Снова закрылась дверь, и юнга с Ясей остались одни. Марк погладил девочку по голове, но она резко отвернулась от него. Парень горько улыбнулся: он боялся, что Найдёнка так никогда и не поймёт его. Попробовал заговорить, но девочка в ответ лишь укоризненно поглядывала на него.
Время тянулось чрезвычайно медленно, но, наконец, дверь открылась, и знакомый уже матрос поставил перед ними тарелки с едой и хлебом. Оставляя их, он будто случайно толкнул Марка. А когда тот обратил на него внимание, указал глазами на подставку с хлебом.
Как бы Марк за день ни натерпелся, но здоровый организм победил всё, и у него проснулся волчий аппетит. Он приглашал Ясю попробовать, чем их кормят, но девочка хлебнула одну ложку и больше ничего не ела.
— Что будет — увидим, а сейчас давай поедим, — говорил он ей. Но Яся отрицательно покачала головой.
Ломая хлеб, вспомнил, как матрос, будто нарочно, выразительно показывал туда глазами. Марк осмотрел подставку для хлеба. Она была накрыта белой салфеткой, а под салфеткой что-то лежало. Он снял её и увидел несколько маленьких листочков бумаги и короткий огрызок карандаша. На одном из этих листов, загнутом вдвое, что-то было написано на русском языке. Вспомнил свои попытки поговорить с этим матросом в коридоре. Тогда матрос не отвечал, но на вопрос «который час» показал, что язык понимает. Юнга начал разбирать написанное:
«Вы герой. Вас ждёт смерть. Помочь вам я не смогу. Но я вам сочувствую. Если хотите написать письмо родителям или товарищам, то я обязуюсь его переслать по указанному вами адресу. Будьте осторожны, вас подслушивают. Ваш друг».
Значит, здесь, на пиратской лодке, есть человек, который сопереживает ему. Неизвестный «друг»… Конечно же, это и есть матрос, принёсший им обед. А может быть, это провокация? Но нет, какие у него основания так думать? И потом, вероятно, уже обещали бы освобождение. А тут ничего подобного. Неизвестный друг сочувствует, хотя ничем помочь не может. Ясно. Он здесь только один. И обещает ему только передать письмо родителям и друзьям. Письмо после смерти… Значит, он должен умереть…
Что же делать? Наверное, надо поспешить с письмом, ведь сюда каждую минуту может зайти Анч или кто-нибудь другой, и тогда пропадёт возможность отправить своё последнее письмо.
Но Марк не знал, сколько времени он сможет писать, и потому должен был торопиться. Вот его письмо:
«Мои любимые и самые дорогие! Я должен умереть. Собственно, мы должны умереть. Нас захватили враги, которые подошли к Лебединому острову на подводной лодке. Мы умираем с мыслями о вас, о Лебедином острове, о “Колумбе”, о нашей Родине. Это письмо, кроме меня, подписывает Яся Найдёнка. Ваш Марк».
Он быстренько сунул в Ясину руку карандаш и, водя ею, подписал также её имя. Девочка послушно подчинялась. Потом написал адрес, скрутил письмо в тоненькую трубочку и вместе с карандашом положил назад под салфетку. Записку матроса он ещё раз пробежал глазами, скомкал и проглотил.
Только закончил, как дверь вдруг открылась. Вошёл Анч, а из-за его спины показалось хмурое и напряжённое лицо матроса. Казалось, матросу полегчало, когда ни он, ни Анч ничего особенного в пленных не заметили. Матрос забрал тарелки и подставку с хлебом и ушёл, унося спрятанное под салфеткой письмо.
Анч посмотрел на пленных и сказал:
— Командир лодки даёт вам ещё два часа подумать. Если вы не согласитесь дать точные сведения, которые от вас требуются, то можете считать свою жизнь законченной. — Потом помолчал и продолжал: — Марк Завирюха, может быть, вы сейчас согласны говорить?
— Мне нечего отвечать.
— А ты, Найдёнка?
Девочка молча отвернулась к стене.
— Ну, что ж, считайте тогда секунды последних двух часов. — Анч закрыл за собой дверь.
Марк обнял Ясю, и она склонила ему на плечо голову. Юнга думал о Люде: где она? Останется ли в живых? Вряд ли. Она ведь не сказала им ни слова правды.
— Марк, — прошептала Яся ему на ухо, — что делать?
— Главное, Яся, не пугайся, — так же тихо ответил ей Марк. — Мы покажем, что мы смерти не боимся. Что бы они ни делали, не будем говорить ни единого слова.
— А Люда?
Губы Марка чуть заметно зашевелились, и Яся скорее догадалась, чем услышала: «Она… но так надо… Её ждёт то же самое».
14. ЛЮДА ПРОСИТ СВИДАНИЯ
Конец дня Люда провела в крошечной каюте с одной койкой. Туда её привёл Анч. Он возмущался поведению Марка, обещал его жестоко наказать, успокаивал девушку и уверял, что он и командир корабля сделают всё, чтобы она как следует отдохнула и вообще чувствовала себя как можно лучше. Он даже напомнил ей, как хорошо они танцевали во время праздника на Лебедином острове.
Девушка просила Анча не делать ничего плохого Марку и обещала рассказывать обо всём, что она знает, только пусть их всех оставят в живых. Особенно просила, чтобы к ней провели Найдёнку и не разлучали их. Анч обещал поговорить об этом с командиром и выразил надежду, что тот разрешит, если Люда будет послушной. Он зажёг электричество и вышел, оставив девушку одну.
Осмотрев каюту, девушка решила, что здесь, по-видимому, жил кто-то из командного состава подводного корабля, а возможно, и сам Анч. Откидная пружинная койка, возле неё специальный сундучок с бельём, плюшевым одеялом, одной обычной и несколькими резиновыми надувными подушками. Рассматривая их, Люда догадалась, что они заодно предназначены служить спасательными поплавками. Кроме того, в каюте обнаружились зеркало, откидной умывальник, электрический вентилятор, столик, полочка для книг и вещей. В углу стоял маленький запертый шкаф. Ящик в столике тоже был заперт. Люда сразу осмотрела всё, не нашла ничего интересного, откинула койку, надула резиновую подушку и легла на неё.
Ей не спалось. Ныло всё тело, болели ноги, голова, и казалось, будто она чувствовала усталость как минимум после недели какой-то чрезмерной физической работы. Люда думала, что будет дальше. Представить ближайшее будущее, хотя бы через час или два, не могла. Она погибнет — не верится, чтобы её выпустили отсюда живой. А если уж погибать, то нельзя ли пустить заодно на дно этот пиратский корабль? О, если бы здесь пробыть ещё какое-то время вместе с Марком! Вдвоём они, безусловно, придумали бы что-то. А может быть, им ещё удастся спастись. Она хотела бы знать, как их будут убивать… Припомнила рассказ Яси о смерти рыбного инспектора и Тимоша Бойчука. Их, наверное, тоже захватили эти же самые пираты. Наверное, допрашивали, а потом убили. Яся рассказывала, что на них не нашли никаких следов насильственной смерти. Они утонули. То есть их утопили. Наверное, пираты обычно топят своих пленников. Только сомнительно, чтобы они просто сбрасывали их с лодки, не применяя никаких других методов, ведь в таком случае Тимош Бойчук, безусловно, доплыл бы до берега. Если же Тимоша так быстро выбросило море, значит, его утопили поблизости от острова. Наверное, там же, в бухте, где его захватили. Люда представила себе, как её погрузят головой в воду и будут так держать до тех пор, пока она не задохнётся… А перед этим она ещё наглотается воды… От этих мыслей становилось жутко.
Лёжа на койке, она вытянулась, сложила руки, как мертвец, и заснула. Это был кратковременный, тяжёлый и неспокойный сон. В сонном воображении роились кошмарные призраки. Ей казалось, кто-то неизвестный, страшный нападает на неё, а она не может даже пошевелиться, чтобы защититься. Она знала, что это только сон, хотела проснуться и не могла.
Наконец Люда проснулась. В каюте никого не было. Повернулась на бок и так лежала, пока не принесли еду. Есть не хотелось, но заставила себя, зная, что надо беречь силы.
Во время обеда почувствовала, как лодка содрогнулась, лёгкая вибрация под палубой свидетельствовала о работе электромоторов. Подводная лодка поднялась с грунта и куда-то направилась, видимо, выплывая на поверхность, потому что, когда у неё забирали тарелки, услышала сквозь открытую дверь, как в коридоре кто-то сказал:
— Глубина тридцать семь метров.
Позже лодка останавливалась, а потом снова двигалась с места. Временами девушке казалось, что она поднимается, может быть, даже всплывает, а потом снова погружается. Она заснула снова и, наверное, спала на этот раз долго, потому что, когда её разбудили, ощутила прилив свежих сил.
Разбудил её матрос и знаками велел идти за ним. Девушка подошла к зеркалу поправить растрепавшиеся волосы и помятое платье. В подводной лодке был сухой воздух и высокая температура, и всё на ней успело высохнуть. Матрос деликатно вышел на минуту за дверь. Девушка, стоя перед зеркалом, увидела, как в нём отражается полочка над койкой. Там лежало несколько резиновых подушек, на одной из которых она спала. Люда быстренько вернулась, схватила одну из этих подушек, смяла её и спрятала под платье. Матрос снова вошёл в каюту и движением головы приказал идти за ним — в знакомую уже каюту командира подводной лодки. Ей пришлось немного подождать в коридоре, пока её туда позвали. Как девушка и предполагала, она застала там командира и Анча.
— Уважаемая Людмила Андреевна, — очень вежливо обратился к ней переводчик, — садитесь, пожалуйста.
Люда села.
— Командир нашего корабля просит выразить вам благодарность за ваше поведение. Вы сразу нас поняли и не встали на путь молчания и возражений. Видите, мы тоже относимся к вам как можно лучше. Мы пока что не можем освободить вас. Но, наверное, вы беспокоитесь о вашем отце, полагаем, как и он о вас? Командир разрешает вам написать отцу письмо.
Люда удивлённо и настороженно слушала Анча. Что скрывается за этой любезностью?
— Мне можно писать в письме всё, что я захочу? — спросила она.
— Да, только за одним исключением — ни единого слова об этом корабле и о людях на нём.
— Позвольте, но о чём же тогда я могу писать?
— Вы можете писать о своих чувствах, спрашивать о домашних делах, наконец, о том, что нам угрожает опасность, что вы попали в очень затруднительное положение, но ничего не пишите о местопребывании. Кажется, достаточно.