Стекло не могло заглушить гвалт сработавших сигнализаций. С десяток машин перемигивались фарами, и их количество росло. Пугающее, но завораживающее зрелище, на которое Алёша и продолжил бы глядеть со щенячьим восторгом, если бы в один момент ясно не увидел фигуру — ту же, что потревожила его ранее. Худое, жилистое существо с чёрным телом, длинными конечностями и огромной шакальей головой.
Оно скакало с машины на машину, каким-то чудом не продавливая крыши и капоты.
Алёша очнулся от раздражённых голосов: Мама и Папа вернулись. Ничего нового они с собой не принесли: привычные взаимные упрёки и пакеты, под завязку забитые полуфабрикатами и бытовой химией.
Семейный отдых как он есть.
Единственное бесспорно хорошее, что сулил обратный путь, это включённое радио. Папа был за рулём, и слушать неиссякаемый поток маминых слов, имея возможность заглушить его поп-музыкой, рок-музыкой, да хотя бы блатным шансоном — ему хотелось ещё меньше, чем вслушиваться в тихое бурчание двигателя. Алёша молча уткнулся лбом в боковую панель и наблюдал за проезжающими автомобилями.
«Мазда», «судзуки», «черри», «уазик» — мальчику хватало беглого взгляда, чтобы определить марку. Поначалу машины ехали быстрее отцовской «лады», но затем стали отставать. Семья будто въехала в «пузырь одиночества»: рядом не было ничего, кроме асфальта, ограждений и островков жухлой травы за ними…
И чёрной фигуры с шакальей головой.
Существо неслось параллельно машине семьи — быстрее спринтера-олимпийца и упорнее марафонца.
— Мам…
Зов Алеши потонул в звуках, лившихся из колонок. Какая-то девочка грустно пела о беге вдоль ночных дорог.
— Пап!
Папа нервно оглянулся и, не дожидаясь ответа на незаданный вопрос, переключился на дорогу. И переключил канал. Пожилой и, вероятно, бородатый мужчина пел что-то на английском языке под бодрую музыку.
— За нами гонится Анубис!
— Что-что? — в проёме между передними сиденьями показалось лицо Мамы.
— За нами гонится воин Анубиса! Как в «Мумии возвращается»! — Алёша указал на дорогу. — С собачьей головой. Видишь?
Папа посмотрел в боковое зеркало. Выпучив глаза, Мама посмотрела сначала в окно, затем на сына.
— Видите? Видите?!
— Что за глупости ты выдумываешь! — покачала головой Мама.
«Что, теперь и телевизор запретят?»
— Не фантазируй такое! — бросил Папа через плечо и поддал газу. — Это плохие мысли.
«Пузырь» «лопнул», и на встречной полосе возник целый каскад машин, легковых и не очень. Не сигналя, не пытаясь объехать бегущую на них фигуру, они проносились по многополосному шоссе так быстро, что Алёша при всём желании не смог бы определить марку чего-либо, кроме грузовиков — тут уж выбирать особо не из чего. Существо чуть замедлилось, но отставать от семейства явно не желало. За миг до того, как с отцовской «ладой» поравнялась серая спортивная машина, бегун отпрыгнул вбок. Со стороны это выглядело как игра в автоматную аркаду с очень реалистичными задниками: прыжок случился резко и без предварительной группировки. Точно так же существо уклонялось и от других машин.
Алёша затрясся мелкой дрожью, внутри него вовсю копилась холодная тяжесть.
«Неужели он побежит за нами до самого дома? А потом…»
— Мне не по себе, когда ты так гонишь, — Мама говорила тихо и как будто нервничала.
— Плоха-а-ая фанта-а-азия, — нарочито громко произнёс Папа и вытер рукавом вспотевшее лицо. Алёше показалось, что в отражении лобового зеркала у Папы были выпучены глаза.
— Сбавь скорость!
Преследователь бежал рядом с машиной, но потом развёл руки по сторонам и мгновенно взмыл в небо. Через секунду по всем полосам шеренгой проехали автомобили.
— Пожалуйста, сбавь скорость, — прошептала Мама, кладя ладонь Папе на колено. — Он не появится, если не думать о нём.
— Мам, кто не появится? Кто это?
— Никто! Лёша, слышишь? Там никого нет!
— Вот именно, никого нет, — Папа заговорил таким тоном, будто кто-то из них: Алёша, Мама или он сам, — сумасшедший. А может, все сразу. — Совсем никого. Со-о-овсе-е-ем. Ни-ко-го!
Но кто-то точно был, Алёша знал. А уже секунду спустя Алёша увидел, как этот кто-то перескакивал с машины на машину без видимых усилий, словно герой мультфильма. Мама и Папа отрицали с дрожью в голосе, их лица были бледны, глаза нездорово блестели.
— Но почему? Вы же тоже его видите. Так почему?..
Мама посмотрела на сына взглядом разбуженного покойника.
— Потому что неправильно его видеть, — произнесла она замогильным голосом, — ни его, ни других. Такого просто не должно быть.
Мама повернулась обратно. На минуту в салоне воцарилось напряжённое молчание.
— Лёша. Лёша, посмотри ещё раз. Посмотри. Там ведь ничего нет, я прав?
— Скажи, что там ничего нет, — Мама говорила, не оборачиваясь, но её было слышно так же, как если бы она нависла у Алёши над самым ухом.
Чёрный человек с длинными конечностями и шакальей головой бежал вплотную к машине, едва не тычась мордой в боковое стекло. Глаза твари горели как раскалённые угли и глядели на всех в машине, но дольше всех они задерживались на Алёше.
Потому что он его видел и признавал…
— Нет, пап. Там никого нет.
… но, как и все, был вынужден принять правила игры.
Естественная манера обращения
— С добрым утром, землянин-студент.
На космической станции нет утра как такового, но привычное «с добрым утром» звучит всё же лучше, чем какое-нибудь «обозначаю начало очередного цикла функционирования». Александр открыл глаза и приподнялся на локте. В дверях застыл серокожий антилец, назначенный научным руководителем студента. Голова на длинной, прикрытой высоким воротником шее казалась крошечной на фоне всего остального тела, облачённого в нечто вроде халата или платья.
— Доброе утро, Мазеус…, то есть, антилец-куратор.
— Можете не утруждать себя, Александр, — инопланетянин поднял левую руку, подражая человеческой жестикуляции. — Мне известно, что для вас такая манера обращения не является естественной. Сложно отказаться от привычек, особенно если в этом нет необходимости.
— Да. Моё исследование…
— Как продвигается ваше исследование? — перебил антилец, глядя не столько на землянина, сколько на силуэт, отпечатавшийся в простыне.
— Идёт своим чередом, — студент старался говорить спокойно, даже небрежно, но сроки, на самом деле, поджимали, — всё в порядке.
— Сообщите, если потребуется моё участие, — куратор развернулся и уже собрался покинуть каюту, как землянин вскочил с постели. Антилец обернулся.
— Мазеус, я всё хотел спросить. Вчера ваши… эм… представители вашей расы вели себя странно: нервничали, поглядывали на нас — даже не знаю — с жалостью, говорили с нами как-то отстранённо. Может быть…
— Вам показалось, — прервал его Мазеус. — Представители антильской расы вели себя как раз обыкновенно, а вот представители земной расы — нет. Вчера земляне массово употребляли токсины по случаю годовщины некой памятной даты и вели себя шумно и не вполне адекватно, — и вышел.
Студент улыбнулся. Инопланетянин не врал: вчера праздновали День космонавтики. Особенно усердствовали, само собой, русские. Александр был и сам не прочь по такому поводу выпить рюмочку-другую, но профессор Клетчатов, стараниями которого студент сейчас находился на станции «Синтоку» и писал научную работу о влиянии антильских технологий на человечество, предупредил, что напиваться при степенных и осторожных инопланетянах — последнее дело. Так что бунтарский дух бунтарским духом, а образцовое поведение на межрасовой космической станции откроет неплохие карьерные перспективы перед будущим дипломатом.
Наспех одевшись, Александр вышел в коридор и направился к рекреационному сектору, в котором расположена смешанная столовая. Как выяснилось, пища одной расы вполне пригодна к употреблению другой. Вкусовые качества антильских продуктов также сопоставимы с человеческими. Во всяком случае, для людей; антильцы редко распространяются людям о своих впечатлениях и обо всём, что с ними связано.
За бесхитростным человеческим завтраком: хлеб, масло, яйца, апельсиновый сок и шоколадный батончик — студент размышлял об информации, которую удалось собрать.
«Интересно получается, — думал Александр, неторопливо жуя бутерброд. — У «головастиков» есть что-то вроде внешнеторгового концерна, «Синай»; его продукция идёт исключительно на экспорт, на Землю. Ни один антилец, ни одна из их компаний продукцией с маркировкой «Синая» не пользуется, чуть ли не открыто избегают. И никто не знает, почему. Ладно, если бы всё ограничилось только биоимплантами…»
Александр машинально коснулся груди: вот уже многие годы под рёбрами работал кардиостимулятор антильского производства.
«… и системами жизнеобеспечения, организмы всё-таки различаются, но нет…»
От размышлений Александра отвлёк одинокий астероид в иллюминаторе. Угрозы он не представлял, так как летел мимо станции. Скорее всего, их было больше, но система активной защиты — комплекс лазерных орудий класса «А» — работал тихо и незаметно, хоть сквозь пояс астероидов лети: уничтожит и астероиды, и их осколки, а никто и не заметит. Земная разработка, кстати. Что-что, а с оружием у человечества всё всегда было в порядке.
«… но нет, — продолжал студент, принимаясь за батончик, — эта шиза касается и сверхзвуковых двигателей, и систем навигации, и коммуникационных систем, и даже треклятых онлайн-переводчиков — вообще всего! Почему так?»
Без ста грамм не разобраться. Но поскольку сто грамм в межпланетной дипломатии непозволительная роскошь, Александру пришлось связаться с одним знакомым технарём, Сергеем Селивановым. Его репутация уже пострадала из-за ксенофобских взглядов: опасно открыто выражать недоверие к «серокожим головастикам», в то время как чуть ли не всё остальное человечество кланяется им в ноги — но тот без колебаний согласился помочь.