собственной воле намеревался найти способ в очередной раз спасти клан – теперь уже от им самим по незнанию насланного проклятья, запрещающего душам человеческое перерождение. Жестокая ирония судьбы – вместо попытки избавления от одного проклятья оказаться под пятой второго. Собственно, желание спасти несчастный клан от всяких проклятий являлось лейб-мотивом твёрдого намерения Итачи добиться моего расположения и вступить в формируемую команду. А поскольку я все равно собирался позже решать этот же вопрос в глобальном масштабе – отчего бы не воспользоваться и не помочь добровольцу, крепко заинтересованному в том же самом? Стоило только узнать получше да подумать рассудительно, наскребя крошку доверия…
После Саске я вернулся в Коноху. Атака «Шинра Тенсей» глубоко врезалась в мою память, вновь представ перед глазами… Мне ничего не стоило отыскать погребенный среди обломков Камень Памяти – незаметно от бригад рабочих и тысячи клонов в черном с хаки. Я уже решил, что теперь этот монумент после реставрации будет высоким и на манер куная трехгранным обелиском из белого мрамора с золотыми прожилками-надписями. Он станет расти по мере надобности, вознося имена к небесам. Я посмел добавить сюда за именем Джирайи - Учиха Итачи, над которым этой ночью лично совершил обряд, воскурив фимиам и прочитав сутру – присвоив каймё: отныне эта душа носит имя Сачио, к счастью рожденный, оставив прежнее имя Итачи, суливший неудачи со смертью хорёк. Разумеется, я убрал имя Хатаке Какаши – и не только его… Отыскал могилу Сарутоби Асумы и его отца… Я раньше слишком часто посещал кладбище на окраине Конохи, чтобы забыть расположение памятных плит – чтобы не суметь восстановить пополнение за три года. Пока живые думали о себе и своих нуждах, шинигами-ниндзя позаботится о светлой памяти мёртвых – каждому малахитовое надгробие с серебряной гравировкой надписей. Ни к чему прибедняться, как раньше…
До обеда я неспешно управился со своими обязанностями, помогавшими заглушить чувство гадливости к самому себе, возникшее после полоскания «нижнего белья» Итачи. Всюду ложь и ложью погоняет – даже в смерти и фальшивой исповеди… Все отчего-то думают о мире, о чём-то глобальном, о категориях свой-чужой, скрывая за высокими идеалами свои мелочные желания и принося в жертву судьбы окружающих людей – в топку эгоизма. Всё на кон, не считаясь с потерями – из страха лишиться большего. Сермяжная правда жизни – смертельные пляски под дудку чьих-то интересов. Сарутоби Хирузен, создавая своего клона из дыма, не думал, что будет вынужден применить «Фуиндзюцу: Шики Фуджин», жертвуя свою душу демону смерти, выдающему себя за шинигами людей…
Пытаясь подавлять то и дело возникающий в голове сумбур, я со всем тщанием подготовил кладбище, всё скомканное сильным дзюцу, против грубой силы которого не спасли никакие хитроумные барьеры. Являя равнодушие Смерти, я потратил время и вычислил все смятые в гармошку клановые склепы, тоже пометив для реконструкции и переноса на новое место общего захоронения. Так же занпакто помог разработать комплекс кидо и дзюцу для Обелиска.
Вновь узурпировав властные привилегии, я воплотил вчерашнее свое решение перенести место людской памяти наверх, на плато за ликами Хокаге, продолжая воплощённый в Монументе Хокаге символизм усопших, смотрящих с неба на бытие живых.
- Банкай.
Как в прошлый раз полыхнув своей силой на всю округу и тем заявив о своем присутствии, я объединился со своими теневыми клонами, единой формацией нырнув в толщу земли и за считанные секунды всплыв на поле вчерашнего триумфа и народных гуляний. После избавления от проблем, связанных с генерацией собственной чакры, я без труда и задержек смог реализовать сложнейшие манипуляции со стихией Земли, наново разбив кладбище – рота теневиков активно помогала воплощать разработанный проект.
Кто бы сомневался, что первым примчится Гай… Когда подтянулись особо шустрые шиноби, я как раз возлагал букет бумажных роз к высокому Обелиску, макушка которого отчетливо виднелась из города за ликами Монумента Хокаге. На обращённой к кладбищу гладкой лицевой грани беломраморного куная-обелиска сияло золотом крупное кандзи – Хи, а на двух торцевых гранях самого острия переливались серебром два кандзи, читавшиеся как – Джодо, Чистый Мир. Всё правильно. На фасаде – большими символами начертаны имена выдающихся личностей, за спинами которых стоят обычные ниндзя – две торцевые грани с очень убористыми списками. Продумывание всего этого здорово отвлекло меня от пролистанной памяти Итачи – как только Яманака справляются?..
Ровно в полдень Листья помянули павших минутой молчания, затянувшейся раз в пять на суетливые перешёптывания, пока подтягивалась основная масса ниндзя Конохи, расчувствовавшихся от символического пафоса нового облика Кладбища с сильно возвышающейся площадью и боковыми строениями для обрядовых церемоний.
Представительная делегация шиноби не успела выдвинуться к нам с Гаем, когда гул толпы мигом утих от того, что я филигранно спустил на площадь реяцу с эффектом мёртвой тишины, поскольку не умел, как Хирузен, овладевать всеобщим вниманием:
- Вечная память героям в наших сердцах. Вечный маяк да укажет дорогу на небеса. Вечный огонь да наставит потомков на путь мира неугасимой Воли Огня, - во всеуслышание произнес я мрачно торжественным тоном, прекратив воздействие реяцу шинигами. Стоя чуть боком к народу, медленно сложил ряд ручных печатей, проговаривая вслух: - Дракон, Крыса, Бык, Птица – «Катон: Карью Ибуки»!
И повернулся. Дыхание огненного дракона “D”-ранга объяло белый мрамор оранжево-рыжим пламенем, пробежавшимся от основания до самого верха, где впиталось в знак Огня, который через пять секунд действия ниндзюцу зрелищно полыхнул, начав свое вечное горение – золотым пламенем, зримым и греющим в Ринбо тоже.
- Прошу, Таимацу-доно, зажгите Факел на Обелиске, - обращаюсь к пыхтящему шиноби по левую руку. Говорю сквозь слезы, всё-таки прорвавшиеся при взгляде на имя Нохара Рин, подсветившееся среди прочих. Не по ней всплакнул, а по упущенным в детстве и юношестве возможностям и случившимся утратам, затруднившим переживания многих невзгод.
Гай всегда был рядом и неустанно пытался заполнить пустоту в моем сердце все те годы после…
- Во имя Силы Пламенной Юности! – Гаркнул глава клана Таимацу, в переводе – Факел.
Некогда мастер исключительно в Тайдзюцу сложил кистями озвученного Тигра, приставил сложенные указательные пальцы к нижней губе и, громко проговорив название приёма, выдохнул великое пламя. Стихийное ниндзюцу “C”-ранга «Катон: Гоен но Дзюцу» вышло у него на загляденье всем чюнинам, демонстрируя им вариант развития ранее мной показанного генинского “D”-ранга, требующего лишь умения высвобождать стихийную чакру. Красно-рыжий поток огня от Гая взметнулся до самого острия и много выше, плотно объяв Обелиск, на несколько секунд выдыхания превратившийся в настоящий факел. Но только Гай прекратил дуть, как огненная чакра моментом впиталась в белый мрамор, по которому начали то и дело проскакивать язычки пламени, подсвечивая то или иное золотое имя и устремляясь вверх – к целиком загоревшемуся кончику большого памятника на широком пирамидальном постаменте - нечета бедняцкой скромности прошлого Памятного Камня. На фоне красно-рыжего хорошо выделялось золотое Хи, однако еще более чётко смотрелась серебряная надпись Джодо, обращенная в сторону разрушенного города – всё еще бегущие по лестницам у Монумента Хокаге именно её видели. В ночи будет - Маяк.
- Прошу, Наруто-кохай, закали Волю Огня порывом ветра перемен.
- Даттебаё! – Только и воскликнул суровый джинчурики, выбежавший из первых рядов.
Птица, бык, собака, кролик, змея – “C”-ранговый порыв ветра «Футон: Даитоппа» вырвался изо рта и ударил в Обелиск, повторно полыхнувший факелом, правда, значительно более слабым и неровным, чем получилось у Гая, натурально поджёгшего белый мрамор. Уже выдыхаясь, Наруто смекнул, что это ж неспроста в месте удара воздухом надписи раскалились и разгорелись, словно только что отлитые из жидкого металла. Юный сеннин выжал весь воздух из своих легких, но довел-таки свой порыв ветра до самого верха, зажигая имена всех почивших героев Конохи. Подхвативший за локоть Гай помог ему отдышаться.
- Прошу, Зо-тайчо, наделите Волю Огня силой проникать в сердца.
Отделившийся от группы клан-лидеров джонин явил собой упрёк для Наруто, забывшего отдать ритуальные почести. Птица, змея, собака – в простой удар молнии “C”-ранга «Райгеки» он вложил чакры как в “A”-ранг, выпустив с руки толстенную молнию прямо в центр грани, словно стремясь расколоть воздвигнутое мной белое надругательство на траурным чёрным. Разряды электричества с треском и безвредно растеклись по всей поверхности, сосредоточившись на ребрах-лезвиях, засиявших ровным электрическим светом вибролезвий, практикуемых в Кумо. Самый кончик острия большого беломраморного подобия куная засверкал, изнутри подсветив пламя и запев гораздо мелодичнее моего коронного ниндзюцу «Чидори» “A”-ранга.
- Прошу, Ямато-кохай, прояви фундамент Воли Огня и напомни о неустанном преодолении трудностей.
Деревянной походкой названный шиноби вышел из расступившихся задних рядов, чтобы, точно так же, как и все предыдущие выступавшие, проговаривая печати и название стихийного ниндзюцу, направить в серые базальтовые ступени силу элемента. Первой была стихия Цучи, приподнявшая бортик земляным щитом «Дотон: Дороку Гаеши». Вместе с этим по белому мрамору с золотыми надписями побежали тоненькие серебряные прожилки, а на двух других серебряные письмена прошились золотистыми ниточками. Чтобы наполнить пруд водой, обарывающей огонь, Ямато столь же показательно изрыгнул «Суитон: Мизураппа», не просто доступное