Ближе к пяти я начинаю собираться. Душ. Легкий макияж — только тушь на ресницы и немного блеска на губы. Волосы оставляю распущенными — пусть делают, что хотят. Сегодня я не буду наряжаться в дорогие платья и туфли на шпильках. Сегодня будет другой образ. Мой.
Натягиваю любимые, чуть потертые джинсы, которые идеально сидят на заднице. Ту самую толстовку с кричащей надписью «AMERICAN LUXURY», удобные кеды.
Вадим приходит почти вовремя, всего на каких-то жалких десять минут позже обещанных пяти. Я встречаю его у двери, стараясь выглядеть максимально непринужденно, хотя внутри все вибрирует от напряжения.
— Вижу, ты уже готова показать мне трущобы и притоны. — Он усмехается, скользит по мне взглядом. — Я полагаю, мне надо соответствовать?
— Обязательно, Вадим Александрович, — отвечаю ему в тон, пропуская мимо ушей его «трущобы и притоны». — Сегодня у нас программа «почувствуй себя обычным человеком». Это тебе не на сноуборде понтоваться — это настоящий экстрим.
Он тихо смеется, просит дать ему полчаса на душ и «наряд на вечеринку года».
И как только он уходит, мой телефон пикает входящим.
Я даже не сразу понимаю, кто такая «Марина-Ноготочки», и почему она вдруг спрашивает, какая погода в Нью-Йорке. Даже хочу удалить и заблокировать, в первую минуту решив, что просто ошиблись номером.
А потом доходит.
Так оглушительно, что ноги подкашиваются и я только чудом успеваю уронить свое обмякшее от страха тело на диван. Судорожно хватаю воздух, дергаюсь от внезапного звука из душа, но потом понимаю, что это был просто какой-то мой личный фантом — оттуда разносится только мерный шум воды.
Проверяю сообщение еще раз, но его смысл не меняется.
Гельдман откуда-то знает, что я в Нью-Йорке.
Хотя «откуда» — понятно. Его «крыса» хорошо делает свою работу.
И пока я соображаю, что ответить — и отвечать ли вообще — он присылает следующее.
«Ты же держишь ушки-на-макушке, девочка? И не планируешь вернуться ко мне с пустыми руками? Я бы очень расстроился»
Я быстро удаляю сообщения, так ничего и не ответив, потому что Вадим выходит из душа и сворачивает в спальню.
Пока прислушиваюсь к его шагам, мысленно уговариваю себя пойти ва-банк и все ему рассказать. Сначала про «крысу» — он должен знать. А потом, когда он начнет задавать логичные вопросы…
Но так и не успеваю придумать подходящую для своего армагеддона фразу, потому что выходит Вадим, и я на мгновение забываю, как дышать.
Буквально.
Воздух застревает где-то в легких, а я просто стою и пялюсь на него, как последняя идиотка.
Никаких дорогих костюмов и идеально сидящих рубашек. На нем — обычные, чуть выцветшие джинсы, простая черная футболка, которая обтягивает его мощный торс так, что видно каждый мускул, и короткая кожаная куртка. На голове — черная бейсболка, козырек которой чуть прикрывает глаза, делая его взгляд еще более пронзительным и опасным.
Твою мать. Блядь. Господи, просто… за что?!
Он выглядит… иначе. Совсем иначе. Не как Вадим Авдеев, владелец многомиллионной империи. А как… просто мой Тай. Тот, который может быть жестким, безжалостным, но одновременно — до одури сексуальным и притягательным в своей этой неприкрытой, почти первобытной мужественности. И реально выглядит как какой-то дерзкий пацан. И от этого — еще более желанный.
Я чувствую, как у меня перехватывает дыхание, как сердце начинает колотиться где-то в горле.
Ты пропала, Крис. Окончательно. Бесповоротно.
Потому что этот Тай, в кожаной куртке и бейсболке, нравится мне до дрожи в коленях, до помутнения в мозгах, до желания забиться под эту куртку и никогда оттуда не вылезать.
— Что-то ты притихла, коза, — он усмехается, видя мое ошарашенное лицо. — Я, типа, перестарался с «соответствием»? Или твой «настоящий Нью-Йорк» не готов к такому брутальному вторжению?
Я сглатываю, пытаясь вернуть себе дар речи.
Подступаю на шаг.
Завожу руки за спину, чтобы не поддаться слишком сильному соблазну обнять его, забить на собственный план и потащить в постель. Или, нет, до постели дальше, чем до дивана.
— Распиздяйство тебе к лицу, Тай, — говорю совершенно промокшим от желания голосом. Слова застревают в горле. Ладно, к черту. — Ты просто… просто охуенный, Тай. Вот так. Напомни мне сначала зайти в магазин хозтоваров.
Он подходит ближе, закидывает руки мне на плечи, наклоняется к моему лицу — как обычно, сгибаясь почти вдвое — и вопросительно ждет расшифровку.
— Купим пару мешков для строительного мусора, — пытаюсь справиться с дыханием, но теперь, когда его лицо буквально у меня перед носом, это уже даже не задача со звездочкой, а нерешаемая теорема Ферма. — Вырежу в них дырки и запакую тебя.
— А потом отнесешь меня на мусорку? — подшучивает Авдеев, прекрасно понимая, что единственное, что я готова сейчас выбросить — свои очередные насквозь промокшие трусы.
— Прости, Авдеев, но это единственный пришедший мне на ум способ как выпустить тебя из дома в таком виде и не сойти с ума от того, что в этом городе живет примерно… четыре с половиной миллиона женщин.
Кажется, я только что завуалировано призналась ему в любви.
Глава тридцать восьмая: Барби
Мы выходим из отеля, и я чувствую себя так, будто собираюсь прыгнуть с парашютом без инструктора. Рука Вадима в моей — теплая, сильная, и это единственное, что удерживает меня от желания развернуться и сбежать обратно в стерильную роскошь нашего номера. Но я сама это затеяла. Сама напросилась.
— Ну что, мой бесстрашный гид по нью-йоркским трущобам, куда мы сначала? Насладимся ароматами канализации или сразу окунемся в романтику крысиных бегов? — его голос сочится сарказмом, но в глазах — живой интерес.
И это подстегивает.
— Сначала, Вадим Александрович, мы познаем все прелести общественного транспорта, — заявляю я, стараясь придать голосу ответный оттенок иронии.
Тащу его в сторону ближайшего спуска в метро, игнорируя удивленные взгляды редких прохожих, которые, видимо, нечасто видят такую, спускающуюся в подземку «шпалу». Вадим останавливается у входа, как вкопанный, и с сомнением смотрит на темный зев лестницы.
— Метро? Крис, ты серьезно? Я думал, мы хотя бы на такси доедем до твоих «секретных» мест. Я в этих ваших подземных лабиринтах последний раз был… хрен вспомню, короче.
— Вот и исправим это досадное упущение в твоей биографии. — Победоносно ухмыляюсь. — Не бойся, Тай, я буду держать тебя за ручку. И вообще, это часть погружения. Хочешь настоящий Нью-Йорк — получай его со всеми кишками.
— Мои «кишки» сейчас больше озабочены тем, как бы не набить очередную шишку о потолок в этом подземелье, — ворчит он, но все же позволяет утянуть себя вниз по ступенькам. — С моим ростом, Барби, метро — это всегда лотерея. Либо я выхожу оттуда с новым сотрясением, либо — со свернутой шеей.
— Ой, да ладно тебе, великан, — я смеюсь, проталкивая его к турникетам. — Не такой уж ты и высокий. Просто потолки здесь для обычных людей, а не для баскетбольной сборной. Будешь вести себя хорошо — куплю тебе каску. Розовую. С ушками.
Он что-то бурчит про «маленьких злобных гномов», но послушно проходит через турникет, когда я прикладываю свою старую, еще действующую MetroCard. Запах метро ударяет в нос — смесь металла, пыли, чего-то неуловимо-затхлого и… энергии. Этот запах я не спутаю ни с чем. Он такой же неотъемлемый атрибут Нью-Йорка, как желтые такси и небоскребы.
На платформе довольно людно, но не так, чтобы совсем уж толкаться. Мы ждем поезд, и я украдкой наблюдаю за Вадимом. Он выглядит… странно органично в этой обстановке. Бейсболка, надвинутая на глаза, кожаная куртка, джинсы. Никакого пафоса, никакой надменности. Просто мужчина, ждущий поезд. И от этого он становится еще более, блин, притягательным.
Подходит поезд, шипя и громыхая. Двери разъезжаются, и мы втискиваемся в вагон. Мне удается занять сидячее место у окна, а Вадим остается стоять, возвышаясь надо мной, как скала. Он действительно слишком высокий для этого места и ему правда неудобно. И когда он, чуть согнувшись, чтобы не приложиться головой о поручень, устраивается поудобнее, его предплечье ложится на верхнюю перекладину прямо над моей головой. Футболка натягивается на его груди, а потом, когда он чуть расслабляется и выпрямляется, задирается спереди, обнажая полоску идеально рельефного живота. Несколько кубиков пресса, смуглая кожа, темная дорожка волос, исчезающая под поясом джинсов.
Я пялюсь на этот участок его тела, словно загипнотизированная. Чувствую, как во рту пересыхает, а низ живота начинает тянуть знакомой, сладкой болью.
Вадим достает телефон, что-то быстро набирает, хмуря брови. Сосредоточенный. Деловой. Даже здесь, в этом громыхающем, разрисованном маркерами вагоне метро, умудряется выглядеть так, будто решает судьбы мира. И это абсолютно невероятно сексуально.
Рядом со мной пристраиваются две девицы — типичные американки, громко жующие жвачку и стреляющие глазами по сторонам. Их взгляды почти сразу натыкаются на Вадима. И зависают. Я вижу, как они перешептываются, хихикают, бросают на него откровенно пожирающие взгляды. Одна из них достает телефон и, делая вид, что просто листает ленту, начинает его снимать.
Сучки.
— Oh my God, Becky, look at him, — шепчет одна другой, но достаточно громко, чтобы я услышала. — He’s, like, a total DILF[7]. Seriously.
Меня накрывает. Мгновенно. Яростно. Перед глазами буквально красная пелена. Какого хрена эти малолетние сучки на него пялятся?! Какого хрена они его снимают?!
Я так резко встаю, что почти ударяюсь головой о его локоть. Вадим удивленно поднимает на меня взгляд от телефона.
— Крис? Все в порядке?
Но мне не до ответов. Я разворачиваюсь к нему, обвиваю его руками за талию, прижимаюсь всем телом, утыкаясь лицом ему в грудь. Закрываю его от этих похотливых взглядов. Грудь разрывает от иррационального раздражения и злости. Понимаю, что это фигня. Что на него все время кто-то пялится, и в большинстве случаев это происходит, когда меня рядом даже в помине нет, и я абсолютно ничего не могу с этим сделать.