Шипучка. Ты уже часть меня — страница 25 из 63



Ника: «Нет.»



Ветерок: «Почему ты упрямишься?»



Ника: «А ты почему?»



Ветерок: «Я всего лишь хочу помочь другу;)»



Усмехаюсь, качая головой. Ага, конечно.



Ветерок: «Если он что-нибудь тебе сделает, дыхнет, и тебе не понравится, я хочу тут же узнать об этом.»



Ника: «Ты теперь мой телохранитель?»



Ветерок: «У меня на уме много вещей, который я хотел бы сделать с твоим телом.»



Ника: «Снова пошлишь?»



Ветерок: «И в мыслях не было.»



Ника: «Знаю я, что у тебя в мыслях…»



Ветерок: «Если бы ты знала, то ходила бы все время красная, как помидорка. Милая маленькая Черри, которую хочется съесть в один укус.»



Он невыносим. Вот и что мне с ним делать? Как научиться контролировать это между нами? Легкий флирт по смс, а я действительно ощущаю, как горят щеки.



Ветерок: «Уверен, ты сейчас прижимаешь ладонь к щеке, чтобы скрыть смущение.»



Отнимаю руку от лица, тихо ругаясь. Как он это делает?



Ветерок: «Напиши мне, как расправишься с задницей Марка.»

Ветерок: «Не в буквальном смысле. Не вздумай трогать его задницу!»



Ника: «Не то что бы я собиралась, но ты не можешь запрещать мне. Точнее, я не обязана тебя слушать :Р»



Ветерок: «Если тебе дорога собственная задница, ты будешь слушать меня, как миленькая :D»



Входящий вызов от Марка прерывает нашу с Сеней беседу, и вся невероятная легкость сдувается во мне, как старый воздушный шарик. Теперь мне предстоит менее веселая беседа с менее приятным человеком.



Следующие несколько минут или часов, смотря на сколько затянется наш с Марком разговор и сколько обвинений и оскорблений он приготовил, будут очень трудными для меня. Я в принципе не люблю ссориться, ругаться и выяснять отношения, потому что, наверное, просто не умею это делать. Не могу виртуозно придумывать упреки и обвинения, защищаться тоже выходит плохо. Во всех наших ссорах с Марком я просто плакала, а в конце извинялась. Даже если вина была очевидно не моей. Но сейчас я представляю, как профессионально он будет поливать меня помоями, потому что большая часть вины за все, что произошло, лежит именно на мне, но нужно быть сильной. Хотя бы попытаться. Ради малыша.

Объяснив Марку, где именно нахожусь, отправляю Сене сообщение, что буду занята, на которое в ответ получаю кучу угроз всем моим частям тела, если не напишу ему, как освобожусь. Причем некоторые угрозы звучат так заманчиво, что специально хочется нарушить обещание.

– С милым переписываешься? – слышу голос Марка над головой.

Торопливо убираю телефон в сумку и кладу ее себе на колени, освобождая место на скамье.

– Привет, – произношу я, все еще не решаясь посмотреть на него. Стыд сковывает каждое движение, окутывает цепями все тело и беспощадно врезается грубыми звеньями в кожу.

– Здоровались уже, – холодно бросает Марк и садится рядом со мной.

Легкое чувство грусти и сожаления оказывается рядом с нами. Самое неприятное во всем этом, что приходится вечно объясняться перед кем-то. Что-то рассказывать и доказывать. Может, было бы лучше вообще сохранить все в тайне. Был бы мой секрет и… Нет. Глупости. Так могло бы стать все еще хуже. Лучше с чистой совестью и свободными от тревог мыслями.

– Марк, я хотела рассказать, просто не знала, как, – начинаю с оправданий, потому что понимаю его злость.

– Твоя мать справилась на отлично, – ворчит он.

– Прости за это, – чувство вины, как мешок на голову. Не думала, что могу чувствовать себя еще хуже.

– Ну и что ты собираешься делать с этим?

– С чем? – переспрашиваю, не понимая, что он имеет в виду.

– С ребенком, идиотка! Я еще не готов становиться…

Ярость накрывает десятиметровой волной, смывая все остальные чувства. С «этим»?! Он сказал на малыша «это»?! Да еще и идиоткой меня назвал. Ну, тут он любитель, конечно. Кем я только не была за четыре года отношений, но сейчас… Фиг ему в нос!

Я не намерена слушать его нытье. Мы ведь не встречаемся больше. Так какого черта я трясусь перед ним, словно что-то должна? Этот человек сам меня бросил, вытер ноги, а сейчас я здесь не для того, чтобы попытаться вернуть его или просить помощи, а для того, чтобы просто поставить в известность и жить дальше более-менее спокойно.

– А теперь послушай меня, – поднимаюсь со скамейки и без капли страха смотрю Марку в глаза. Такой он меня еще точно не видел.

Лицо Марка удивленно вытягивается, и он с отсутствием понимания смотрит на меня снизу вверх. Наконец-то мы поменялись местами. Да, милый, сейчас ты увидишь, какой может быть женщина, которой есть, что защищать, и для которой ты больше не центр вселенной.

И я высказываю ему все. Абсолютно. Во всех физиологических и медицинских подробностях. Что, как и почему произошло. И главное, что отцом он может и не быть вовсе.

Честно, я думала, что когда придется признаваться в этом, то буду чувствовать себя грязной и неправильной, что мне будет стыдно, но… Я с чувством собственного достоинства и чуть ли не превосходства заявляю, что Марк был не единственным, при этом я никому не изменяла. Просто так вышло. И мне не стыдно. Ни капли.

С почти маниакальным удовольствием наблюдаю, как эмоции искажают выражение лица бывшего. Самое приятное, это вспышки ревности, когда я упоминаю Арсения в очередной раз.

Он раньше никогда меня не ревновал. Поводов не было, ведь я не смотрела ни на кого, кроме него. Марк был моим идеалом. Но все изменилось. Пусть знает, что я не использованная салфетка, которую он выбросил и которая никому не нужна.

Да, мы расстались. Да, я беременна. Но это не конец жизни. Это, наоборот, начало новой. И было бы здорово, если бы Марка Комарова в ней просто не было.

– Короче, мне от тебя ничего не нужно. Я просто хотела, чтобы ты узнал все, как есть, от меня. Если это все-таки окажется твой ребенок, и ты захочешь с ним видеться, то препятствовать я не буду и скрывать от него что-то тоже. Так что сам решай, как поступить, но мне указывать не смей. Для себя я уже давно все решила, и твое одобрение мне нафиг не нужно.

Марк глупо моргает и приглаживает пятерней свою модную челку, видимо, пытаясь переварить такое количество информации и высунуть язык из жопы. Когда он пытался начать говорить, я его так ловко заткнула, что он все еще, кажется, не может прийти в себя. Ну, иногда полезно и помолчать. Еле сдерживаю победную улыбку, всеми силами стараясь сохранить серьезное и невозмутимое выражение лица.

– А что твой Арсений? Как он к этому всему относится? – выдавливает бывший.

– А вот это уже не твое дело, но, если так интересно… Хорошо. Сеня очень понимающий парень.

– Прямо твоя мечта, – хмыкает Марк.

– Это все, что я хотела тебе сказать, – не комментирую его последнюю фразу, потому что ее правдивость пугает. – Мне пора. Спасибо, что выслушал, – закидываю сумочку на плечо и ухожу, как можно скорее, потому что чувствую скорый взрыв эмоций.

Боюсь, что могу либо дико заржать, либо разреветься с кучей воплей и соплей. Состояние на грани, и малейший толчок может лишить равновесия. Но помимо этого в груди горит яркое пламя, наполняющее необычайной гордостью каждую клетку. Никогда еще я не ощущала себя такой сильной. Поглаживаю живот. Все благодаря тебе, малыш. Ты теперь – мой главный смысл. Тот, кого я всегда буду защищать.



Мы сидим с Милой в нашей кухне-гостиной и наводим красоту на ноготках. Одна из моих ножек, ногти которой теперь покрыты розовым цветом, находится под специальной лампой в надежных руках подруги.

Я часто ей повторяю, что если не срастется с работой актрисы, она легко может зарабатывать себе на жизнь как nail-мастер (прим. автора: мастер маникюра). Правда Мила не в восторге от этой идеи и говорит, что не смогла бы пилить ногти незнакомому человеку, это почти как стоматолог или гинеколог. Последнее, конечно, меня убивает больше всего, и она ведь серьезно так думает. В общем, для некоторых маникюр – это слишком личное.

Еще Мила всегда тщательно собирает и, только завернув в несколько слоев бумаги или пакетов, выбрасывает остриженные ногти, утверждая, что можно сделать куклу Вуду или ведьмин мешочек, используя их, ведь это частичка тебя. Да-а-а, кто-то слишком часто смотрит ТВ-3 и «Сверхъестественное» (прим. автора: ТВ-3 – первый мистический телеканал; «Сверхъестественное» – американский фэнтези-телесериал.)

– Ну ты даешь, мать-картофелина, – Мила смотрит на меня с нескрываемым восхищением, когда я заканчиваю рассказывать о встрече с Марком. – Я бы даже шампанское открыла, если бы тебе было можно пить.

– Ох, не трави душу. Я бы с удовольствием выпила чего-нибудь, но самое крепкое, что меня ждет ближайший год или два, так это квас и кефир.

– Комбуча? – предлагает Мила, и я тут же морщусь. – Рисовый квас? – следующий вариант уже лучше, но все равно не воодушевляет.

– Смилуйся, а? Иначе, придется сейчас нестись в ванную, и все твои старания пройдут зря, – предупреждаю я, ощущая легкую тошноту.

– Ладно. Забыли, – соглашается Милка. – Вернемся к нашим «курочкам». Что думаешь дальше делать с Марком?

– А что с ним делать? Ничего. Пусть сам думает и решает. Мне важен только малыш. Знаешь, сегодня я впервые поняла, что могу противостоять Комарову. Всегда ведь могла, но почему-то предпочитала молчать и терпеть.

– Потому что чувства притупляют разум… – говорит Мила отстраненно.

Я помню, как все начиналось. Первый курс. Девочка из деревни и Он. Такой весь красивый и популярный. Я держалась за Марка, потому что именно он вытянул меня из скорлупы. Ну как вытянул… Скорее просто засунул в другую. Прозрачную и более тонкую.

– А были ли они? Чувства? Я сегодня кроме злости ничего больше не ощутила. Может, все это было ошибкой. Моей ошибкой. Я позволила Марку вести себя со мной, как с куклой, которая включается и выключается по его щелчку. Сама разрешала ему вертеть мной, не отстаивала собственное мнение или точку зрения. Хотела угодить ему. Какая же это была глупость.