По расчёту Люды и раненого, они имели запас воздуха на двое суток. Возможно, им пришлось бы впустить и сжатый воздух из баллонов. Так можно было увеличить количество кислорода, но одновременно в помещении увеличилось бы атмосферное давление. А это грозило им гибелью от кессонной болезни.
Еды, которую нашла Люда, хватило бы на пять-шесть дней. Плохо было с водой. Ее оставалось только семь-восемь бутылок, и следовало экономить. Но это было нетрудно, потому что температура в подводной лодке понизилась. Машины перестали работать, и лодка постепенно охлаждалась до температуры окружающей воды, то есть примерно до девяти градусов.
Раненый пират уснул. Люда дремала, положив голову на стол. Внезапно ее разбудил телефонный звонок. Люда встала и, подсвечивая фонариком, прошла к телефону, осторожно переступив через трупы офицера и рулевого.
2. НОВЫЙ ШКИПЕР
«Буревестник» покинул Соколиную бухту на рассвете. Никто не провожал эсминец, но люди в рыбачьем поселке были полны благодарности командиру и краснофлотцам. Накануне краснофлотцы весь день были в гостях у рыбаков. Бесчисленное множество раз герои событий — Марк, Яся, Лёвка, Андрей и военные моряки — рассказывали о своих приключениях. Слушателям всё казалось мало — они снова и снова засыпали рассказчиков вопросами. Но больше всех слушал, расспрашивал и рассказывал маленький Гришка. Он считал себя главным героем.
— Если бы я не узнал Ясю и не сказал про нее дедушке и маме, все бы пропали, — уверял он.
И теперь, когда корабль вышел в море, поворачивая навстречу солнцу, вахтенный командир ласково улыбнулся, вспоминая Гришку.
«Буревестник» шёл ускоренным ходом. В топках догорали последние запасы угля. Трофимов спешил доставить в лузанскую больницу Стаха Очерета и сдать Анча, которого уже с острова сопровождали представители следственных органов.
Утреннее солнце с легким ветерком и низкой волной встретило эсминец в открытом море, далеко от острова.
С восходом солнца проснулся на «Колумбе» Андрей Камбала. Эту ночь он провел на шхуне в одиночестве. Марк спал дома, на маяке, Лёвка — в выселке, в домике своих родителей. Раненый шкипер лежал на эсминце, в корабельном лазарете. Рулевой вечером вернулся на шхуну, переспал ночь и теперь думал о том, что без толку стоять нечего, а надо готовиться в дорогу в Лузаны, сдать там рыбу, которая и так перестояла, и отремонтировать мачту.
Андрей посмотрел на берег и увидел, что к пристани с разных сторон, освещенные утренним солнцем, спускаются три фигуры. Он взял бинокль и стал рассматривать их. В первой фигуре он узнал Марка. Тот шел с маяка, как видно, недоспав ночь, — спешил на шхуну. Вторым был Лёвка. Моторист, так же, как и юнга, помнил свои обязанности. Третью фигуру Андрей не мог узнать, разобрал только, что это девочка.
«Кого же это так рано несёт?» — спрашивал себя рулевой и, только когда все трое сошли на пристань, узнал в девочке Ясю Найдёнку. Через несколько минут рыбаки и девочка были на шхуне.
Когда шкипера не было на судне, его обычно заменял Лёвка. Рулевой и юнга ждали его приказаний. Моторист прошелся по палубе, осмотрел рубку, где уже были замыты следы крови, сломанную мачту, мотор, поднял несколько рыб, понюхал, бросил обратно и обратился к товарищам:
— Доктор сказал, что наш шкипер может вернуться на шхуну не раньше зимы. Через неделю или две Марк едет в город сдавать экзамены в техникум. Там он, наверное, и останется… Надо подумать о Наборе новой команды на «Колумб».
— Никуда я теперь не поеду, — быстро произнёс юнга.
— Почему?
— Не хочу я вас теперь бросать, — волнуясь, отвечал юноша. — Мне жаль наш старый «Колумб». Я побуду здесь, пока дядя Стах выйдет из больницы, пока поставим новую мачту на шхуне, пока… — голос его стал тише, и речь замедлилась, — пока водолазы обыщут дно моря, поднимут пиратскую лодку, найдут Люду, и мы похороним её. Только тогда я поеду учиться… Зимой и весной будут ещё очередные наборы моряков в техникум.
Все молчали. Лёвка и Андрей были взволнованы. Моторист, казалось, что-то обдумывал.
— Что мы ему скажем? — спросил он наконец у рулевого.
— Пусть остаётся, — ответил Андрей и обнял Марка.
— Хорошо, — коротко, по-деловому произнёс Лёвка. — Ты согласен, и я согласен — значит, единогласное одобрение всего экипажа. Теперь у меня есть предложение: пока наш дядька Стах в больнице, давайте справляться на шхуне втроем. Согласны?
— Согласны! — ответили его товарищи.
— Но нам нужен временный шкипер. Я предлагаю избрать одного из нас шкипером, а потом подадим в Рыб-трест на утверждение.
— Лёвку, — сказал юнга.
— Нет, — перебил его моторист, — предлагаю избрать шкипером того из нас, кто проявил наибольшую отвагу и находчивость в борьбе с врагами.
— Нет, нет, только не меня! — сказал почти сердито Андрей.
Настроение у всех было серьёзное, но никто не мог удержаться от улыбки, и сам рулевой, прикрыв ладонью рот, лукаво улыбнулся.
— Значит, голосуем, — сказал Лёвка, поняв шутку рулевого. — Шкипером «Колумба» — Марка Завирюху.
Марк решительно доказывал, что шкипером должен быть Лёвка, а он будет работать мотористом. Когда против этого предложения выступили рулевой и моторист, юнга заявил, что команда неполная и два человека не могут выбирать одного.
— Можно мне вас попросить? — обратилась к рыбакам Яся, сидевшая до сих пор молча.
— Слушаем, Ясочка, — обернулся к ней Лёвка.
— Вас теперь трое на шхуне. Один будет шкипером, другой — рулевым, третий — мотористом. А я прошу, чтобы вы меня взяли к себе юнгой. Я умею варить, убирать, управлять лодкой, перебирать рыбу, а всему остальному научусь.
Произнеся эту большую для нее речь, девочка замолчала.
Рыбаки ласково смотрели на нее.
— Я не против, — первым отозвался Андрей.
— Молодец, Яся! — воскликнул Марк.
Лёвка радостно выразил согласие и торжественно объявил, что с сегодняшнего дня Яся поступает юнгой на шхуну «Колумб».
— Экипаж в полном составе, — прибавил рулевой. — Значит, давайте теперь выбирать шкипера. Яся, ты за кого: за Лёвку или за Марка?
— За Марка, — ответила девочка.
— Вот молодец! — сказал Лёвка и повернулся к Марку: — Абсолютное большинство команды просит тебя взять на себя обязанности шкипера.
Марк должен был согласиться.
— Товарищи, я благодарю вас за доверие и обещаю его оправдать. А сейчас давайте сниматься с якоря. Рулевой — поднять якорь и развернуть шхуну! Юнга — помочь рулевому! Моторист — включить на малый ход!
Через десять минут «Колумб» покинул Соколиную бухту. Шхуна шла под мотором и парусом, прикреплённым к сломанной мачте. Все принялись за свою работу.
Юнга готовила возле рубки завтрак. Юный шкипер стоял на носу шхуны, смотрел в морскую даль, дышал свежим холодным воздухом и думал о пережитых днях борьбы.
3. МАЛЕНЬКИЙ ГОНЕЦ
На Торианитовом холме работа не прекращалась ни на минуту. За несколько дней профессор Ананьев постарел, голова его стала почти белой. Он ходил, сгорбившись, опираясь на палку, но, как и раньше, продолжал руководить геологоразведочными работами. Особенное внимание он уделял химической лаборатории, оборудованной в маленьком деревянном бараке. Там уже был получен первый гелий, сохранявшийся в металлических и стеклянных баллонах.
Ценное оборудование, закупленное за границей, погибло вместе с «Антопулосом» на дне моря, но на Лебедином острове получили сообщение, что один из советских заводов принял заказ на изготовление установки и обещал выполнить его в рекордный срок. В то же время Геологический комитет настаивал на ускорении темпов разведывательных работ и обещал в ближайшее время прислать на остров новую партию исследователей вместе с профессором Китаевым. На Торианитовом холме готовились к приёму новых работников. Ставили палатки, строили зимние помещения и по проекту профессора Ананьева налаживали кустарное производство гелия.
В этот день Ананьев с рассвета обходил разработки, давал указания, знакомился с последними результатами работ.
Накануне окончательно подтвердилась весть о гибели его дочери вместе с пиратской подводной лодкой. Профессор видел Марка и Ясю Найдёнку и выслушал их рассказ о Люде. По его просьбе капитан-лейтенант Трофимов устроил ему свидание с Анчем, но шпион отказался отвечать на вопросы. Так и ушел от него профессор, ничего не узнав о последних минутах своей дочери.
Командование эсминца, рыбаки, рабочие торианитовых разработок разделяли его горе, но профессор замкнулся в себе и, казалось, весь отдался работе. Его молодые друзья старались не оставлять профессора надолго в одиночестве. Всю ночь незаметно для Ананьева у его палатки дежурили. Но никто не услышал оттуда ни одного стона, только до утра там горел свет, а когда Ананьев вышел из палатки, на его лице появилось несколько новых морщин.
Около полудня профессор взошел на высокий холм и окинул взглядом окрестности — остров, море, пролив и поля на материке, за проливом. Потом зорко осмотрел местность вокруг холма и вспомнил, как проводил здесь с дочерью первые исследования и как однажды, в такой же день, они заметили вдалеке человека с фотоаппаратом. Профессор тяжело вздохнул и посмотрел в сторону выселка. По тропинке, соединявшей выселок с ториа-нитовыми разработками, кто-то бежал. Не один, а трое. Какой-то малыш опередил остальных — должно быть, взрослых, — и, как белый клубок, катился к холму. Двое взрослых далеко отстали от малыша, но тоже бежали.
«Что случилось?» — подумал профессор. Он указал на мальчика одному из рабочих.
— Куда же это он удирает? — поинтересовался рабочий. — Прямиком сюда бежит.
И действительно, в одном месте, где тропинка огибала мелкую лужицу, мальчишка, чтобы сократить путь, бросился прямо через эту лужицу, не жалея штанов и разбрызгивая на ходу воду и грязь.
— А-а-а, знакомый, — сказал рабочий. — Я этого мальчика знаю.
— И кто же это?
— Сынок смотрителя маяка.