Они хорошо спрятались. Тонкое, едва уловимое гендзюцу Змей почти пропустил. Кто-то изрядно поднаторел в этом искусстве, обманывая не только зрение или слух, но даже сенсорный дар. Но нукенин все же понял, что пара чакросистем вовсе не прячется по другую сторону разбушевавшегося Мертвителя, а пытается подобраться к нему со спины.
Первой в ход пошла вода. Мокрая после дождя земля вдруг обернулась настоящей трясиной, пытаясь затянуть неудачно ступившего нукенина.
Чего Орочимару и ждал.
Воду он высушил мгновенно. Оттолкнувшись от каменно-твердой земли, Змей рванулся в сторону. Но не к выдавшему себя воднику, а к теневику-Нара.
Узкий проулок меж двух пока еще целых стен. Огонек на конце цепи и пляшущие на камнях тени. Орочимару почти не пришлось поддаваться — десятки тонких щупалец опутали его поразительно ловко. И мгновенно сенсорный дар донес — Мертвитель с неожиданной прытью рванулся вперед. Ловушка захлопнулась.
Его ловушка.
Чтобы взорвать землю шипами, печати Змею не нужны. Нара уворачивается, но следом кольями прорастают стены. Коноховец вьется вьюном, избегая ударов... и упорно продолжает держать теневые путы. А сзади уже вскипает в знакомой технике суйтон. Сталкиваться с Гневом Рюдзина у Орочимару желания нет. Преодолевая сопротивление теней, он сплетает пальцы в печати, начиная подготовку собственной техники. Второй в планируемой атаке — Мерцание он давно научился выполнять одним усилием воли. Необходимо лишь точно предсказать траекторию движения противника. Противника, сейчас кратчайшим путем мчащегося к опутанной тенями цели.
Молния вспыхнула под сердцем, жар промчался по венам, и когда водяные лезвия уже готовы были разорвать его на части, Орочимару сам стал молнией.
Перемещение удалось идеально. Открытый перекресток, до Мертвителя метров семь, куноичи-сенсор еще парой метров дальше.
Пальцы складывают последнюю печать...
Прах обращается щитами. Один прикрывает своего хозяина, второй отшвыривает в сторону куноичи. Мертвитель с толком тратит отпущенное ему мгновение.
Белое пламя Дыхания Кагуцути ревет, плавя камни мостовой, обдает руины раскаленным ветром. Щит сгорает бумагой в лесном пожаре.
Орочимару допускал, что Намикадзе сможет уйти из-под атаки. Метнется в сторону, или взмоет в небо, исчезнет в хлопке Хирайшина или нырнет под землю...
Мертвитель проходит прямо сквозь технику.
Пылающий скелет мчится на нукенина, позволяя в деталях разглядеть объятые огнем ребра, бьющееся в глазницах опустевшего черепа пламя...
Увернуться Орочимару не смог — вдруг накатила невероятная слабость, словно Мертвитель уже дотянулся до него. Когда же пылающие фаланги в самом деле вцепились в лицо, из нукенина будто выдернули стержень. Ноги подкосились, руки ослабли, в глазах потемнело. Змей, казалось, падал на дно колодца, видя в удаляющемся все дальше устье, как гаснет пламя, как обрастает плотью опаленный остов, как ворочаются в орбитах новые глаза... Видел, как Мертвитель восстает из пепла. Видел чудо, оплаченное его, Орочимару, жизнью.
Змеи не смогли, или не захотели, обучить его искусству сеннина. Как и во многих других областях, Орочимару пришлось искать свой путь, извилистый и тернистый.
Но он его нашел.
Печать рвет спину, отзываясь болью в сердце. Мигом вернувшись к реальности, Змей бьет Мертвителя. Неловко, наотмашь, но в ударе уже недоступная обычному шиноби сила — Намикадзе просто уносит.
Прыжок — на мостовой вспыхивает гигантская пентаграмма. Приземляться нельзя, и Орочимару не приземляется. Порыв ветра уносит его в сторону, левитация подхватывает тело...
Лезвие праха едва не сносит Змею голову. Напор Мертвителя не снижается, жуть от его присутствия давит на нервы все сильней, а ледяной пожар шитона лишь разгорается с каждым мгновением.
О продолжении боя Орочимару уже не помышляет, лишь об отступлении. Печать дала ему силы вырваться из рук Намикадзе, но привычной мощи не ощущается. Сегодня это не решающий козырь, а только шанс уйти живым. И он уходит. Уходит, отгораживаясь от неудержимого противника каменными плитами и фуин-барьерами, пламенем пожаров и пылевыми завесами.
Кунай он отбил рефлекторно, и так же рефлекторно прикрыл глаза, защищая те от взрыва. Что печать на рукояти оружия не является взрывной, он понял лишь потом, когда прозвучал хлопок пространственной техники.
Про Сусаноо Орочимару, конечно, слышал. Но никогда не представлял его так. Учиха словно попытался натянуть на себя объятый фиолетовым пламенем скелет вместо комбинезона. Горящие шаринганом глаза выглядывали меж зубов странно деформированного черепа, кажется, неспособного определиться — стать уже шлемом или пока остаться собой. Ступни мечника болтались на уровне голеней призрачной фигуры, стальные мечи, сжимаемые в кулаках несуразной конструкции, казались безобидными ножиками.
Но лишь казались.
Свое тело Орочимару модифицировал годами, тщательно устраняя заложенные природой недостатки. Он мог обойтись без сердца — вены качали кровь сами. Он снизил уязвимость мозга, продублировав часть его функций нервными узлами в теле. Он прикрыл костяными пластинами внутренние органы. Да что там, он научился модифицировать свою плоть на ходу, лепя ее словно глину. Даже без сенчакры, все еще поступающей от проклятой печати, убить его в ближнем бою можно, только нарезав на кусочки.
Именно это Учиха и делает.
Защиты нукенина для мечника просто не существует. Все, на что хватает тайдзюцу Белого змея, это спасение глаз. Он пытается контратаковать, но удары уходят в пустоту, цепляя противника лишь вскользь. Несмотря на скорость сеннина и громоздкость Сусаноо, Учиха уклоняется с непринужденной легкостью. Зато его удары всегда достигают целей. Медленно, но верно, клинки пробиваются сквозь неподатливую плоть к суставам и жилам, грозя Змею потерей подвижности.
А Мертвитель все ближе.
Орочимару пытается обратиться к ниндзюцу, но тщетно. Пламя бессильно омывает фиолетового собрата; камень разлетается пылью; водяные лезвия скатываются с брони Сусаноо безобидными каплями. Нукенин собирает печати для более сложных техник... меч бьет, калеча пальцы.
Все оставшиеся силы Орочимару вкладывает в Мерцание. Вспыхивает молния под сердцем, жар устремляется по венам...
Он совсем забыл про куноичи. Списал со счетов девчонку-сенсора.
Кунай впился в плечо, уйдя в плоть сеннина едва ли на сантиметр. На фоне мастерства Учиха и мощи Намикадзе удар ничтожный, откровенно жалкий.
И хирургически точный.
Среагировать Орочимару уже не успел. Мчащаяся по телу молния сработавшей техники достигла замкнутых клинком чакроканалов, и тьма поглотила Белого змея.
***
— Кисаме-сама... Кисаме-сама...
Задремавший нукенин вскинулся, приподнимаясь с расстеленного на опавшей хвое плаща.
— Кисаме-сама, он двинулся в обратную сторону, вниз, — тихо сообщил помощник, увидев, что командир проснулся.
— Чтоб его... — дурное настроение, преследовавшее Кисаме последние дни, мгновенно вернулось. — Выдвигаемся.
Потянувшись, нукенин вскочил, возвысившись над своим спутником на добрые две головы. Не то чтобы тот был карликом — просто один из семи Мечников Тумана смотрел сверху вниз на подавляющее большинство людей.
Указывая дорогу, из зарослей вынырнул брат-близнец разбудившего Кисаме шиноби — та же клочковатая борода, та же буйная неухоженная шевелюра, отдающая рыжиной. На лбу у обоих протекторы с перечеркнутым символом какой-то какурезато. Или неизвестной нукенину, или вовсе не существующей — он все время забывал поинтересоваться. Уходя на миссии Акацки, шиноби Аме настоящие протекторы оставляли дома.
— Орочимару и Джузо не возвращались? — формально поинтересовался Кисаме, прекрасно зная ответ.
Один из близнецов отрицательно покачал головой, заставив командира помрачнеть еще больше.
В молчании они двигались следом за джинчурики шестихвостого. Хотя путь лежал по прозрачному сосновому бору, трудностей слежка не представляла — близнецы являлись сенсорами с весьма впечатляющими радиусом обнаружения и чувствительностью. Увы, на этом их достоинства шиноби заканчивались. Помочь Кисаме в бою они ничем не могли. А меж тем, Утаката, похоже, разобрался со своими делами на родине, направившись из глухой деревушки в предгорьях прямиком к северному побережью.
Мрачно отмеряя ногами километр за километром, Кисаме пытался придумать, что ему делать, если джинчурики действительно намерен убраться с Такесима. Проследить за тем в море, оставшись незамеченными, нереальная задача. Даже не из-за открытого пространства, близнецы банально не смогут угнаться за носителем биджу. Сам обладающий огромными запасами чакры и выдающимся мастерством в работе с водой, Кисаме представлял, каким образом будет передвигаться Утаката.
Попытаться остановить его в одиночку? Порой, бахвалясь, Кисаме называл себя «бесхвостым биджу», но в душе понимал: сколько бы у него ни было чакры, у шестихвостого ее на порядок больше. О победе речи не шло, вопрос стоял лишь в том, сдюжит ли он загнать беглого джинчурики обратно на остров.
В который раз нукенин помянул недобрым словом Джузо. Втроем они бы уж сумели задержать Утакату до прибытия Пейна. Кисаме бросил взгляд на черное кольцо у себя на пальце. Творение Нагато, оно должно было позволить ему найти своих людей по прибытии на остров.
Словно прочтя мысли Кисаме, близнецы остановились:
— Приближается Пейн-сама!
— Какузу-сама и Конан-сама с ним, — уточнил второй.
— Наконец-то!
Подкрепление нагнало их через четверть часа. Заметив фигуры в черных с красным плащах, Кисаме знаком велел сенсорам продолжать движение, сам же остановился поджидая. Разглядывая приближающихся соратников, нукенин отметил новые Пути Пейна — из старых остался только Тендо. Он узнал здоровяка, наверняка выполнявшего теперь роль Шурадо. По крайней мере, Кисаме припоминал кого-то похожей комплекции в нижних чинах Акацки. Имя мечник, конечно, не знал. Его вообще мало интересовали члены организации за пределами ударного отряда, имевшего право на плащи с красными облаками. Помер — ну, и биджу с ним, сгодится Пейну на Путь.