Один. Два. Три.
Он закрыл глаза, когда вспышка света и дым заполнили комнату.
Уайетт уже подготовил второй сюрприз, поэтому выдернул воспламенитель, бросил гранату на пол, потянулся к дверной ручке и открыл дверь обратно в спальню, когда очередной хлопок сжатого воздуха раздался в гостиной.
Малоун ехал с управляющим усадьбой по двухполосной дороге, ведущей на вершину холма. Машины двигались только в одном направлении, огибали дом, потом спускались мимо могилы Джефферсона к гостевому центру.
– Нам посчастливилось вернуть это колесо, – сказал управляющий. – Почти все имущество Джефферсона было распродано после его смерти, чтобы расплатиться с кредиторами. Роберт Паттерсон, сын давнего друга Джефферсона, купил тогда колесо, принадлежавшее усадьбе. Отец Роберта помог Джефферсону его изготовить, так что это было сентиментальное приобретение. Старший Паттерсон и Джефферсон увлекались шифрами.
Малоун связал это с тем, что слышал от Дэниелса. Роберт Паттерсон находился на государственной службе и открыл Эндрю Джексону шифр своего отца. Очевидно, предложил и колесо для расшифровки. Поскольку оно существовало в единственном экземпляре и принадлежало самому Паттерсону, Старый Гикори, видимо, спал спокойно, зная, что Содружество никогда не найдет ключ к шифру.
– Джефферсон перестал пользоваться колесом в тысяча восемьсот втором году, – продолжал управляющий. – Его нашел в тысяча восемьсот девяностом году один французский чиновник и какое-то время им пользовался. Потом во время Первой мировой войны американцы вернули колесо и использовали его для кодирования до начала Второй мировой войны.
Они сделали поворот и подъехали к маленькой мощеной стоянке, где не было машин. Один из маршрутных автобусов отъезжал, высадив группу туристов. Главный вход в дом находился примерно в ста футах.
– Хорошо быть руководителем, – сказал управляющий. – Это приближает тебя к власти.
– Не каждый день с вами созваниваются глава аппарата Белого дома и начальник секретной службы.
Управляющий заглушил двигатель.
Малоун вышел в яркий утренний свет, августовский воздух был сухим, теплым. Посмотрел на особняк, на его характерный купол, первый, как он знал, воздвигнутый над американским домом.
В окнах дома сверкнула яркая вспышка.
Изнутри раздались пронзительные крики.
Еще вспышка.
Кто-то распахнул парадную дверь.
– Внутри бомба! Бегите!
Глава 45
Кассиопея и Эдвин Дэвис стояли одни в дальнем конце автостоянки, за которой выходили из машин приехавшие туристы.
– Я хочу узнать о тебе и первой леди, – сказала Кассиопея.
Лицо Дэвиса огорченно затуманилось.
– Понимаешь теперь, почему заниматься этим нужно было именно тебе?
Она уже поняла.
– Когда секретная служба сообщила, кого они задержали, я убедил президента задействовать вас обоих. Это было нетрудно. Он очень доверяет тебе и Коттону. Не забыл, что вы сделали для него в прошлый раз. Я догадывался, что Полин тут же окажется подозреваемой, очень мало кто из нас заранее знал об этом вылете, поэтому ее допрос требовалось контролировать.
– Ты с самого начала знал, что утечка пошла от нее?
– Вероятность того, что она сказала кому-то, существовала.
– Когда у тебя началась связь с первой леди?
Между ними возникла неловкость. Кассиопея понимала, что это грубо. Но он привлек ее, и она должна была выполнить свою задачу.
– Я пришел в Белый дом три года назад заместителем советника по национальной безопасности. Познакомился с Полин… с первой леди… тогда.
– Не беспокойся о корректности, – сказала Кассиопея. – Кроме нас, здесь никого нет. Расскажи, что произошло.
– Я беспокоюсь. – Лицо его гневно вспыхнуло. – Я злюсь на себя. Никогда так не делал. Мне шестьдесят лет, и я ни разу не оказывался в подобном неловком положении. Не знаю, что со мной случилось.
– Это не редкость. Ты был женат?
Дэвис покачал головой.
– У меня за всю жизнь было очень мало связей. На первом месте всегда стояла работа. Люди в трудную минуту обращались ко мне. Я был надежным другом. Теперь…
Кассиопея мягко взяла его за руку.
– Расскажи, как это произошло.
Его несговорчивость как будто уменьшилась.
– Она очень несчастна, уже долгое время. Очень жаль, потому что она хорошая женщина. Гибель дочери глубоко потрясла ее. С этим потрясением она так и не справилась.
Дэнни Дэниелс тоже, подумала Кассиопея.
– Теперь она редко ездит с президентом. Разные планы, это в порядке вещей. Поэтому когда он бывал в отъезде, мы с ней навещали друг друга. Имей в виду, ничего предосудительного не было. Совершенно ничего. Я просто составлял ей компанию за обедом или ужином, и мы разговаривали. Она любит читать, главным образом любовные романы. Это мало кому известно. Чем меньше об этом знают, тем лучше. Книги ей тайком поставляет Шерли. – Он улыбнулся. – Они радуют ее, причем не сексом. Ее привлекают счастливые концы. Развязка в этих романах благоприятная, ей это нравится.
Говоря начистоту, Дэвис испытывал облегчение, словно давно уже жил с обнаженными нервами.
– Говорили мы о книгах, о мире, о Белом доме. Со мной незачем было притворяться. Я был самым близким к президенту человеком. Секретов от меня не существовало. В конце концов мы стали обсуждать случившееся с Мэри, мужа Полин, ее брак.
– Она дала мне ясно понять, что во всем винит президента.
– Это неправда, – поспешно сказал он. – Не в том смысле, как ты думаешь. Может быть, вначале она винила его. Но, думаю, пришла к мысли, что это глупо. К сожалению, часть ее души погибла в ту ночь вместе с Мэри. Часть, которую не вернуть, и ей потребовались десятилетия, чтобы осознать эту утрату.
– Ты помог ей в этом осознании?
Дэвис как будто уловил в ее словах нотку осуждения.
– Я старался не делать этого. Но когда был назначен главой аппарата, мы стали проводить вместе больше времени. Говорить на более глубокие темы. Полин доверяла мне. – Он замялся. – Я хороший слушатель.
– Но ты не только слушал, – сказала Кассиопея. – Ты что-то подчеркивал. Рассказывал. Получал от нее что-то полезное для себя.
Дэвис кивнул.
– Наши разговоры касались нас обоих. И она это понимала.
Кассиопея тоже боролась с этими чувствами. Нелегко раскрыть другому человеку душу.
– Полин на год старше меня, – сказал он, словно это имело какое-то значение. – Она шутит, что я ее молодой человек. Признаюсь, мне приятно слышать это.
– Дэниелс что-нибудь знает?
– Нет-нет. Но, как я сказал, между нами не происходило ничего предосудительного.
– Не считая того, что вы влюбились друг в друга.
На его лице отразилась покорность.
– Ты права. Именно это и произошло. Она и президент долгое время не являлись мужем и женой, и, похоже, оба это приняли. Интимности в их отношениях нет. Я имею в виду – не в физическом смысле. Они ничем друг с другом не делятся. Держатся неприступно. Словно бы соседи. Коллеги. Такого не выдержит никакой брак.
Кассиопея понимала, что он имеет в виду. Ни с кем она не была такой интимной, как с Коттоном. У нее были мужчины, и она делила с ними часть себя, но не всю. Чтобы раскрывать свои надежды и страхи, считать, что другой человек не злоупотребит ими, требуется большое доверие.
И не только ей, но и Коттону.
Однако Дэвис был прав.
Интимность – это тот раствор, что скрепляет любовь.
– Ты знал о связи Квентина Хейла с Шерли Кэйзер? – спросила она.
– Не имел ни малейшего представления. С Шерли я встречался всего раз, когда она приезжала в Белый дом. Но я знаю, что Полин разговаривает с ней ежедневно. Без нее она давно бы дошла до ручки. Если Полин и сказала кому-то о полете президента в Нью-Йорк, то наверняка Шерли. Я также знаю, что Шерли известно обо мне. Вот почему для этого дела потребовалась ты. Я подумал, что оно может быстро выйти из-под контроля.
Как и случилось.
– Теперь Квентин Хейл знает, – сказала она. – Но любопытно, что он никак не использовал эти сведения.
– Когда встречался со мной в Белом доме, то наверняка знал. Видимо, хотел проверить, можно ли ходить с этого козыря.
Кассиопея согласилась. В этом был смысл. И еще кое в чем.
– Я уверена, что Стефани находится у Хейла. Хотя она расследовала деятельность Карбонель, это касалось и Содружества. Теперь сомнения в этом нет.
– Однако если будем действовать опрометчиво, то поставим под удар не только репутацию всех причастных, но и жизнь Стефани.
– Это верно, только…
Из гостевого центра раздался сигнал тревоги.
– Это что еще? – сказала она.
Они побежали к группе домов и вошли в контору управляющего усадьбой.
Лицо помощника управляющего казалось обеспокоенным.
– В главном доме взорвалась какая-то бомба.
Глава 46
Игрушки Уайетта сделали свое дело. Люди кричали, толкались, пытались выбежать. Он использовал модифицированную смесь, дымящую, что только усиливало воздействие. К счастью, он отправил ее запас в Нью-Йорк, так как не знал, что произойдет, когда на сцену выйдет Коттон Малоун.
Уайетт отступил в спальню Джефферсона и подставил стул под дверную ручку. Он знал, что очередная группа пойдет из гостиной в библиотеку, потом в кабинет. Бесшумно двинулся по половицам к кровати. Вспомнил, как гид мямлил о том, что Джефферсон поднимался, как только мог разглядеть стрелки часов в форме обелиска напротив кровати. Темно-красное покрывало – сшитое по указаниям Джефферсона – лежало на матраце, заполняющем альков между спальней и кабинетом. Уайетт лег на кровать и осторожно выглянул из-за края, мимо арок, на людей, находящихся в библиотеке. Гид как будто оценивал необычную ситуацию и, услышав крики из другой стороны дома, попросил всех сохранять спокойствие.
Уайетт бросил световую гранату в их сторону и отдернул голову назад, едва появились вспышка и дым.
Всеми овладел страх, раздались крики.