Что ж, похоже, придется сегодня исповедаться. Скрывать мне нечего. Я никогда не пытался быть кем-то другим или обманывать. И не собираюсь этого делать. Иначе, какой смысл?
Спустя несколько часов тупого хождения из угла в угол и прокручивания в голове разных вариантов развития событий, не выдерживаю и подхожу к двери собственной спальни, за которой от меня прячется моя расстроенная девочка. Ее тихий голос доносится из комнаты, и я замираю, вслушиваясь в этот завораживающий звук.
Она что-то читает. Похоже на стих, слова с трудом получается разобрать, но эмоции… Даже полушепотом у нее получается вложить в строки столько силы. Это призыв делать что-то, наставление и уверенность в собственных словах. Слог своим ритмом очень знаком, написал кто-то известный, но никак не получается вспомнить, кто именно.
Уже заношу руку для стука, но слышу грустный тон и душераздирающий шепот, смысл которого не понимаю, но чувствую боль и горечь. С ума сойти. Хочется ворваться в комнату и прижать Нику к груди, укрыть от всего мира. Не знаю, что у меня за инстинкт срабатывает рядом с этой девочкой, но я готов руку себе откусить, лишь бы только она улыбалась и была в безопасности. Понимаю, что Ника просто занимается, потому что теперь слог стал живее, голосок звонче и, я сам улыбаюсь, слыша радость, ощущая ее.
Отхожу от двери. Пусть занимается. Не буду мешать. Она ведь в моем доме, никуда не сбежит. Ни от меня, ни от разговора.
Ника крадется мимо дивана на носочках с одеждой и полотенцем в руках. Подглядываю за ней из-под опущенных век. Милашка. Думает, я сплю. Не-е-ет. Просто лежу в засаде и жду ее. Мы поговорим, потому что избегание друг друга не входит в мои планы.
– Эй, – произношу приглушенно.
Шипучка вздрагивает от звука моего голоса и медленно поворачивается. В мерцании тихо бубнящего телевизора замечаю, что ее глазки опухли и немного покраснели. Волосы хаотичными волнами обрамляют лицо и касаются напряженных плеч, а пальцы нервно сжимают вещи.
Ника мнется на месте, вновь отводя взгляд. Нос тоже покраснел, скорее всего, потому что она его очень часто терла. Плакала… Сто процентов. Из-за меня или просто работала над своими актерскими способностями? Оба варианта мне не очень нравятся, но первый еще и вгоняет кучу ржавых гвоздей в сердце.
– Ника…
– Я в душ и спать, – мигом выпаливает чуть дрогнувшим голосом.
Она расстроена по-настоящему. Значит, все-таки я – причина ее слез. Вот же…
– Ника, иди сюда, – сажусь на диване прямо, выжидающе глядя на нее.
Ну же, маленькая, посмотри мне в глаза, – мысленно умоляю я. Да! Она смотрит и тут же делает неуверенный шаг вперед, а затем еще пару. Так-так… Хорошо.
– Пожалуйста, – произношу, протягивая ей руку, которую она игнорирует, но рядом все-таки садится.
Ладно. Мы не гордые. Сам перехватываю ее ладошку и нежно поглаживаю кожу большим пальцем.
– Что случилось? – спрашиваю прямо, уже мысленно готовясь к долгим уговорам. Это же девушки, из них все нужно клещами вытаскивать.
– Мила мне кое-что рассказала… О тебе и твоих друзьях… – отвечает Ника тихонько, снова избегая моего взгляда, но нехило удивляя прямотой своих слов.
Дерьмо! Так я был прав.
– И ты теперь ненавидишь меня? – вторая ладошка Ники попадает в мой плен.
Разговор будет непростой, и нельзя позволить ей сбежать в самый ответственный момент. Чувствую под пальцами пульс на ее запястье. Быстрый ритм маленького сердечка, которое я хочу успокоить.
– Я не… – Ника качает головой, а затем поднимает голову.
В ее взгляде виднеется эмоция, которая ранит даже такого толстокожего типа, как я. Разочарование. Колючее чувство, отравляющее все светлое, перечеркивающее все хорошие поступки.
– Ника, послушай, – обдумываю, как предельно честно донести до нее то, что хочу, и при этом не разрушить все.
Малышка очень внимательно глядит на меня в ожидании слов. Умница. Значит, еще не все потеряно, но я все равно не могу сказать то, что она хочет услышать. Не умею я юлить и врать. Это не про меня. Либо правду, либо ничего.
– Если ты ждешь от меня раскаяния за свои поступки, то его не будет, – Ника тут же дергает руки на себя, но я не отпускаю. – Дослушай, пожалуйста. Я помню все, что творил. Догадываюсь, о чем именно рассказала Люда и что не нравится больше всего. Споры? Верно?
Кивает, поджимая губы. Нервы накаляются. Чувствую, как закипает кровь, подогреваемая напряжением. Я не привык к разговорам по душам. Да я в принципе не разговариваю, а делаю.
Сейчас, например, предпочел бы использовать свой рот и язык совсем не для болтовни, а для кое-чего более интересного и приятного, чтобы Ника к чертям собачьим забыла, кто там и что обо мне говорит, но… Не могу. Ей этого будет недостаточно, поэтому упорно стараюсь вспомнить нужные и правильные слова, если они вообще существуют.
– Да. Мы раньше частенько спорили и периодически делаем это и сейчас. Просто ради развлечения. Небольшая игра, которая всегда получается разной и интересной.
Ника отводит взгляд, и я понимаю по ее реакции, что делаю только хуже. Черт! Но я не умею по-другому. Просто скажу, как есть.
– Ника, я ведь сразу тебе объяснил, что это такое и как работает, верно? Еще в первый день нашего знакомства. Все всегда было честно, насколько возможно. Девушки никогда не были против и сами велись на глупые разводки. Почему я должен жалеть кого-то, кто не желает пользоваться своим мозгом? Каждая из них могла сказать: «Отвали», и были те, кто говорил. Нормальные девчонки, которых потом действительно хочется звать на свидания и узнать поближе. А уж если ты ведешь себя как… девочка на одну ночь, то какие вопросы к окружающим?
– То есть я по-твоему вела себя именно так?
– Нет! Черт, Ника! Ты – совсем другое дело, – пытаюсь быстро объяснить, что все сказанное не имеет к ней никакого отношения. У нас все было по-другому.
– Но вы же поспорили на меня, – с силой дергает руки на себя и складывает их под грудью в защитном жесте.
Хочется зарычать от бессилия. Я нафиг все испорчу сейчас.
– И я рассказал тебе правду, потому что знал, что ты не такая. Ты бы ни за что не повелась.
– А оказалась такая, – опускает голову. – Да и откуда тебе знать? Может, я именно из тех, что не пользуются своим мозгом.
Нет-нет. Не закрывайся от меня, Шипучка. Пожалуйста. Наклоняюсь к ней, а рука сама ложится на девичий затылок. Пальцы тонут в мягких волосах, а я в океане чувств, бушующих во мне.
Ника вскидывает голову, показывая мне глаза, полные блестящих слез. Что, если она и правда думает обо всем этом как об огромной ошибке, которую хочется стереть и забыть?
Ее состояние делает меня слабым, но я ни за что не покажу этого и тем более не оставлю все так. Любыми способами, но я должен заставить эту девушку понять, кто она на самом деле. Какая она удивительная и что никогда не стоит стыдиться себя и своих желаний.
Все, что произошло между нами два месяца назад, – настоящее чудо. Чудо и точка. Это не ошибка. Не случайность. И не обычное стечение обстоятельств. Это судьба. Так и должно было быть. Для меня все именно так.
– Ты так сильно жалеешь? – спрашиваю тихо, потому что сам вопрос причиняет боль.
– Не знаю… А ты?
– Если бы нам дали второй шанс, я бы изменил только одно… Ни за что бы не уснул после всего. Сторожил бы тебя до самого утра, чтобы не дать убежать.
Уголки ее губ дергаются. Короткая вспышка улыбки и радости в глазах согревают душу.
– Ника… – выдыхаю ее имя. Мне нравится, как вкусно оно ощущается на языке и какое приятное послевкусие оставляет.
– Мне так хотелось думать, что ты хороший, – признается нехотя.
Так вот что ее расстроило так сильно? Не сами поступки, а то, что они связаны непосредственно со мной. Твою же…
– Для тебя я буду самым хорошим. Обещаю, – хрипло произношу, потому что наша близость размывает границы реальности.
Ее запах, теплое дыхание напротив моих губ. Ника не отстраняется, наоборот, тянется ближе. Смерти моей хочет? Разочек касаюсь ее умопомрачительно мягких губ и с трудом отрываюсь. Я еще не все сказал.
– Мне плевать практически на всех, Ника. Серьезно. Я не идеальный. Не добряк и благодетель. Прости, но это не про меня. На всех этих хороших людях чаще всего пашут плохие. Нет, спасибо. Я могу быть добрым и внимательным только для близких и родных, для тех, кто мне действительно важен. Переживать и волноваться тоже буду только за них. На остальных мне очень и очень по…фиг. Понимаешь? Но ты… Шипучка, ты уже часть моей жизни. Уже близкая. Я тебя никогда не обижу и не предам. Буду рядом, чтобы помочь в трудную минуту. И не только тебе… Верь мне. Такой уж я человек, – пожимаю плечами, вскидывая ладони вверх, и отклоняюсь назад, потому что ее губы в двадцати сантиметров от моих, это очень опасно.
– Не знаю, что и сказать… – растерянно произносит Ника, заправляя волосы за уши и облизывая губы.
– Ничего не говори, – вздохнув, отвечаю я и поднимаюсь с дивана.
Есть у меня одна идейка… Надеюсь, сработает. Возвращаюсь уже с гитарой в руках и вижу в глазах девушки радостный огонек. Да я чертов гений!
– Снова песня про дембель? – уже более расслабленным, даже немного дразнящим тоном спрашивает Ника.
– Не-е-т, – широко улыбаюсь. – У меня есть идеальная песня, которая завершит наш разговор.
Вижу, как меняется лицо Ники, когда я начинаю играть. Пальцы ласкают струны, летают по нейлону так легко. До нашего свидания с Шипучкой, я лет пять гитару в руках не держал, но, если для нее, вдохновляясь ее восхищением, то нет никаких проблем. Первая строчка вызывает у малышки улыбку, и мое сердце пропускает удар, чтобы потом вновь радостно забиться, глядя в прекрасные голубые глаза.
«No one knows what it’s like
To be the bad man
To be the sad man
Behind blue eyes
And no one knows
What it’s like to be hated