— Они угрожали выброситься на поверхность с торпедных аппаратов. Теперь они не смогут впустить сжатый воздух в торпедные трубы.
Время шло невообразимо медленно, и девушка ощущала агонию людей, находящихся в каких-то двадцати пяти метрах от неё: темнота, тяжёлый воздух и осознание неминуемой смерти.
Лодка всё ползла и ползла. Прошёл час, полтора. Возможно, в торпедном отделении уже царила смерть. Раненый заснул. Люда вытянула на столике руки и положила на них голову. Так и сидела неподвижно долгое время, ей казалось, будто в каюте тоже не хватает воздуха. А в голове гудело, звенело…
Лодка остановилась. Свет электрической лампочки погас, в каюте сделалось полутемно. В центральном посту послышались телефонные разговоры:
— Аккумуляторы сели, — сказал кому-то старший офицер.
После этого наступило молчание. Оно продолжалось недолго, и вскоре вновь послышался разговор. Командир и старший офицер советовались. Временами вмешивался Анч, а один раз какое-то слово вбросил и рулевой. Раненый зашевелился, проснулся и поднял голову, вслушиваясь в разговор. Старший офицер предложил два выхода: первый — выбросить через специальный люк аварийный буёк на поверхность моря в надежде, что его заметят советские пароходы и пришлют им водолазную партию; второй — затопить боевую рубку и через неё одному или двоим выброситься на поверхность в так называемых подводных парашютах, то есть водолазных масках с маленьким баллоном воздуха. В распоряжении пиратов имелись две такие маски. Выбросившиеся должны принять меры к спасению экипажа подводной лодки.
— Хорошо, — сказал командир. — Проверьте маски и приготовьте боевую рубку к затоплению. На поверхность поднимитесь вы с господином агентом.
Господином агентом командир подводной лодки называл Анча.
— Тем временем, — продолжал он, — я дам господину агенту инструкции.
Было слышно, как командир и Анч вышли из центрального поста в командирскую каюту. Через несколько минут оттуда послышалась бешеная ругань командира. Он вернулся назад в центральный пост управления и сказал старшему офицеру, что из каюты исчез пакет с важными документами:
— Зашифрованные инструкции командования!
Но у пиратов не было времени обсуждать вопрос, куда исчез документ. Командир успокоился на том, что документы, во-первых, зашифрованные, а во-вторых, никак не могли попасть за стены подводной лодки.
— Маски исправны, рубка готова к затоплению, — отрапортовал старший офицер. — Разрешите идти.
— Только взгляните, как там у вас в каюте?
Раненый поднял голову, собираясь, по-видимому, о чём-то спросить, когда старший офицер войдёт в каюту. Однако ему не пришлось этого сделать, так как в центральном посту грохнул револьверный выстрел, и кто-то тяжело упал на палубу. Падая, человек ударился головой о дверь, открыл её и чуть съехал по ступенькам в каюту, где находились Люда и раненый. Перед ними лежал труп старшего офицера. За полуоткрытой дверью послышался новый выстрел, и там опять кто-то упал. Раненый вскочил с кровати, сел и дико озирался в полутьме.
— Готово! — послышался голос командира. — Согласно инструкции, мы должны соблюдать в абсолютном секрете наше плавание. На лодку мы уже вернуться не сможем. Здесь, рядом с чужими водами, командование её поднимать не станет.
— План наших дальнейших действий? — сухо спросил Анч.
— Мы должны выбросить вместе с собой клипербот. За шестьдесят пять миль отсюда находится наша надводная база. Мы должны добраться до места назначенного свидания. Наденьте маску, она прикроет вам голову, а маленький баллон с воздухом даст возможность дышать и ускорит вылет из воды. Помните — мы на глубине восемьдесят пять метров. Это смертельно опасная глубина. Водолазов в мягких скафандрах поднимают отсюда в течение четырёх часов, иначе им грозит тяжёлая кессонная болезнь, в большинстве случаев со смертельным исходом. Мы же вылетим в течение какой-то минуты, будто пробка из бутылки. На этой глубине давление восемь с половиной атмосфер, а в лодке обычное. Значит, и в организме нашем оно обычное. Это и должно нас спасти. Главное — не задержаться в рубке, когда в неё хлынет вода. Нас должно выбросить сразу, для этого я подниму там давление воздуха.
— А клипербот? — спросил Анч.
— Мы привяжем к нему вёсла, и он поднимется вслед за нами.
— На всякий случай нам нужно переодеться, — сказал Анч. — Я должен приклеить бороду.
Они возились ещё какое-то время, наконец перешли в боковую рубку. Анч ещё вышел оттуда и зашёл в каюту к девушке и раненому, заговорил с ним, поблагодарил за хорошую работу, за удачное провоцирование юнги и завершил:
— Вы были хорошим помощником, мне жаль расставаться с вами. Но я оставляю вам компаньонку, которая будет ухаживать за вами, и обещаю доложить нашему начальнику о вас, как о герое.
Раненый просил, чтобы его взяли с собой, он обещал на всю жизнь остаться верным слугой Анча.
— К сожалению, у нас только две маски, а кроме того, мы не смогли бы управиться с раненым.
Послышался голос командира — он звал шпиона. Анч обернулся к девушке:
— Прощайте, красавица, больше нам встретиться не придётся, — сказал он по-русски. — Вы интересовались своими друзьями. Ими уже давно лакомятся крабы, которых я обещал вам подарить.
— Не утруждайте себя русским языком, — на его языке ответила Люда.
Анч вздрогнул от неожиданности. «Так, значит, она всё время понимала разговоры в её присутствии».
— У-у-у! — с ненавистью протянул он и замахнулся на девушку, будто намеревался убить. Но его решительно и нетерпеливо звал командир.
Шпион выскочил из каюты. В центральном посту звонил телефон, но никто не подходил к трубке. Из машинного отделения звали командира, но командир с Анчем уже задраивали водонепроницаемое заграждение между центральным постом и боевой рубкой. Они должны были это сделать для того, чтобы увеличить в помещении рубки давление воздуха.
Раненый лежал некоторое время, будто оцепеневший, но скоро опомнился.
— Не будем больше водить друг друга за нос, — сказал он девушке, — теперь наши интересы общие. Я надеюсь, они оба сдохнут раньше, чем выплывут на поверхность. Каждый из них ещё здесь застрелил бы второго, но пока что они нужны друг другу.
Из боевой рубки донёсся шум. Потом утих. Лодка качнулась — значит, вода прорвалась в боевую рубку и сквозь раскрытый люк сжатый воздух выбросил из неё людей. Слышалось какое-то шипение, бульканье за стеной. Где-то над ними толщу воды прорезают тела двух человек, которые, бросив своих подчинённых на произвол судьбы, пытаются спасти свои жизни.
Раненый тоже прислушивался. Казалось, будто его пришибло какой-то страшной вестью, и он, теряя сознание, сполз с подушки. Свет лампочки всё больше угасал, и вскоре Люда видела лишь слабо раскалённую красную нить в темноте. Последние запасы энергии в аккумуляторе освещения заканчивались. Кроме этой красной нити Люда не могла увидеть ничего. Она поднесла к лампочке часы и ещё могла разобрать — пять часов тридцать две минуты.
В посту центрального управления навязчиво звонил телефон.
2. АНЧОУС
Рулевой Андрей Камбала держал одной рукой руль, в другой грубую цигарку и философствовал по поводу различных изменений в природе. В одном случае его заинтересовало, что большие стаи хамсы появились в этом году неожиданно рано. Она ловилась с осени до весны, а на лето, должно быть, отправлялась в Средиземное море. «Колумб» был переполнен меленькой рыбой с серебристыми головками и буровато-синими спинками, напоминающей сельдь. Шаланды соколинских рыбаков со вчерашнего дня разбросали сети на мели, и шхуна забрала очередной улов. Андрей сегодня чрезвычайно много болтал на различные темы. Посторонний наблюдатель сказал бы, что это всего лишь болтовня. Причины же такой разговорчивости были иные. Андрей пытался отвлечь своих товарищей — шкипера и моториста — от грустных мыслей.
— В один год, — продолжал он, — хамса появилась огромная, с четверть метра длиной.
В обычной ситуации Стах обязательно заметил бы, что Андрей привирает, потому что такой большой хамсы ещё никто не видел, но в этот раз он промолчал. Андрей сразу же обратил на это внимание и тоже замолчал. Но позже продолжил:
— Шёл тут один французский пароход. Встал зачем-то напротив нашего острова… Спустили шлюпку, съехали на берег…
И снова Андрея поразило молчание Стаха, ведь сколько он ни рассказывал историю с этим пароходом, всегда шкипер поправлял его, что это был пароход не французский, а испанский, и шлюпка к острову не подходила, а рыбаки подъезжали к пароходу… Но в этот раз никто, казалось, не слышал рассказа Андрея. Рулевой качнул правило руля, затянулся дымом, покашлял и снова начал:
— Так брали они хамсу жарить, а называли её чоусы…
— Анчоусы! — сердито поправил Лёвка, глядя поверх своего мотора.
— Анчоусы, анчоусы, — вроде как обрадовался рассказчик, наконец-то вытащивший слово хотя бы у одного слушателя.
Стах упорно молчал.
— Так эти анчоусы, я вам скажу, хоть и дешёвая рыба, а такая…
— Марк здорово умел их жарить, — тихо произнёс Лёвка, будто обращаясь сам к себе, и склонил голову.
Андрей растерянно посмотрел на моториста, на шкипера и беспомощно заморгал. Очерет оставался в той же позе, и трудно было сказать, слышал он Лёвкины слова или нет.
Моторист взял тряпку, склонился над мотором и начал что-то вытирать. Вдруг затрепыхался парус на ветру. После утреннего шквала они шли под мотором и под парусом. Шкипер взглянул вверх и наконец заговорил:
— Ветер меняется, — рулевой, внимание! — Затем перешёл на нос и стал рассматривать море в бинокль.
После шквала ещё катились вспененные волны, но они были уже невысокими. На небе плыли несколько тучек, и солнце припекало уже ощутимо.
— Эй, парни! — крикнул шкипер. — Лодка слева, видите?
Рулевой и моторист взглянули в ту сторону, куда указывал, вытянув руку, шкипер. За семь-восемь кабельтовых от них на волнах пока