?
— Я? Да Боже упаси! — совершенно честно ответил ветеран.
— Вот и отлично. Теперь — о Галаоре, вернее — о вашем сыне. Меня, и правда, выручил именно он?
— Ваш скакун, монсеньор, — лучшее подтверждение моих слов.
— Значит, ваш сын — превосходный солдат! Почему же вы не представили его мне, как намеревались?
Чтобы полностью запутать маршала де Данвиля, ветеран решил пустить в ход самое сокрушительное оружие — правду.
— Монсеньор, я звал сына к вам на службу. Но он не принял моего предложения, так как состоит при маршале де Монморанси. Моему сыну известен ваш секрет, монсеньор: Жан по чистой случайности оказался рядом с комнатой, где вы совещались там, «У ворожеи». Теперь он боится вашей ярости или мести ваших друзей, таких, как господин де Гиталан. Он не сомневается, что вы, как только поймаете его, сразу засадите в Бастилию, а он и так еле вырвался из темницы.
Как видите, у него есть веские причины держаться от вас подальше. И кроме того, он уже служит вашему брату. Но я-то служу вам, монсеньор. Стало быть, мне придется либо предать вас, а я всегда презирал предателей, — либо враждовать с родным сыном, что просто невозможно.