Ливень продолжался почти час. Когда утих, к шхуне подошли друг за другом два каика. В первом сидели Марк с Тимошем Бойчуком, а во втором — шкипер Стах Очерет.
После дождя вода в бухте помутнела, в неё нанесло ила с острова. Грязные волны безостановочно подбрасывали шхуну, но привычные к качке рыбаки не замечали этого. Внутри шхуны всё вымокло, на дне собралось прилично дождевой воды, и юнга сейчас же был отправлен выливать её. Он работал старательно, ловко зачерпывая воду ведёрком и выливая за борт. Спешил, потому что предстояло ещё готовить ужин.
Очерет вскочил на шхуну почти сразу вслед за Марком и Бойчуком, привязал каик к корме и поздоровался с командой по своему обычаю:
— Тихой погоды, богатой рыбы!
После чего спросил о моторе. Оказалось, что с мотором Лёвка ещё не закончил, работы оставалось на два-три часа, но до завтра легко управится.
— Сегодня, парни, сегодня отправляемся, — заявил шкипер.
Неожиданная перемена планов удивила команду шхуны, особенно Тимоша.
— Мы же сегодня собирались дома ночевать, — сказал Андрей.
— Где же ты рыбы наловил? — шутливо спросил Тимош.
— Есть новый груз, — ответил шкипер. — А рыбу заберём, хоть её и мало. Завтра к вечеру к вам наведаемся, чтобы новой наловить.
— А что за багаж, дядя Стах? — поинтересовался моторист.
— Две бочки песка.
— Да не шутите вы. Говорите, как есть…
— Я, парень, не шучу, сейчас подойдём к пристани и возьмём две бочки песка. Нужно срочно доставить их в порт.
Все за исключением Бойчука удивлённо смотрели на своего шкипера. Бойчук же кивнул с таким видом, будто догадался, в чём дело, и слова шкипера подтверждает.
— Что же это за песок такой и на кой чёрт он кому-то понадобился? — поинтересовался Андрей. — В порту, что ли, своего песка нет?
— У меня приказ, — ответил Очерет, — а что там к чему, могу и не интересоваться. Хотя говорят, что это золотой песок.
— Действительно золотой? — подскочил Тимош. — У нас тоже говорили, но никто не верил…
— Именно, золотой, — протянул шкипер, поглядывая на свою команду и следя за тем, какое впечатление произвели его слова на товарищей. И увидел, что никто из команды ему не верит.
3. ЮНГА
На нашем южном море очень мало островов. Самое большее их наберётся десятка два вдоль северо-западного побережья. Всё это небольшие, песчаные, иногда болотистые, заросшие травой, камышами или кустами куски грунта, отрезанные от суходола неширокими проливами. К этим островам относился и Лебединый. Он простирался параллельно берегу километров на тридцать, но в самом широком месте был не более километров четырёх. Восточная сторона острова заросла густыми камышами и невысокими деревьями, в которых гнездилось множество чаек, мартынов и бакланов, этих невероятно прожорливых рыболовов, которым рыбаки Соколиного выселка то и дело желали всяческих бед. Поблизости от этих птичьих поселений часто попадались лисьи норы, уходившие глубоко под землю. Лисиц на острове было много, и чувствовали они себя вполне безопасно, поскольку в рыбачьи дворы наведывались только изредка зимой, а большую часть года жили за счёт птичьего населения южной части острова. Рыбаки почти не охотились, потому и зверям, и птицам жилось на острове привольно.
Остров назывался Лебединым, потому что осенью и весной сюда наведывались тысячами, а в некоторые года и десятками тысяч лебеди, останавливаясь здесь во время своих перелётов с севера в тёплые края, а из тёплых краёв на север. Кроме того, ходили слухи, будто когда-то на этом острове жило много лебедей, пока их не перебили и не распугали. Но тех времён уже никто не помнил.
Посреди острова над довольно большой и глубокой бухтой разместились четыре десятка рыбачьих домов. Бухта называлась Соколиной, такое же название было и у выселка. Кто от кого это название перенял, никому не было известно.
Кроме выселка на острове находились ещё два дома — жилище инспектора рыбного надзора Якова Ковальчука, располагавшееся приблизительно километрах в двух на восток от выселка, и маяк на западном краю острова. От маяка в море выходила песчаная коса, которая оканчивалась длинной грядой подводных камней. В основном из-за этих камней здесь и поставили маяк. Тёмными ночами огонёк маяка было видно за десять-двадцать миль, когда же околицу окутывал туман, на маяке ревела сирена, звук которой долетал до самого Соколиного выселка.
В солнечные дни далеко с моря была видна белая башня маяка и такой же белый чистенький домик, прижавшийся к ней. В этом домике жил с семьёй смотритель маяка Дмитрий Филиппович Завирюха. И в этом же самом домике родился его сын Марк. Марк был в семье средним. Старшая сестра Мария вышла замуж за рыбака и уже три года жила в Соколином. Сейчас на маяке оставались отец, мать, старый дед Махтей — материн отец — и восьмилетний брат Гришка.
До пятнадцати лет Марк не бывал нигде за пределами острова. С десяти лет он учился в школе в Соколином, где все классы вёл один учитель, поскольку учеников в школе было чуть больше тридцати, а в пятом, шестом, седьмом классах — по одному-два. В пятнадцать Марк впервые оставил остров. Он ездил вместе с учителем в село Зелёный Камень, располагавшееся на суходоле, километрах в двенадцати от Соколиного, и там сдал экзамены за седьмой класс. После окончания школы, посоветовавшись с отцом, парень решил поступить юнгой на какую-нибудь шхуну, поплавать год-два, а потом, набравшись практического опыта, поступить в мореходный техникум.
Как раз в это время Стах Очерет искал на «Колумб» нового юнгу, поскольку его прежний юнга перешёл на океанский пароход.
Стах охотно согласился принять к себе Марка, которого хорошо знал — на Лебедином острове все хорошо знали друг друга. Марку определили зарплату, продовольствие и спецодежду. Парня это вполне устраивало. В его обязанности входило готовить еду для команды и рыбаков, когда они бывали на шхуне, поддерживать чистоту, помогать по возможности рулевому и мотористу, а также выполнять мелкие поручения шкипера. Юнга был на шхуне самым грамотным, поэтому на него ещё было возложено ведение различных записей — сам Очерет весьма неохотно брался за карандаш, отдавая предпочтение собственной памяти и подсчётам в голове чем каким-либо записям.
Второй год работал Марк на «Колумбе». Теперь он нечасто бывал на острове: посещал на шхуне соседние рыбачьи артели, ближайшие пристани и частенько гостил в порту курортного маленького города Лузаны. За это время юнга крепко подружился с остальной командой и стал любимцем маленькой моряцкой семьи. Когда было нужно, заменял рулевого или моториста, в плаваньи умел ориентироваться по компасу, звёздам и берегам, самостоятельно ставил паруса и вёл шхуну в требуемом направлении при любом ветре, запускал и останавливал мотор, разбирался в рыбе, которую они принимали, знал, где и какие сети нужно ставить.
Был он осторожен, но ветра и волн не боялся. Несколько раз за это время их захватывал в море сильный шторм. Однажды ветер порвал паруса, закончилось горючее, мотор перестал работать, и шхуну заливали высоченные волны. Казалось, вот-вот её полностью зальёт или перевернёт, и рулевой Андрей испугался. Но Стах накричал на Андрея, они поставили шхуну против волны и так держались два дня. Когда шторм начал стихать и ветер переменился, подняли кливер и потихоньку доплыли до своего острова.
Во время шторма Очерет следил за юнгой и ни разу не заметил на его лице и тени страха, а в глазах выражения растерянности. За это он высоко ценил Марка, хотя ничего ему не сказал, так же, как и не вспомнил никогда ни единым словом об испуге Андрея Камбалы.
Приближалось время, когда Марк должен был ехать в большой приморский город сдавать экзамены в мореходный техникум, ему оставалось плавать на «Колумбе» три-четыре месяца. Никто на шхуне об этом не заговаривал, а если у кого-то и появлялась мысль об этом, тот гнал её прочь. Не хотелось думать, что придётся им искать нового юнгу.
4. ТОРИАНИТОВЫЙ ПЕСОК
«Колумб» подтянули к пристани, где уже стояли две бочки с песком, о которых упоминал в разговоре с командой шкипер. Возле бочек стоял высокий человек в годах. Команда уже знала, что это был дальний родственник Стаха Очерета. Он оставил Лебединый остров много лет тому назад и долго сюда не возвращался. Теперь, как рассказывал шкипер своим товарищам, его родственник стал профессором. Как раз в эти дни, когда «Колумб» ходил в плаванье вдоль побережья и задержался там на целую неделю, профессор Андрей Гордеевич Ананьев и приехал на остров, собираясь провести здесь летний отпуск. Гуляя по острову, он заинтересовался песчаной горой возле Соколиного. Он внимательно исследовал этот песок, потом набрал его две бочки и спешил отправить в город на исследование. Шкипер в двух словах объяснил это своим товарищам, добавив, что профессор поедет вместе с ними.
Когда шхуна причалила бортом к пристани, на неё вкатили бочки с песком.
В это время к профессору подошла девушка. Несмотря на вечерние сумерки, Марк узнал свою спутницу, встреченную во время ливня. Она была в плаще, на ногах у неё были резиновые боты, а в руках чемодан и сумка.
«Его дочь», — подумал юнга.
Оказалось, что профессор с дочерью едут на шхуне в Лузаны. Когда девушка ступила на шхуну, Марк почему-то смутился, спрятался за рубку и взялся там за стряпню. Надо было торопиться с ужином. Из-за того, что на шхуне были пассажиры, он решил добавить к макаронам ещё и уху из кефали. Это было любимое блюдо рыбаков. Марку хотелось во всём блеске продемонстрировать свои таланты кулинара. Поставив греть воду, он принялся чистить рыбу. Не успел почистить и половину, как рядом с ним возникла девичья фигура.
— О, у вас настоящая кухня! — произнесла девушка удивлённо.
— Камбуз! — ответил Марк, не поднимая головы и тщательно скребя ножом рыбу, так что чешуя брызгами разлеталась во все стороны.
— Вы тоже употребляете корабельные термины? Я думала, что на рыбачьих лодках их не знают.