Глыба сидел на корме, глубоко задумавшись, С тех пор как комиссар рассказал ему о Леньке, Иван ни о чем другом думать не мог. Ленька виделся ему всюду, ему иногда даже казалось, что он слышит голос своего братишки. Голос, зовущий на помощь. Иван хмурил брови, и тяжелая складка прочерчивала его лоб. «Паразиты! — шептал Глыба. — Мальчонку схватили... На мальчонке отыграться хотят, гады...»
Два чувства боролись в душе рыбака. С одной стороны, Ивану самому хотелось отправиться в город и любыми путями добиться встречи с Ленькой. Любыми, чего бы это ни стоило. А с другой — приказ комиссара: «Лично тебе, Иван, на берег ни шагу!» Его Иван не мог ослушаться.
Полгода назад рыбак, наверно, ни на минуту не задумался бы: коль сердце подсказывает идти к Леньке, значит надо идти. На остальное наплевать. Мало ли кто и что вздумает приказывать!..
Полгода назад... Сейчас Иван сам чувствовал, что он уже не такой, каким был раньше. По-прежнему он страстно любил свое море, по-прежнему был грубоватым, по-прежнему в любую минуту мог рисковать своей жизнью ради других, и, если бы это потребовалось, он даже и не подумал бы, что совершает какой-то подвиг: надо — значит надо... Но что-то изменилось в нем.
«Раньше каждый жил, как хотел, — говорил Иван. — Теперь так не пойдет. Теперь все должны отвечать за всех и за все».
Пожалуй, вот это чувство ответственности «за все» и заставило Глыбу относиться к приказу по-иному. Но не оставляла мысль о Леньке. «Ленька, Ленька, малыш мой дорогой, — вздыхал Иван, — знаю я, надо мне идти выручать тебя, и не могу. Приказ такой есть, Ленька, приказ, понимаешь ты меня?».
Не доходя до берега метров пятьдесят, Саша поднял весла. Иван снял с шеи автомат, положил его на колени. Звездочка снова дважды вспыхнула, но теперь не так тускло, как раньше.
— Чуть правее, — прошептал Иван.
Саша опять начал грести, подворачивая вправо.
Шлюпка мягко ткнулась носом в песок, волна тихо плеснулась у берега. И сразу же из густой мглы вышли трое. Они остановились в двух-трех шагах от шлюпки, не решаясь подойти поближе. Иван некоторое время молчал, потом насмешливо спросил:
— За рыбкой пришли, рыбаки? А чего ж сюите?
— Это Глыба! — послышалось в ответ. — Его голос!
И сразу ушла тревога. И у тех, кто сидел в шлюпке, и у тех, кто был на берегу. Первым шлюпке приблизился высокий, сутулый человек в рыбацкой брезентовой робе. Он протянул руку Ивану и сказал глухим простуженным голосом:
— Здорово, Иван!
— Здорово, Игнат! — ответил Глыба. Он узнал старого рыбака Барабу. Никогда они не были близкими друзьями, часто даже ссорились, а в эту минуту оба так обрадовались встрече, будто и жить друг без друга не могли. Но, как все рыбаки, люди сдержанные и суровые, они только обменялись крепким рукопожатием и тут же Бараба спросил:
— Привезли?
— Привезли, — ответил Иван.
Небольшие ящички положили в мешки, коротко попрощались, и трое исчезли так же быстро, как и появились.
— Ну, дядя Иван, я пойду... — тихо сказал Саша.
— Иди. Иди... друг...
Саша отошел от шлюпки, остановился, чтобы еще раз взглянуть на Ивана.
— Сашка! — приглушенно созвал Глыба. Саша вернулся.
— Чего, дядя Иван?
— Иди, Саша, иди... Буду ждать...
И вот идет Саша Аджаров по своему родному городу. Как вор, оглядывается по сторонам, прижимается к заборам, при каждом шорохе. Город молчит. Даже немецкая солдатня не горланит песен. Только изредка по улицам простучат ботинки патруля, и снова все смолкнет.
Внизу лежит безмолвное море. Ни одного огонька не видно сквозь ставни домов. Ночь окутала город, будто прикрыв его черным парусом. Только по черному небу ползают лучи прожекторов.
Тс-с!..
Саша замер у забора. Из-за угла побежали две световые дорожки от карманных фонариков, а вслед за ними выползли две длинные тени. Людей в темноте не было видно, но Саша и так хорошо знал, что это немцы. Кто еще будет так открыто ходить по городу в этот поздний час. Тени быстро приближались, а полоски света рыскали, выхватывая куски темной улицы. Они то задерживались в подворотнях, то снова прыгали вперед.
Саша упал на землю, вытащил из-за пояса пистолет, притаился.
Тени остановились почти рядом. Саша прижался к забору и ждал. Он не чувствовал особого страха, но уж лучше пусть немцы пройдут мимо. Не для того Саша пришел в город, чтобы поднять тут шум и, чего доброго, быть схваченным немцами. Кто тогда выполнит задание?..
Немцы постояли минуты две-три, перебросились какими-то словами и пошли дальше. Когда их шаги стихли, Саша облегченно вздохнул и встал.
Дойдя до углового дома с черепичной крышей, Саша некоторое время постоял около него, прислушался и постучал в среднее окно.
Никто не отвечал. Собака залаяла во дворе, но сразу же замолчала. Выждав несколько минут, Саша снова постучал: три раза, и через некоторое время — еще раз.
Сквозь щель в ставне он увидел, как в комнате кто-то чиркнул зажигалкой, и женский голос спросил:
— Кого надо?
Саша вплотную приблизил лицо к окну, ответил:
— Я от деда Иллариона. Должок за рыбу принес.
Зажигалка потухла, женщина немного помолчала, потом сказала:
— Дед Илларион никакой рыбы не продает, вы, наверно, ошиблись.
— Не ошибся. Пяток чебаков я брал у него и десяток окуней.
Зажигалка снова вспыхнула, и Саша услыхал, как щелкнул замок в двери. Прежде чем войти в дом, Саша опять прислушался и уже тогда переступил порог.
Немолодая худая женщина в халате протянула ему руку:
— Здравствуйте.
Саша ответил не сразу. Свет от зажигалки падал на красивое лицо женщины, и юноша уловил в строгих и в то же время нежных чертах что-то очень знакомое. Он не сомневался, что когда-то уже видел это лицо. Но когда, где — не мог припомнить.
— Думаете, наверно, что уже где-то встречались со мной? — просто спросила женщина.
— Да. Но никак не припомню. А знаю, что уже видел вас.
Женщина улыбнулась:
— Я работала в клинике зубным врачом.
— Фу ты! — облегченно вздохнул Саша. — Теперь вспомнил. Вы мне зуб в прошлом году выдернули. Спасибо вам...
— Пожалуйста, — засмеялась женщина.
Саша вошел в комнату и огляделся. Кроме женщины, здесь никого не было.
— А где же товарищ Ковалев? — шепотом опросил Саша. — Мне к нему.
— Он будет только завтра к вечеру. Если вы хотите что-нибудь передать — оставьте мне.
— Нет-нет, — заторопился Саша. — Я просто так. Поручение маленькое. До свиданья, я завтра зайду.
И он направился по второму адресу. Хотя его и постигла неудача, он не чувствовал особого огорчения. Наоборот, шел теперь увереннее, словно в доме, который только что оставил, нашел то, что давно искал. «Сколько же нас, таких! — с гордостью думал он. — Куда ни пойдешь — везде друзья. Даже вот она, эта женщина, не боится. А ведь хрупкая такая, худенькая. Попади она к немцам, что сделают с ней...»
Он прошел четыре квартала, свернул в узенький переулок и остановился около небольшого кирпичного домика с крыльцом на улицу. У окна темнел высокий тополь, слева блестела лужа у водоразборной колонки. Улицу эту Саша хорошо знал и не сомневался, что попал точно по адресу.
На его стук из дому вышла девушка и спросила:
— Вам кого?
— Ветеринара мне, — ответил Саша. — Корова сдыхает...
Девушка молча пропустила его впереди себя и в коридоре зажгла лампу.
— Проходите сюда, — сказала она, открывая дверь в комнату. — Фельдшер сейчас выйдет.
Саша сел на стул, огляделся. На диване лежала подушка, из-под одеяла выглядывал кусок простыни. Здесь, наверно, была постель девушки. Над диваном висел портрет какой-то женщины, но при тусклом свете маленькой лампы Саша не мог рассмотреть его. Он хотел встать и подойти ближе, но в это время дверь скрипнула, и в комнату вошел Христо Юрьевич Араки.
Саша оторопел. Он даже не встал, а широко открытыми глазами удивленно смотрел на грека. Ему сразу вспомнилась кофейня и сам Христо Юрьевич, деловито суетящийся у стойки.
Саша не раз думал об отношениях между Юрой и его отцом. О том, что это Христо Юрьевич устроил на шхуну и своего сына, и Сашу, и Нину, Саша знал. Юрка как-то об этом проговорился. Но Саша был уверен — греку ничего не известно об их делах на шхуне. «Христо Юрьевич, — думал Саша, — делец, хапуга, сына он послал на судно только для того, чтобы тот снабжал его рыбой». Саша видел на столиках в кофейне объедки жареных лещей, судаков... Откуда рыба? Конечно, со шхуны. Грек все продает, все. Он и сына своего продал Штиммеру, да только сын пошел не по той дороге...
Несколько раз Саша пытался завести разговор с Юрой на эту тему, но тот или отмалчивался, или начинал кричать: «Какое мне дело до всего до этого? Ты мне друг или моему отцу?» «Ты все-таки называешь его отцом?» — спрашивал Саша. «А сам-то ты не работаешь на немецкой шхуне? — еще больше злился Юра. — Не для немцев ловишь рыбу? Это только мы знаем, что делаем, а для людей все мы просто немецкие холуи. Холуи, понял?! О нас все так и говорят». «Но зато мы сами о себе так не скажем, — спокойно возражал Саша. — Да и когда придет время, люди узнают, что мы были не холуями и не предателями... А твой отец... Юре, конечно, нечего было сказать, и он, дрожа от злости, кричал: «Иди ты к черту! К черту иди!»
Однажды их спор услыхал Шорохов. Он вызвал к себе Сашу и строго сказал: «Ты веришь Юре? Веришь? Так запомни раз и навсегда: не смей попрекать его отцом. Не смей. Кончится война, и люди сами разберутся, кто был прав и кто виноват. И ни один человек не уйдет от наказания, если он виноват перед народом. Понял?»
Да, Саша тогда, кажется, все понял. Шкипер, конечно, прав: никто не уйдет от возмездия. В том числе и отец Юры, Христо Араки, хотя сын его и настоящий человек.
И вот теперь Христо Юрьевич протягивает Саше руку. Может, Саша ошибся адресом? Или напутал комиссар?
— Ты ко мне, Саша? — спросил Христо Юрьевич.