Именно последнее сейчас Зетсу и требовалось. Развалившись на ложе, не обращая внимания на жесткий камень, он терпеливо дожидался, пока плоть его материальной части восстановится. Проклятый Намикадзе подобрался к нему неожиданно близко. Ловушка была действительно опасна. Джинчурики, запечатывая пламя девятихвостого, ошиблась совсем чуть-чуть. Сработай печати буквально на полсекунды позже, и уйти из-под удара он бы уже не успел. Но случилось то, что случилось, печати сработали раньше, чем было нужно, и Зетсу успел нырнуть под землю, без размышлений реагируя на знакомую силу Кьюби.
Но и полностью избежать повреждений не удалось, разрушительное пламя успело напоследок лизнуть его, превращая голову в оплывший огарок. Появляться в таком виде на глаза Орочимару или других акацки не стоило. Марионеткам совсем незачем знать, что подобные повреждения для него не фатальны.
Что же, самое время поразмыслить над случившимся.
Первым делом следовало переоценить нынешнего хокаге. Хотя Зетсу и старался себе о том напоминать, все же для бессмертного существа, мыслящего категориями столетий, легко упустить скорость, с которой меняются короткоживущие. До сего момента Минато Намикадзе воспринимался им тем, кем был более полутора десятилетий назад — прямолинейным и слегка романтичным шиноби, только-только пробившимся на место хокаге благодаря харизме и таланту. Однако прямолинейность сменилась коварством, романтичность — расчетливостью. В портрет также стоило добавить годы практики в сендзюцу и фуиндзюцу. Ранее Зетсу пренебрегал этими факторами, считая, что в первом человеку не достичь высот, а второе отброшено на столетия назад с падением Узушиогакуре. Он ошибся со вторым, едва не поплатившись за это собственной жизнью и провалом его миссии. Мог ошибиться и с первым.
Минато Намикадзе был по-настоящему опасен.
Следующее, что нуждалось в переоценке, это фуиндзюцу. Потратив на это прорву сил и времени, ему все же удалось избавиться от деревни мастеров печатей. Сам глубоко погрузившийся в тайны этого искусства, Зетсу четко осознавал его опасность. С тем темпом развития, который красноволосые набрали, они могли дойти и до того, что стало бы способно помешать Матери, когда та будет свободна. Допустить этого было нельзя, и судьба Узушиогакуре оказалась решена.
Но, как выяснилось, этого мало. Осевших в Конохе Узумаки хватило, чтобы продолжить развитие опасного искусства. Джинчурики девятихвостого наглядно это продемонстрировала, умудрившись и спрятать свою работу от него, и запечатать технику биджу.
Конечно, нынешняя версия его плана уже вышла на финишную прямую, и фуиндзюцу вряд ли успеет сыграть роль. Но лучше устранить все возможные препятствия. Когда цель тысяч лет усилий так близка, поражение недопустимо.
Что еще? Пожалуй, Намикадзе-младший.
Наведываться в Коноху только ради вызволения неудачливого шпиона Орочимару было бы слишком расточительно. Камера того должна была стать последней остановкой Зетсу. Среди мест, куда он наведался, числился и архив, где в его руки попал отчет седьмой команды о миссии в стране Тигра. И отчет этот вызывал много вопросов. Точнее, бой седьмой команды с шиноби Ивы.
Зетсу еще застал то время, когда заклинатели мертвых ходили по земле. Приложивший немало усилий, чтобы тех забыли, сам он, тем не менее, ясно помнил все связанное с древними. И прочитанное вызывало тревогу в свете этой памяти.
Наруто Намикадзе попал в поле его зрения после экзамена на чунина. Изначально собиравшийся лишь взять на заметку сильного шиноби, столь триумфально выступившего на испытаниях, Зетсу неожиданно узнал о кеккей генкай сына хокаге, так похожем на силу заклинателей. После этого, Намикадзе-младший прочно обосновался в списке людей, за которыми следил бессмертный. Пробуждение древней магии после тысячелетий спячки выглядело странным. Особенно в сочетании с привычной чакрой. До этого момента Зетсу знал лишь одного подобного уникума.
Но последний отчет был совсем из ряда вон. Несмотря на крайнюю сухость строк, написанных девчонкой из седьмой команды, в них четко было прописано, сколько нежити контролировал сын хокаге.
И вот это было уже не просто странно.
Несмотря на свое название, ведущие мертвых редко могли поднять больше пары-тройки трупов. Конечно, без учета своих артефактов. Один из величайших заклинателей древности силой воли поднимал десятерых мертвецов, что воспринималось его современниками, вполне обоснованно, как демонстрация выдающихся силы и таланта.
Но Наруто контролировал в том бою даже больше трупов. И никаких артефактов у сына хокаге нет и быть не могло. Так что же, он не только уникум, в котором проснулась древняя магия, но еще и гений, каких не видывал свет?
Тысячелетний опыт Зетсу восставал против этой мысли. Подобное сочетание талантов... Нет. Даже по отдельности почти невероятно. Так что же, в самом деле, новый кеккей генкай? Он ошибся, отнеся способности младшего Намикадзе к древней магии? Нужно будет обратить еще более пристальное внимание на молодого чунина.
Интуиция древнего существа нашептывала тому, что с сыном хокаге что-то нечисто.
Глава двадцать третья
Он знал — враг опасен. Поврежденная рука стала платой за недооценку сил противника. Он чертил в тишине бесцветного мира яркие всполохи атак, уходов и защит, пытаясь предугадать следующий шаг, найти тот золотой путь, что приведет к уничтожению Врага. Время утекало. Тот, Другой, исчез из поля зрения, сильно раненный. Успеет вновь вступить в бой? Не успеет? Враг двигался, сосредотачиваясь на Нем, внося хаос, разваливая, казалось, только-только ставшие ясными схемы боя. Информации не хватало. Нужно было еще. Больше, чем могли дать обычные органы чувств. Но у него были и другие. Ресурс, доселе остававшийся скрытым, был как на ладони. Миг, и вот он уже знает все, что нужно. Другой успеет. Золотой путь стал виден. Шаг назад и в сторону. Удар магии Другого. Смена хвата, не торопиться... Удар. Враг обезврежен. Тот, Другой, приближается. Всполох магии, жизнь покидает врага, перетекая к Другому. Все цели достигнуты...
Ульгрим открыл глаза, вновь осознавая себя, выныривая из глубин медитации. Боль, порожденная чуждыми мыслями того, кем он был под действием Слепой ярости, пульсировала в висках. Тело затекло от долгой неподвижности. Впрочем, все это не могло испортить нарастающей радости грандмастера. Распрямив скрещенные ноги, он откинулся на траву, потянувшись с довольным стоном.
Над Конохой уже распростерлась ночь. Полная луна заливала своим призрачным светом укромную полянку для медитаций, одну из множества, что прятались среди садов квартала Учиха. Теплый летний ветерок овевал лицо мечника, расслабляя и убаюкивая. Но хотя Ульгрим провел в медитации гораздо больше времени, чем ожидал, он пока не спешил возвращаться домой, уставившись в звездное небо и погрузившись в размышления.
Все же ему удалось пробиться за пелену беспамятства, восстановить знание о мангеке шарингане. Теперь оно казалось таким простым и очевидным, подобным умению ходить или дышать. Новые техники улеглись в памяти Ульгрима так, словно были там всегда. Иллюзия, конечно. Их освоение на должном уровне потребует еще немало тренировок. Сейчас же...
Сейчас он даже не будет активировать мангеке.
Мечник помнил, какой урон понесли чакроканалы в его глазах при прошлом обращении к новой силе додзюцу. Вероятно, сейчас травматичность будет меньше, однако уже через считанные часы ему отправляться на миссию. Глупо рисковать возможностью нормально использовать привычный уровень шарингана только ради желания потешиться новыми игрушками. Достаточно того, что его усилия не пропали зря, и новый козырь успел занять свое место в рукаве до начала похода.
Итак, первый шаг к настоящему могуществу сделан. Главная сила мангеке оказалась именно той, что он и предполагал. Придется теперь особо беречь левый глаз. Его потеря будет не просто неудобством от сокращения поля и объемности зрения. Даже потеря руки будет выгодней, чем утрата способности смотреть в будущее. Что делать с силой правого глаза пока было непонятно. Какой может быть прок от возможности заглядывать в прошлое, Ульгрим сходу придумать не смог. Зато Сусаноо, объединенная техника глаз, радовала предчувствием мощной защиты.
Жаль, никакая медитация не позволит разом освоить Хирайшин.
Прикинув по высоте луны который час, Ульгрим со вздохом все же поднялся с земли и неторопливо побрел к особняку своей семьи.
Дело с освоением техники четвертого шло не так быстро, как хотелось бы. Если с одноручными печатями все было относительно понятно — знай тренируйся, то фуиндзюцу требовало понимания и освоения множества концепций, непривычных мечнику. Варкастер ситуацию ничуть не улучшал.
Увы, насколько некромант был гениален как заклинатель, настолько же он был бездарен как учитель. Излагая теорию хорошо знакомого ему предмета, маг, ведомый стремительностью своего разума, пропускал множество вещей, кажущихся очевидными ему, но с трудом постижимых менее искушенными собеседниками. Стоило же указать на этот недостаток, как Варкастер бросался в иную крайность, хороня ученика под потоком столь детальных пояснений, что отслеживать нить его рассуждений было едва ли реально без Чистого Разума.
Знакомый с этими качествами своего друга еще по Каирну, Ульгрим с самого начала настраивался на самостоятельное освоение искусства фуин, уповая на Варкастера лишь как на источник рекомендаций соответствующей литературы, придирчивого экзаменатора и всеобъемлющий справочник. Однако дело шло со скрипом, заставляя грандмастера задумываться над тем, кого бы попытаться привлечь в качестве наставника на первых порах.
В принципе, мастером становиться ему совсем не требовалось — достаточно было понимать, что и как работает в фуин-маяках Хирайшина. Еще научиться рисовать печати без ошибок. И, что важнее, научиться понимать, когда ошибся. И модифицировать печати. И ставить их касанием. И... список можно было продолжать долго. А, казалось бы — всего-то одну фуин освоить.