— Что ты хочешь на гарнир, Барби? — спрашивает, проходя к холодильнику, будто не замечает моего оцепенения. — Я, конечно, могу предложить классические овощи, но, если ты будешь настаивать, добавлю немного грязи и беспорядка. Прямо в процессе готовки.
— Это как? — Мой голос предательски дрожит. Я знаю, что он слышит.
— Ну, ты, например, можешь сесть на стол, открыть рот — и я буду класть туда кусочки чего-нибудь вкусного, приправляя «спокойно, Барби, это всего лишь черри, а не мой член». Поварская классика.
Я смеюсь. Тихо. Почти с надрывом. Но он продолжает — спокойно, по-хозяйски. Достает мясо, масло, специи, помидоры. Оборачивается через плечо:
— Не хочешь мне помочь, лентяйка?
— А как же позволить мне наслаждаться шоу?
— Отсюда, — кивает на место рядом с собой, — вид лучше.
Я в шутку закатываю глаза, но все-таки подхожу ближе. Запах его кожи под тонкой вуалью геля для душа буквально плавит мое терпение. Вадим делает шаг назад — теперь между нами всего пара сантиметров.
— Ты нервничаешь, Барби. — Вадим наклоняется слишком близко к моему уху. Он не спрашивает — просто констатирует, подводит черту под тем, что я окончательно разучилась прятать от него свой разъёбаный внутренний мир.
— Просто хочу заняться с тобой сексом, — дергаю плечом, как будто ничего особенного в моих словах нет. — Мы не делали этого уже часов… двадцать?
Пока я берусь за нож — большой и тяжелый, такой острый, что им, кажется, можно порезаться даже если взяться за безопасную ручку — Вадим замыкает меня в ловушке из своих рук, которые ставит по обе стороны моего тела. И хоть наша разница в росте позволяет ему оставить много свободного пространства даже в таком «манеже», Авдеев нарочно становится ближе, выжигая себя на моем теле даже через ужасно много слоев одежды.
— Возможно, коза, если будешь себя хорошо вести, я подумаю, что могу предложить тебе после ужина. — Соблазнительно игриво прямо куда-то мне в висок. — Потому что твоя жопа все еще должна мне за зубную щетку с единорогом.
— Смахивает на предложение отказаться от десерта, — мой голос предательски охрип. Можно заниматься самообманом и сделать виноватым слишком холодный сок, но это бессмысленно, потому что на самом деле все мои женские гормоны настроены на этого альфа-самца.
— Мне понравился тот, что ты предлагала у манежа, — посмеивается. — Не уверен, что хочу от него отказываться.
Я с шумом втягиваю воздух через плотно сжатые зубы… и только вовремя пришедший на помощь Вадим не дает мне рубануть по пальцам. Шершавая мужская ладонь уверенно перехватывает мое запястье, отводит его в сторону.
Мои пальцы рефлекторно разжимаются, нож с металлическим лязгом падает на мраморную столешницу и звук обрубает последние нити моего здравомыслия.
От контакта с его кожей мое тело сдается.
Спина сама прогибается, ноги тянутся на носочки, хотя это абсолютно бессмысленная попытка сравнять нашу разницу в росте.
— Очень голодная, коза? — мужской шепот переходит в соблазнительно темную тональность.
Я думала, ты никогда не спросишь!
— Раздумал жарить мясо? — говорю вместо этого вслух.
— Ага, решил отжарить тебя.
Поворачиваюсь к нему лицом, тянусь к губам, но не для поцелуя, а чтобы шепнуть:
— Еще минута — и я бы сама полезла к тебе в трусы, Тай.
— Я решил сохранить остатки твоей скромности, Барби.
Он хватает меня на руки так, будто я ничего не вешу. Просто отрывает от пола, забрасывает на плечо как законную добычу и несет сквозь кухню, мимо стола.
— После всей этой чистки лошадей, я пахну как черт, — на ходу объясняет детали нашего маршрута.
— Как альфа-версия шампуня с запахом конюшни, — поддакиваю, нарочно ёрзая у него на плече.
Получаю заслуженный шлепок по заднице.
Визжу — не от боли. Только от возбуждения, которое моментально концентрируется в нижней части моего тела.
Вадим хмыкает, врезается плечом в дверь ванной, не особо заморачиваясь. Уголком глаза замечаю, как он прикусывает губу — явно сдерживается. Мы оба знаем, что этот момент назревал с обеда.
Душ включает сразу, пока я стою босиком на холодной плитке, и уже одна эта вода, шумящая где-то за спиной, заставляет меня затаить дыхание.
Он оборачивается ко мне, стаскивает с меня толстовку. Медленно, не спеша, как будто разворачивает подарок. Глаза у него темные. Голодные. Когда пальцы касаются моей кожи, я уже не дышу. Вадим скользит ладонями по моим ребрам, задерживается на груди, сжимает ее, проводит большими пальцами по соскам, вырывая из меня первый голодный стон.
Я сама подаюсь вперед, даю себя, вымаливаю рваным дыханием, чтобы трогал сильнее.
Он делает, как хочу — грубее, шершавыми ладонями сминает полушария, растирает соски пальцами, пока они не становятся болезненно чувствительными. Он всегда знает, как я хочу, умеет, читает у меня под кожей.
— Ты такая мелкая, — дышит в мои губы, намеренно не целуя, а только щекоча воспаленную кожу дыханием. — Просто пиздец. Как ты вообще меня выдерживаешь?
— Я просто охуенно гибкая, — шепчу, заводя руки ему за поясницу. — И у меня очень глубокий… внутренний мир.
Он мурлычет от смеха, почти по-кошачьи, низко, хрипло. Дает мне приспустить с него штаны вместе с боксерами. Дальше отводит руки, стаскивает сам, переступает. Втягивает меня из остатков одежды, оставляя только маленькие, почти не ощутимые на коже танга.
Подхватывает меня, закидывая мои ноги себе на бедра. Я рефлекторно цепляюсь за его плечи, сдавливаю коленями талию. Его член уже твердый, горячий, упирается в меня сквозь ткань — и этого давления хватает, чтобы все во мне стянуло сладкой судорогой.
Вадим заносит меня прямо под струю воды, прижимает к теплой плитке. Моя спина ощущает каждую каплю, но сильнее всего — жар его тела и дыхание, которое срывается в мою шею. Целует — в ключицу, в подбородок.
Снова накрывает рот, на этот раз — медленно, жадно, имитируя языком то, что собирается повторить членом уже через минуту. Никуда не спешит. Как будто заново пробует на вкус то, что уже давно считает своим.
— Готова, коза?
Я слишком быстро киваю. Даже не в силах выдохнуть. Он держит меня одной рукой, а второй отводит в сторону трусики, почти играючи, пропуская пальцы вдоль складок, мимо клитора, задерживаясь ровно на столько, чтобы я громко зашипела от нетерпения. Слава богу, ему сейчас хочется трахаться так же остро, как и мне, потому что когда он тянет время — все кончается тем, что я сама насаживаюсь на его член, как мотылек.
— Скажи это, Крис. — Горячая твердая головка упирается в меня, но Вадим уверенно блокирует мои попытки насадиться сверху самой. Держит за талию, фиксирует собой у стены, распинает на мокром кафеле, как бумажную.
— Блядь, выеби меня, Тай…
Мрачная хищная усмешка.
И резкий толчок. Одно движение, тяжелое и без игр — потому что я уже готова, насквозь.
Потому что я для него готова всегда.
И мое тело зажигается от удовольствия. Я сжимаю его ногами, цепляюсь за спину, чувствую, как ногти оставляют борозды на коже — он шипит от удовольствия, продолжает толкаться в меня, глубоко, не давая ни шанса на паузу.
Он трахает меня стоя. Жестко, жадно, так, будто голодал. Держит за бедра и тупо натягивает — именно так, как я люблю. Целиком, так, что от ощущения невыносимой заполненности сводит зубы. Мои лопатки бьются об кафель, ноги подрагивают от напряжения. Мозг отключается, потому что сейчас рулит только авдеевский член во мне — настолько уверенный, что выколачивает из меня непрерывную словесную похоть, помноженную на каждый влажный шлепок, с которым сливаются наши тела.
Я начинаю кричать уже от каждого толчка. Вадим целует меня между стонами, щекочет подбородком ключицу. Твердые пальцы сжимают ягодицы, раскрывают, чтобы вдолбить член еще немного глубже.
И где-то здесь я срываюсь.
Накатывает без предупреждения, сразу остро.
Я вдавливаю пятки ему в поясницу, падаю на твердую мужскую грудь. Подавляю стон, вонзая зубы в плечо.
Он не замедляется, наоборот — загоняет член энергичнее, меняя ритм на хаотичный.
Сдавлено низко стонет.
Кончает рваными толчками и горячими струями, которые я впервые чувствую внутри.
Несколько минут мы просто прижимаемся друг к другу, восстанавливаем дыхание.
Я чувствую, как по бедрам течет теплое, расплывается на коже вместе с водой. У меня в жизни всего пару раз был незащищенный секс и тот с моим первым парнем, который так переживал, что может что-то подцепить, что буквально каждый месяц требовал у меня справку. Незапланированная беременность, само собой, в наши с ним планы тоже не входила.
В том, что Авдеев не наградит меня никаким «букетом», я даже не сомневаюсь.
Все остальное…
— Мне нужно на всякий случай выпить таблетку, — говорю шепотом, когда он наносит на ладонь гель для душа и начинает мягко растирать им мою спину, плечи и ноги.
Он молчит, только чуть сильнее прижимает меня к стене, чтобы освободить вторую руку и перебросить мои волосы вперед — так ему удобнее массировать шею. И от того, что творят его пальцы я, как обычно, абсолютно млею. Даю себе пару минут передышки, ёрзаю, спускаясь по его телу и начинаю в ответ намыливать его. Желание говорить о важном моментально улетучивается, потому что это роскошное тело буквально заново заставляет меня его хотеть.
Но я все-равно беру себя в руки, хотя смелости посмотреть ему в глаза уже не хватает.
— Я не принимают противозачаточные, Авдеев, — вздыхаю, ругая себя за то, что до сих пор этого не сделала. Мой организм, несмотря на индивидуальный подбор, не всегда сразу хорошо на них реагирует. Полтора года у меня вообще не было секса, так что в них не было необходимости. — Нужно выпить экстренную контрацепцию.
— У меня аутоиммунное бесплодие, Барби.
Я сначала думаю, что его слова мне просто померещились в шуме воды. Задираю голову, всматриваюсь в сосредоточенные синие глаза, пока он первым не разрывает зрительный контакт, чтобы нанести на ладонь шампунь и вспенить его на волосах. Я машинально делаю тоже самое со своими, потом мы меняемся руками и посмеиваемся, превращая головы друг друга в снежные шапки.