На дверь рубки обрушились сильные удары вместо прежних тихих и осторожных. Но она оставалась запертой. Стучали в иллюминатор, кричали, но никто не отвечал.
К шхуне уже подошел эсминец и стал бортом к борту. Послышались радостные крики. Мать звала Марка. Он тотчас же поднялся на корабль и очутился в её объятиях. Дед Махтей с сияющими глазами взошел на командирский мостик поблагодарить Трофимова.
Семён Иванович обнял деда и сказал:
— Не за что, не за что… Кого надо благодарить, так это старшего механика, — и приказал проводить к нему старого моряка.
Старший механик заверил деда, что надо благодарить штурмана, потому что, если бы не его вычисления, эсминец не пошёл бы таким ходом. Штурман заявил, что всё зависело от комиссара, и послал деда к нему. А комиссар заверял, что все зависело от всех краснофлотцев и от самого деда Махтея, который привез известия о шхуне. Дед растерялся и наконец догадался, что должен поблагодарить Ясю. И пошел её искать.
Но Яси на эсминце не оказалось. Она спрыгнула на палубу шхуны и бросилась к Лёвке. Тот схватил её и поднял высоко в воздух. Он не верил собственным глазам Он считал, что девочка пошла ко дну, расстрелянная пиратами. А она была перед ним, и, что самое главное, никто иной, как она, сообщил о захвате «Колумба». Девочка рассказала о своём спасении.
На шхуне и на корабле царило радостное возбуждение Анча перевели уже под стражу на корабль, и он волчьим взглядом наблюдал всё происходящее.
Оставалось открыть рубку и выяснить судьбу шкипера и рулевого.
На шхуне устроили настоящую осаду рубки. Однако внутри царила мёртвая тишина, будто там не было никого, либо оба её обитателя лежали без сознания.
— Это прямо-таки герметичная закупорка, — сказал лейтенант. — Они там не задохнулись часом?
Лёвка возразил, указав на маленький вентилятор. Решено было воспользоваться этим вентилятором как переговорной трубкой.
Одновременно послали на эсминец за топорами и ломами, чтобы в крайнем случае разбить дверь, если никто не откроет её изнутри. Кое-кто уверял, что в рубке слышны какие-то звуки. Стали внимательно прислушиваться. Действительно, оттуда доносился едва слышный стон.
Появились ломы и топоры. Вскоре крепкие дубовые доски затрещали. На шхуну сошёл военный врач, дожидаясь, когда выломают дверь. Он готовился оказать помощь тому, чей стон доносился из рубки.
В двери проломили отверстие, но массивный железный засов оставался на месте. Отверстие пришлось увеличить, и тогда выяснилось, что в скобы вместо засова засунут лом. В отверстие были видны две фигуры: одна лежала на койке, вторая — на палубе. Тот, кто стонал, лежал на койке. Краснофлотец, просунув руку в отверстие, вытащил лом из скоб и первым впустил в рубку врача. Тот осторожно вошёл и склонился над человеком на койке.
Это был Стах Очерет, опоясанный пенопластовым поясом. Рана его была неплохо перевязана. Он раскрыл глаза и едва слышно поблагодарил за предложенное ему питьё. Врач обратил внимание, что раненый сделал только несколько глотков. Очевидно, он уже пил. Краснофлотцы нашли рядом несколько бутылок из-под ситро и пива. Врач удивился, что у тяжелораненого хватило силы самому перевязаться и вытащить пробки из бутылок.
В маленькой тесной рубке трудно было производить осмотр. Врач попросил краснофлотцев вынести людей на палубу.
Голова рулевого была повязана лоскутом старой парусины. Его вынесли совершенно неподвижного. Развернули парусину. Рулевой тоже был обвязан спасательным пенопластовым поясом.
— Он мёртв, — сказал краснофлотец.
Тем временем врач осматривал шкипера.
— Немедленно перенесите его на корабль, в лазарет, — распорядился врач. — Он будет жить, хотя, если бы не повязка, он наверняка не выжил бы из-за потери крови.
Лёвка обратил внимание, что на Стахе была не та повязка, которую сделал он. Очевидно, шкипер сумел сам вторично перевязаться.
Очерета положили на носилки. Он раскрыл глаза, очевидно, узнал юнгу и моториста, улыбнулся и снова сомкнул веки.
Когда его унесли, врачу осталось установить причины смерти Андрея Камбалы — нужно было сделать запись в судовой журнал. Врач недолго осматривал рыбака. Казалось, Андрей уже окостенел. Врач, махнув рукой, поднялся. Рядом стоял дед Махтей. Врач пожал руку деду и спросил, не нюхает ли тот табак.
— Есть такое дело, — ответил дед.
— Угостите, пожалуйста, — попросил врач.
Дед вытащил табакерку и подал врачу. Тот взял понюшку растёртого в пыль табака, снова наклонился к мертвецу и поднёс понюшку к его носу. Все с удивлением наблюдали. Через минуту на лице рулевого едва заметно задрожали мускулы, оно стало морщиться. Из-под одного закрытого века выкатилась слеза. Мертвец плакал, а через две секунды так громко чихнул, что вокруг раскатился громовый хохот. Только дед Махтей серьезно сказал:
— На здоровье! — и лукаво покосился на врача.
Тот смеялся вместе со всеми. Марк понял поведение Андрея, принялся трясти его и кричать:
— Андрей, Андрей, тут все свои, пиратов нет! Честное слово, нет!
Камбала наконец открыл глаза.
13. ПЯТНА НА ВОДЕ
Вокруг стоял такой хохот, что Андрей в первую минуту готов был поверить, что все случившееся — просто страшный сон. Он даже ждал, что вот сейчас к нему подойдёт шкипер и начнет стыдить за недостойное поведение. Но заметив разбитую дверь рубки, сломанную мачту, военный корабль и не видя Стаха Очерета, Андрей нахмурился.
— А где шкипер? — спросил он.
— На корабле, в лазарете, — ответил юнга.
— Так где же твоя смертельная рана? — допытывался, улыбаясь, дед Махтей.
Андрей Камбала взялся за ухо — оно было продырявлено.
— Когда-то моряки серьги носили, вот и ты теперь будешь носить, — смеялся дед.
Над Андреем много смеялись, но нетерпеливо ждали, что он расскажет. Рулевой честно признался, что, услышав выстрелы и почувствовав ожог за ухом, он упал, уверенный, что умирает. Но, услышав приказ Анча, понял, что до смерти ему еще далеко, и решил пока прикинуться потерявшим сознание. Он все время боялся очутиться за бортом и очень обрадовался, когда Марк приволок его в рубку. Там он осмотрелся и увидел, что кроме него и раненого шкипера никого нет. Дверь была прикрыта. Тогда он решил запереться так, чтобы до него не добрались, надеясь, что пираты скоро оставят шхуну. Зная крепость двери и стен рубки, Камбала собирался за ними отсидеться. Он осторожно вытащил маленький засов и заложил в скобы толстый железный лом. Потом задраил железной заслонкой иллюминатор. Иногда он зажигал найденный в ящике огарок свечи. Когда в рубку начинали стучать, его охватывал ужас, когда же никто не стучал, он ухаживал за Стахом.
Заботливый уход за шкипером послужил в глазах рыбаков смягчающим обстоятельством, и они (в который уже раз!) простили Андрею его трусость.
Он скрутил цигарку и сразу повеселел, когда врач сказал, что шкипер будет жить благодаря его, Камбалы, заботе.
Тем временем командир «Буревестника» решил, что задача выполнена. Нужно было возвращаться. Чтобы скорее доставить рыбаков на Лебединый остров, Трофимов приказал взять шхуну на буксир. Марк попросил командира отправить «Разведчик рыбы» на маяк и известить отца о спасении сына. Мать и дед присоединились к его просьбе.
«Разведчик рыбы» немедленно вылетел на Лебединый остров с заданием совершить первую посадку у маяка.
К командиру эсминца привели Анча. На вопросы, кто он такой, откуда и зачем напал на шхуну, шпион решительно отказывался отвечать. Он просто молчал, будто обращались не к нему.
— Будем считать, что он с перепугу онемел, — сказал Трофимов. — Это бывает, но скоро проходит.
Шпиона вывели.
Командир приказал отправить радиограмму с запросом, куда доставить арестованного.
Марк и Яся, погружённые в грустные мысли, медленно прохаживались по палубе корабля. Команда «Буревестника» уверяла, что лодку утопили. Это подтверждало также бегство шпиона и командира-пирата. Может быть, только они двое и спаслись. А если даже и спасся кто-нибудь ещё, то уж наверняка не Люда…
Эсминец быстро шел на север, таща за собой «Колумб», на палубе которого сидели два краснофлотца. Вся команда шхуны перешла на «Буревестник». Склонившись над бортом, Марк задумчиво смотрел на море. Он думал о Люде. Хотелось проникнуть взглядом сквозь толщу воды, осмотреть морское дно, найти обломки подводного корабля и среди них милую его сердцу девушку. Хотя бы узнать, где ее последнее пристанище!
На плечо Марка легла маленькая рука. Он поднял голову — Яся показывала ему на море, под борт эсминца. Корабль стал замедлять ход. Вокруг него на поверхности воды плавали жирные блестящие пятна, словно кто-то разлил нефть. На командном мостике заинтересовались этим явлением, и «Буревестник» закружил над этим местом. Казалось, какой-то танкер выкачал здесь нефть из своих трюмов.
Марк не понимал, в чем дело, но вскоре все выяснилось. Трофимов полагал, что именно здесь погибла подводная лодка. Нефть всплывала из ее поврежденных цистерн на поверхность и покрывала воду жирными пятнами.
— Ишь ты, куда доползла! — сказал командир эсминца, измеряя по карте расстояние от того места, где позавчерашней ночью состоялся бой между «Буревестником» и подводным пиратом.
Штурман точно обозначил место гибели лодки. Эхолот показал глубину восемьдесят пять метров.
— До осени наши эпроновцы разведают, что здесь осталось, а если возможно будет, то и вытащат эти обломки, — заметил Трофимов и приказал идти с той же скоростью, прежним курсом — к Лебединому острову.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
1. ПОГРЕБЁННЫЕ ЗАЖИВО
Здесь царят покой и тишина. Во время самых сильных штормов, когда на поверхности моря клокочут пенные волны, а ветер заносит чаек на сотни километров от берегов, когда бушующая стихия ломает стальные корабли, как детские игрушки, здесь так же спокойно и тихо, как всегда. Вода даже не шелохнётся.
Глубина восемьдесят пять метров: густые сумерки, почти темнота даже в те часы, когда на ясном небе солнце стоит в зените. На каменистом г