— Еще рюмку, если можно, — просит Люмке. — Завтра мы выйдем в море не рано утром, а к вечеру. Шкипер хочет заменить руль, который повредило при последнем шторме... Сильный ли был шторм? Ставлю сто против одного, что в океане не бывает таких бурь, как в этом проклятом море...
Но однажды Люмке не выдержал. Почти трое суток шторм носил шхуну по взбесившемуся морю, и все это время Фриц чувствовал себя так, словно он доживает последние минуты. А когда судно пристало к берегу, Люмке, похожий скорее на выходца с того света, чем на немецкого солдата, не заходя домой, направился к Штиммеру. И помощник коменданта понял: на этом «морская карьера» Фрица Люмке заканчивается.
Шорохов еще был на шхуне, когда Люмке привел к нему незнакомого человека и, не скрывая своей радости, сказал:
— Он — тут. Я — там... — Он показал сперва на шхуну, потом кивнул в сторону города. И добавил: — Приказ господина Штиммера.
Шорохов удивленно посмотрел на Люмке и перевел взгляд на человека.
На нем была серая велюровая шляпа с синей лентой, клетчатый пиджак и бриджи, заправленные в сапоги. Яркий галстук был приколот золотой булавкой к шелковой рубашке. Человек был настолько маленького роста и настолько толст, что казался шаром.
Заметив вопросительный взгляд Шорохова, шар, голосом, похожим на мурлыканье, проговорил:
— Я все сейчас объясню, хе-хе... Я — Карпов. Да... Эту шхуну я, хе-хе, словно бы взял в концессию у господина Штиммера. Надеюсь, мы сможем обеспечить рыбой командный состав немецкого гарнизона. Мы начнем крупное дело. Да. Возможно, я приобрету еще несколько рыбацких судов. С сегодняшнего дня я буду оплачивать ваш труд настоящей германской валютой. Да. Господин Люмке отзывается на берег. Думаю, хе-хе, что мы обойдемся без него.
Он полез в карман за сигаретами и, словно ненамеренно, переложил массивный немецкий пистолет из одного кармана в другой.
Всю эту речь Шорохов выслушал молча, ничем не выдавая своего огорчения или радости. Только правая бровь его удивленно поползла вверх и он подумал: «Откуда только выплывают такие... карпы?»
Карпов между тем спросил:
— Надеюсь, мы недолго задержимся на берегу?
— Все зависит от того, как быстро починят сети, — спокойно ответил шкипер.
Вытащив из кармана блокнот и карандаш, Карпов что-то написал, оторвал листок и передал его шкиперу:
— Это мой домашний адрес. Прошу вас завтра утром прислать ко мне матроса за вещами... — Концессионер засмеялся, показав золотые коронки. — Хочу, знаете, с удобствами. Привык...
Христо Юрьевич уже собирался закрывать кофейню, когда увидел в окно приближавшиеся Юру и Шорохова. Он вышел навстречу, не сдерживая чувств, обнял сына, затем пожал руку шкиперу.
Они вошли в кофейню, Христо Юрьевич закрыл на засов дверь и, проходя мимо Юры, снова обнял его и долго стоял так молча, прикрыв глаза.
Шорохов смотрел на Христо Юрьевича и не мог не удивляться его необыкновенной выдержке. Шкипер знал, как любит старый грек своего сына, и сейчас, глядя на него, думал: «Понимает ли он до конца, чем все это может кончиться?..»
Христо Юрьевич, будто читая мысли Андрея Ильича, сказал:
— Семьи всех членов команды немедленно покинут свои дома. Об этом мы побеспокоимся и постараемся устроить их в безопасном месте... Вы же, Андрей Ильич, предупредите своих на шхуне: в ближайшие два-три месяца пусть никто из них не пытается наладить связи с родственниками. Возможна слежка...
Шорохов обронил:
— До связи ли... Дай бог, чтобы они остались живы.
— Вы о ком, Андрей Ильич?
— О ребятах на шхуне. Не думаю, чтобы при встрече с нами фашисты подняли руки кверху.
— Я тоже так не думаю, — совсем тихо проговорил Христо Юрьевич. — Но... Как ни трудно, задание надо выполнить, Андрей Ильич. Таков приказ штаба: любой ценой.
— Да, любой ценой, — задумчиво повторил шкипер...
Задание руководящего центра подпольной группы было действительно сложным и опасным. Три дня назад провокатор выдал гестаповцам явочную квартиру, где собрались семеро коммунистов-подпольщиков. Бежать удалось только одному. От него и стала известна трагедия той непроглядно-темной ночи. А потом стало известию и другое: шестеро схваченных на явочной квартире сидят в подвале гестапо, скованные попарно, их день и ночь пытают, они уже не похожи на людей, и никакой возможности освободить их нет. Вернее, не было. Теперь она появилась: в субботу, то есть через два дня, подпольщиков повезут на катере в Ейск. Капитан Мауэр получил такой приказ от группенфюрера, генерала СС. Гестаповец должен был лично сопровождать арестованных.
Для освобождения товарищей решено было использовать шхуну «Мальва». Шкиперу давали на помощь пятерых партизан и оружие...
Шорохов оторвался от своих мрачных дум, посмотрел на Христо Юрьевича и тихо спросил:
— Не лучше ли будет кое-кого из команды не брать в этот рейс? Людей хватит, зачем...
— Нет! — быстро ответил Христо Юрьевич. — Ни в коем случае. Это может показаться подозрительным Карпову... Нет, нет, Андрей Ильич, этого делать нельзя...
— Да, пожалуй, вы правы, — согласился шкипер. — Этот Карпов может наделать беды, если заподозрит... Ну, что ж, Христо Юрьевич, пожелайте нам, как говорят, всего доброго...
В шесть часов вечера какой-то человек в рыбацких старых сапогах и в излатанных брезентовых штанах подвез к шхуне тачку, нагруженную сетями, и крикнул:
— Эй, на шхуне! Давай шкипера!
Андрей Ильич сошел на берег, приблизился к человеку. Разогнув, словно от усталости, спину, человек сказал:
— Принимай, хозяин, сетки. Сделали честь по чести.
Шорохов узнал в нем матроса, служившего когда-то у него на шхуне. Все же он ответил паролем:
— По-разному люди честь понимают...
Старый матрос проговорил:
— Само собой... — И, понизив голос почти до шепота, добавил: — Пять автоматов, два пистолета, три гранаты. Я остаюсь на шхуне.
Шкипер подозвал к себе Глыбу, распорядился:
— Сетки — в носовой трюм. И осторожно Иван... — Он сжал его руку выше локтя, незаметно оглянулся по сторонам. — И там же устрой товарища. Понадежнее.
— Понимаю, — коротко ответил Глыба и крикнул матросу: — Эй, давай прямо с тачкой по сходням!
Минут через десять прибыли еще две тачки с починенными сетями. И если бы в это время кто-нибудь наблюдал за шхуной, то мог бы заметить: люди поднимались с тачками на судно, сгружали сети в носовой трюм, а назад не возвращались. Только спустя некоторое время молодые матросы Юра и Саша стаскивали тачки на берег и откатывали их под навес.
Однако никто за шхуной не наблюдал. Немцев в этой части порта почти никогда не было, а если бы кто из них и оказался поблизости, то вряд ли обратил бы внимание и на рыбацкое судно и на рыбаков. К шхуне, которая доставляет рыбу для коменданта, уже привыкли, ни в ком она не вызывала интереса...
К семи часам, как и обещал шкиперу, пришел «концессионер» Карпов. Ступив одной ногой на трап, он остановился, вытащил из кармана брюк массивные серебряные часы, хлопнул крышкой и взглянул на Шорохова.
— Деловые люди всегда должны быть точны, господин шкипер. Не так ли?
Шорохов улыбнулся:
— Для деловых людей время — деньги. Поэтому они и точны.
— Да, да... Вы правы, шкипер: время — это деньги. Мы скоро уходим в море?
— Шхуна готова, господин Карпов. Команда тоже. Если вы разрешите.
Концессионер поднялся по трапу, подошел к шкиперу и стал рядом с ним, облокотившись о фальшборт.
— Я хочу вам сказать, Андрей Ильич, — доверительно начал он, — что вы мне понравились еще до того, как я вас увидел. Ваша анкета, шкипер, вернее, ваше прошлое — отличнейшая характеристика. Я представляю, как вы должны ненавидеть этих скотов большевиков! Да, да, дорогой моряк, я все это прекрасно понимаю. И... — Карпов еще теснее придвинулся к Шорохову, понизил голос, — и я вам обещаю: не пройдет и года, как вы станете обладателем вот этого самого корабля, на котором мы с вами сейчас находимся. В этом я даю вам слово делового человека.
— Благодарю вас, господин Карпов, — сдержанно, как показалось концессионеру, ответил шкипер.
В душе Карпов выругался: «Мужик! Шиш ты у меня получишь, а не корабль!» А вслух продолжал:
— Я надеюсь, дорогой моряк, что и вы со своей стороны приложите все усилия... Вы меня понимаете?
— Да, да! Можете не сомневаться, господин Карпов, что и я, и команда шхуны, мы приложим все свои усилия...
Нет, в голосе шкипера не было никакого безразличия, он все прекрасно понимает, этот моряк. И Карпов, оживившись, мысленно произнес: «Кажется, с этим типом можно будет сделать неплохой бизнес...»
Горизонт слился с морем и небом. Кругом темная вода и прыгающие в волнах звезды. Новый кливер пружинится от трехбалльного вечернего ветерка, негромко хлопают крыльями грот и фок. Длинные лунные дорожки дрожат за кормой шхуны, убегают вдаль и незаметно исчезают, словно погружаются в море. Неясные очертания берега тонут в вечерней мгле. Тени от парусов плавно скользят сбоку судна, почти неслышно поскрипывают ванты.
Господин концессионер удобно устроился рядом с рубкой на табурете и с наслаждением созерцает морской пейзаж. На губах его довольная улыбка. Время от времени он спрашивает у Шорохова, когда тот думает выбрасывать сети, и получает все тот же ответ: еще рано. Концессионер на этот раз не хочет вмешиваться в дела шкипера, хотя его подмывает сказать, что нужно было бы подальше уйти в море, а не крутиться рядом с берегом. Ведь он, Карпов, не для того платит за шхуну деньги, чтобы только дышать морским воздухом. Ему нужна рыба.
Шкипер стоял за штурвалом. Он внимательно смотрел на берег, словно что-то искал там. Недалеко от рубки, у борта шхуны, Нина тоже вглядывалась в темноту. Вот она показала рукой в сторону берега. Там, в окне заброшенного и полуразрушенного маяка, на какую-то долю секунды вспыхивал, снова гас и снова вспыхивал неяркий огонек. Словно далекая звездочка мерцала в небе, то заволакиваемая тучкой, то опять появляющаяся.