Молодчинка, Крис, делаешь ему прямо королевские подарки!
— Барби, я не люблю разговоры в духе «понты для бедных». Давай просто зафиксируем, ладно? Но тебе же хочется, чтобы я произнес это вслух? Например, что мог трахнуть тебе еще утром в лифте. Или когда подвез домой? Трахнуть не куда разрешит маленькая капризная принцесска, а куда мне захочется. Очевидные вещи же. Зачем их озвучивать? Чтобы что? Мой член и либидо в полном порядке, мне не нужно превращать тебя трофей, раскладывая во всех позах в «Бентли» или после бутылки шампанского, на, «условно», первом, втором или третьем свидании.
Я тяну остатки «шипучки» из бокала очень маленькими глотками, выигрывая время для какого-то внятного ответа. Но его просто нет.
Не имеет никакого значения, что я скажу, если он и так сделал полный «факт-чекинг».
— Почему не сегодня? — Ему нужна секунда, чтобы увидеть мой интерес. Или стыд? — Потому что я так решил.
«А если мне вот теперь прямо надо, чтобы сегодня, блядь?!»
Все, сдаюсь.
Я его хочу как ненормальная.
И это у меня еще даже не «синие кружки» в календаре менструального цикла.
— Теперь я буду знать, что когда Авдеев говорит: «Никакого секса после ужина», это значит, он трахнет еще за столом.
— Понравилось, Барби? — поддразнивает.
— Кончила, Вадим Александрович. Видите, сижу и оргазмирую.
— Крис, мне очень нравится, что ты переживаешь за ту сторону наших отношений, которая меня тоже волнует, но разве у тебя нет других вопросов? — Он занимает свою любимую расслабленную позу — откидывается на спинку стула, забрасывает ногу за ногу, небрежно держит на колене сцепленные в замок руки.
— А я могу спрашивать что захочу?
— Абсолютно.
— Даже глупости?
— Я бы удивился, если бы сегодня за столом ты не исполнила ни одной.
— Твой рост и вес, — выпаливаю, нарочно игнорируя его последний выпад. Я, может, и несу глупости, но кайфуете-то от них вы, Вадим Александрович.
— Двести два и сто тринадцать.
Господи, шпала.
В моменте картинки того, как это здоровенное тело будет вгонять член мне между ног, заставляют беспощадно жевать нижнюю губу. Вышвырнуть их из наполненной пузырьками головы — та еще задачка.
Я нервно смеюсь и все-таки возвращаюсь к шампанскому. Оно реально вкусное. И мне нравится приятная расслабленность. По крайней мере, теперь это не так сильно похоже на собеседование.
— На ноги мои пялились в офисе, Вадим Александрович? — Даже не пытаюсь скрыть, что это один из тех глупых вопросов, без которых я — не я. Хочу почесать свое эго, черт подери. Имею право!
— Конечно, — слегка наклоняет голову на бок, оценивая пространство по краю стола.
Я даже не задумываюсь и не торможу, когда сбрасываю туфлю и вытягиваю ногу вперед под столом. Мысленно нахваливаю себя за то, что всегда ношу чулки «в тон» и сейчас это смотрится почти как голая кожа.
Упираюсь пальцами в его колено.
Авдеев скашивает взгляд вниз.
— И как — понравились?
Он подается вперед, свешивает одну руку вниз, обхватывает мою ступню как раз в тот момент, когда я укладываю ее ему на колено. Сжимает пятку, мягко поглаживая. Пробегает вверх, до косточки, надавливает, трет большим пальцем маленькую ямку.
Чертов поганец, почему это так кайфово, что хочется закрыть глаза?
— Понравились, — слышу его все еще абсолютно расслабленный голос.
— А что еще понравилось? — Разглядываю его сквозь медленно всплывающие в бокале пузырьки. Почему так классно? Я что — правда перебрала? — Почему я, Вадим Александрович?
Его пальцы перебираются обратно на пятку, поглаживают ровно с тем нажимом, когда щекотка еще не наступила, но ощущения приятной дрожи уже растеклось по всей стопе. Потом чуть сильнее сжимает мою пятку, на мгновение останавливая движение пальца. Он раздумывает. Или делает вид, что раздумывает? Пока жду, делаю еще глоток шампанского. Оно прохладное, игристое, но на контрасте с его теплыми пальцами кажется почти ледяным.
— Почему ты, Барби? — повторяет с легкой улыбкой. — Потому что ты забавная… и удобная.
Удобная?!
Мне хочется прямо сейчас швырнуть в него бокал.
Сдернуть ногу, но даже с шумом в голове я прекрасно понимаю, что любое резкое движение опрокинет меня на пол. А еще Авдеев, видимо предугадывая такую выходку, крепче сжимает пальцы на моей ступне.
— Умеешь ты сделать девушке незабываемый комплимент, — дую губы.
— С тобой просто, Крис. Ты не глупая, не липнешь, не строишь воздушные замки. Не ждешь, что я буду бегать за тобой с языком на плече. Понимаешь правила.
Я непроизвольно сжимаю губы.
Понятно.
Он оценивает меня как инвестицию. Логично, понятно, рационально. Чистая математика.
— Значит, забавная и удобная. — Обида в моем голосе слишком очевидна. Хотя с чего бы?
Вадим легко усмехается и чуть проводит пальцами по изгибу моей стопы, на этот раз все-таки выуживая непроизвольное мурлыкание. Как это работает — загадка. Секунду назад я глаза его офигенные выцарапать хотела, а теперь нетерпеливо брыкаю пяткой, требуя еще больше его пальцев.
И он поддается, делает так, как уже понял, что мне нравится.
— А ты хотела, чтобы я сказал «судьба»? — Он смотрит на меня с вызовом.
— Ну, знаешь… могла бы прозвучать какая-то лестная чушь. Типа: «Ты сводишь меня с ума, Крис». Или «Мне нравится твой острый язык и то, как ты бесишься». В крайнем случае: «Ты адски сексуальная женщина».
Он качает головой, будто действительно разочарован.
— Барби, — говорит медленно и мягко, но с нажимом. — Ты адски сексуальная женщина, мне нравится твой острый язык, нравится, как ты бесишься. И как выносишь мне мозг — тоже.
Я моргаю.
— Но первоначальная причина все равно от этого не меняется. Мне удобно и интересно.
— Прямолинейно, — замечаю я, прищуриваясь. — Ты вообще в курсе, что некоторым женщинам нравится фаза ухаживаний? Кино, стихи, конфеты и букеты, и вся эта романтическая муть…
— В курсе, — спокойно кивает Авдеев. — Я много работаю, Крис, и ты сама это знаешь. У меня нет времени на романтическую муть.
— Значит, ты предлагаешь мне что-то вроде… отношений без «конфетно-букетного» периода?
— Я предлагаю просто быть вместе. Без цирка, без спектаклей, без игр.
— И что это значит на практике?
— Это значит, — его голос звучит ровно, но в нем чувствуется намерение, — что я не всегда смогу уделять тебе столько времени, сколько ты, возможно, захочешь. Но, когда я буду с тобой — я буду с тобой.
— Обещаешь?
— Да. А еще я обещаю честность, — он чуть подается вперед. — Если я не смогу что-то сделать — я скажу. Если буду занят — ты узнаешь об этом первой. Я не собираюсь играть в «холодно-горячо». Я попрошу тебя хотя бы какое-то время не афишировать наши отношения, но прятать тебя не собираюсь. Стесняться — тем более.
Я застреваю в его взгляде.
Он настолько прозрачен и конкретен, что мне даже зацепиться не за что.
Черт.
— И если я соглашаюсь, то…? — Дергаю ногой, вынуждая его подключить вторую руку.
Боже, какой кайф. Что творят его пальцы — сдуреть просто.
— То ты моя, — все так же честно, без малейшей тени сомнений.
— Твоя номер какой?
— Номер единственный.
— Это противозаконно — быть таким охуенным, Вадим Александрович.
Наблюдаю за его реакцией. За тем, как он довольно приподнимает уголок рта. Но какого-то особенного триумфа там нет и в помине. Я знаю почему.
Он знал, что я соглашусь до того, как мы переступили пороге ресторана.
Может быть, и еще раньше.
Это же очевидно, потому что я тоже знала, что соглашусь. Залезть в его голову и сердце, не важно, даже если через койку — вторая грандиозная часть моего плана. Я буквально все сделала, чтобы попасться ему на глаза, привлечь внимание и распалить интерес. Даже если все время лажала — какая разница, если получилось ровно то, что нужно? Нет, лучше! Потому что я не содержанка, не девочка для постели, я — его единственная женщина.
Не дрожи, Крис. Все хорошо. Все настолько чертовски идеально, что сейчас надо закрыть рот на замок и просто ничего не испортить.
Во мне столько эмоций, что я запросто могу сорваться.
Потому что хочется.
Потому что надо.
Потому что его пальцы продолжают поглаживать мою ногу даже в тот момент, когда официант подходит к нашему столу, чтобы забрать лишнюю посуду и налить мне еще шампанского. Я дергаю рукой к бокалу, потому что отчетливо понимаю, что третий бокал меня просто убьет. Вадим каким-то неуловимым жестом дает понять, что мне лучше расслабиться.
Ладно.
Даже жаль, наверное, что я не увижу его удивленное и разочарованное лицо, когда меня просто вырубит в сон по пути домой. Потому что от одного бокала «пузырьков» мне обычно хорошо, от второго максимально кайфово, а третий отправляет меня штопором прямиком в сон.
Но я пью.
Потому что у нас еще десерт.
Вадим ограничивается чашкой кофе, а я беру классический чизкейк и чай с мятой.
Мы проводим в ресторане еще примерно полчаса. Я намеренно больше не форсирую тему с «а что будет еще?», потому что на сегодня и так получила сверхдозу острых ощущений. Мне надо еще пару дней, чтобы все это переварить. Желательно, чтобы при этом Авдеева в моем поле не было, потому что мне срочно нужно перепрошить мозг под новые реалии — мы, блин, в отношениях.
Или нет?
Вот черт, а я вообще сказала «да»? Что я вообще сказала кроме того, что выдала ему комплиментище размером с кольцо Сатурна?
Я на секунду ловлю его реакцию, пока он рассказывает какую-то историю из Диснейленда и как бы между делом показывает, что носит на запястье браслет из детских разноцветных бус на резиночке. Точно замечаю одну в форме цветочка и парочку — с лицами персонажей из диснеевских мультиков. Сделала его дочь. Он, как примерный папочка, конечно же, носит. И даже не стесняется, потому что выглядит чертовски довольным, что у него есть вот эта детская безделушка. Могу поспорить, что он из тех мужиков, которые и банты дадут себе завязать, и платье феи наденут, и даже в таком виде гулять пойдут — лишь бы любимой дочурке было весело, лишь бы она улыбалась.