Гога дернул плечом и отвернулся.
— Очень вам признателен, — пробормотал он.
— За что? — вдруг спросила Люда насмешливым тоном. — Это я вас должна благодарить за те сведения, которые вы мне дали…
— Какие сведения?
— А как же, вы ведь говорили, что Щербаков — шатен, курчавый, вашего роста, усы носит… и что вы даже учились с ним в средней школе…
Дружный смех всей компании покрыл эти слова. Гога сделал вид, что его очень интересуют стальные приборы для воздушных полетов, укрепленные под куполом цирка.
— Смотрите! Смотри. Люда! — воскликнула вдруг одна из подруг.
Все повернули головы к арене.
Белокурый Леша широко расставил сильные ноги и с высоты небольшого своего роста нагнулся к гирям. Свет фонарей отражался бликами на выпуклостях мускулов его плеч и рук. Голубая майка натянулась на крепкой спине. Леша рывком поднял каждой рукой по гире, словно это были не чугунные шары, а мячики. Подкинув их высоко кверху, Леша опустил руки в два приема и тотчас поднял гири опять.
— Раз! — вслух произнесли все зрители и жюри вместе. — Два, три!..
Сперва Люда считала вместе со всеми, а потом вдруг ей пришло в голову, что Леша сегодня может осрамиться и не поднять нужных 75 раз. У Люды захватило дыхание, она перестала считать и всматривалась в лицо и фигуру Леши. Люда подумала, что лично она, Люда, ни за что не смогла бы проделать такое упражнение 75 раз. А Леша, который так давно и безответно в нее влюблен, конечно же, хоть по этой причине, — личность менее значительная, чем Люда. Так куда же ему выполнить такое задание?
Люда стала искать в Лешиной позе признаки усталости или неуверенности. Но этого не было. Руки, плечи, лицо молодого атлета покраснели. Теперь уже не отдельные блики, а все тело блестело от пота. Но гири по-прежнему бесшумно взлетали вверх и опускались.
— …38… 39… 40… — уже шепотом считал цирк.
Люда успокоилась. Она вспомнила, как глупо врал про «студента Щербакова» всезнающий Гога, и поглядела на Гогу. Великий знаток спорта сидел, отвернувшись от арены, и только изредка украдкой бросал взгляд на своего мнимого «друга». Люда засмеялась. Потом ей опять пришло в голову, что вот этот самый силач, на которого с уважением глядит весь цирк, так долго и так нежно любит ее, и она покраснела от удовольствия. А покраснев, быстро посмотрела на Лешу: заметил ли он этот румянец на щеках? Тут же, конечно, сообразила, что Леша ничего теперь не видит и не чувствует. И не надо отвлекать его от гирь. Кстати, который теперь раз они подымаются кверху — эти гири?
…51… 52… 53… — проносилось по цирку.
Люда нагнулась к подругам и сказала:
— Девочки, потом зайдем за Лешей туда? — и она кивнула подбородком на проход за кулисы.
Не только девочки, а и вся компания согласилась. Кроме Гоги. Гога сказал, что это неприлично — лезть за кулисы.
— А кто нам рассказывал, что днюет и ночует в комнатах для участников соревнований, и на стадионах, и на водных станциях? — спросила Люда с нескрываемой насмешкой.
Леша поднял гири 78 раз, перекрыв свой рекорд. Когда объявили его результаты, когда музыка играла туш и публика долго хлопала ему, Леша улыбался обычной своей застенчивой улыбкой и все искал глазами Люду. Он два раза проскользнул взором мимо нее, а на третий раз Люда сама махнула ему рукою и указала за кулисы, — в знак того, что друзья собираются его навестить.
Леша кивнул головою и направился к выходу, провожаемый аплодисментами и тушем.
— Ну, так, — внезапно сказал Гога, — я, между прочим, поеду: у меня есть еще кое-какие делишки сегодня.
— Чемпион мира по вранью ожидает вас на вокзале, да? — ехидно спросила Люда.
Гога убежал, не отвечая и не прощаясь…
А через двадцать минут друзья Люды веселой гурьбой торопились к ее дому. Посреди этой группы шли под руку Люда и Леша. Он, со счастливым, несколько усталым лицом, все глядел Люде в глаза и не сразу откликнулся на слова своего товарища. А тот допытывался:
— Нет, ты мне скажи, Лешка, где ты своего старого друга посеял?!
— Какого друга?
— Как какого? А мистера Гогу, который все знает и с тобой учился, и знает, что ты курчавый высокий шатен с усиками…
Тут все засмеялись — настолько громко, что на другой стороне улицы обернулся милиционер. Это еще больше рассмешило и Люду, и Лешу, и их друзей…
Вл. Дыховичный, М. Слободской
ДВЕ КАРТИНКИ КОРТИНЫ
Горячечный взгляд и пунцовый румянец —
Он болен! Он явно в жару!
Должно быть, простыл паренек итальянец
На этом альпийском ветру.
Он хрипло кричит. Он не чует мороза…
Тут нас окликает сосед —
Он в сторону парня кивает: «Тифозо!»
И быстро ныряет под плед.
Больной повторяет какую-то фразу…
Мы слышим: «Аванти, Бобров!
Аванти!..» И мы убеждаемся сразу,
Что он абсолютно здоров!
Горячка и выкрики эти знакомы,
И блеск лихорадочных глаз:
Встречали мы этой болезни симптомы
У нас на «Динамо» не раз.
Болельщик!.. Мы к парню подходим и вскоре
Друг друга по курткам стучим,
Жмем руки другу и дружное «Фори!»
Штрафному канадцу кричим!
Мы вместе, мы рядом, и стоило, право,
В такую отправиться даль,
Чтоб дружно кричать победителям «Браво»,
Когда им вручают медаль.
Чтоб парень, которому в русских все ново,
Вранья позабыл бы столбцы
И, выучив первое русское слово,
Советским кричал: «Мо-лод-цы!»
Мы знаем, нас женщины спросят
О том, что в Италии носят.
Как нужно по моде одеться
Сегодня в Кортине д’Ампеццо?
Кортина д’Ампеццо одета,
Как будто идет оперетта:
Жакетки из радуги в клетку,
Штаны повторяют расцветку
Моркови, шпината, салата.
Восхода зари и заката!
Здесь встретишься с жертвами моды,
Которые в зрелые годы
Отчаянно лезут из кожи,
Чтоб только одеться моложе.
При этом, чем к старости ближе,
Тем вырез на кофточке ниже,
Тем чаще седая прическа
Торчит, как вихры у подростка,
Тем талия стянута туже,
Тем брючки на бабушке уже.
Здесь каждая дама обута
В тяжелые бутсы, как будто
И леди, и мисс, и синьоры
Немедля отправятся в горы.
Однако маршрут их в Кортине —
От дома до бара «Мартини»,
От дансинга к холлу отеля,
От виски до рюмки «Мартеля»!
Они и не ходят на матчи,
У них здесь другие задачи:
Они соревнуются сами
И ставят рекорды штанами,
Чтоб в матчах сверхмодных фасонов
Своих создавать чемпионов!
ВНЕ ИГРЫ(Спортивные заметки)
В игре не смыслит ничего —
Приемы у него убогие.
Хоть не «болеют» за него,
Из-за него болеют многие.
Не станет бить по голу вам
И тратить силы понемножечку —
Он бьет ногой по головам
И головою бьет под ложечку.
Так он противника громил,
И при подобном поведении
Он может даже у громил
Считаться центром нападения.
Нет, он не проиграет матч,
Досталась форма не таковскому,
В ворота он отправит мяч,
А всю защиту — к «Склифосовскому!»
«Им овладело беспокойство —
Охота к перемене мест,
Весьма мучительное свойство…»
Он перешел из Томска в Брест,
Из Бреста — в Курск, из Курска — в Гродно,
Из Гродно — в южные места,
Менял беспечно и свободно
Друзей, спортклубы и цвета.
То «лыжи навострит» в «Динамо»,
То «смажет пятки» — и в «Зенит».
Не бегом он, а, скажем прямо,
Лишь перебегом знаменит.
Он все срывал единым махом,
По клубам бегал впопыхах,
Не только бегал на шипах он,
Но и сидел, как на шипах!
Он футболист. Он жил в Москве.
К культуре хладен и спокоен.
Он знал систему «дубль-ве»,
Но буквы не знавал такой он.
Не находил пути никак
К концертным, лекционным залам…
Он знал спортобщество «Спартак»,
Но кто такой Спартак — не знал он.
В глаза не видел книжный лист
Всех нашумевших встреч участник,
Он — первоклассный футболист,
Образованьем — первоклассник!
Если б было тепло,
Если б снег не мело,
Он, пожалуй бы, стал и на лыжи.
И, набрав быстроту,
Он бы брал высоту,
Коль была высота бы пониже.
Бокс, пожалуй, тяжел,
И опасен футбол.
Кросс хорош, но — в пределах квартиры.
По нему — водный спорт,
Он побил бы рекорд,
Но в воде, к сожалению, сыро.
Для него достижим
Лишь тепличный режим.
Он условий добился хороших,
Но забыл он зато,
Что покамест никто
Не дошел до рекорда в галошах!
Закончив матч, судья слегка устал
И, чтоб попасть в район консерватории,
К автобусу он в очереди встал —
Судья республиканской категории.