— А я без твоего ценного мнения прям булки расслабить не мог, — беззлобно отвечает Вадим.
— На твоем месте, малая, — белобрысый поглядывает на меня с плохо скрываемым весельем, — я бы первым делом установил «умный дом», а то вдруг этот шкаф где-то грохнется, даже на помощь позвать не сможет.
Я чувствую, как грудь Вадима за моей спиной пару раз дергается от сдерживаемого смеха, хотя почти уверена, что сейчас он все такой же спокойно-вежливый.
— Я вспомнила, боже, — меня внезапно прорывает именно на словах про «умный дом». Не знаю почему именно это срабатывает катализатором. — Вы же Дмитрий Шутов, Боже, вы же… гений!
— Еще раз — очень рад знакомству, — его губы растягиваются в широкую улыбку, на щеках проступают ямочки. — Только давай на «ты», ок? С меня еще песок не сыпется, вроде.
— Вы же приезжали… — Я запинаюсь, прикусываю губу и тут же исправляюсь. — ты приезжал к нам пару лет назад в универ Джорджа, читал лекцию про развитие искусственного интеллекта и… Боже, это было так интересно!
— Мне даже стало интересно, что ты там делала, — Вадим слегка, совсем чуть-чуть, тянет меня к себе, вдавливает в тело с намеком на собственничество. Или мне так только кажется? — Ты же вроде финансы учила, Барби?
— Да ну ты что, на него же все девчонки сбежались посмотреть! — продолжаю на эмоциях, потому что в тот день мне так и не посчастливилось получить от Шутова автограф. Зато вместо росписи на футболке схлопотала шишку от более успешной рукастой конкурентки. — Я хотела автограф, боже, я… А теперь вы тут…
— «Ты», — мягко поправляет Шутов.
— Да, прости, ты… Здесь, как живой и…
Я прикусываю язык так резко, что на секунду в доме воцаряется гробовая тишина.
Слышно только как в груди Авдеева нарастает хорошо знакомый мне рокот.
— Боже, прости… — И все, я просто закрываю рот рукой, давая понять, что на сегодня исчерпала весь годовой лимит глупостей.
— Росписи на футболках у студенток значит, Шутов… — Лори косится на него и несильно тычет локтем в живот. — У нас появилась тема для разговора, муж.
— Да он же такой… ну… умный! — подбираю слова, стараясь как-то сгладить последствия своей болтливости.
В темных глазах Шутова вспыхивает веселье.
И немая поддержка. Подсказка, что ничего лишнего я точно не сказала, и бежать на плаху точно пока рано.
— Детей забери, гений, — в шутку подсказывает Лори.
И он исчезает как по взмаху волшебной палочки.
А я не могу отделаться от мысли, что смотреть на них так… приятно.
Может потому что мне хочется такого же будущего для нас с Вадимом? Чтобы через несколько лет мы точно так же приехали в гости к его старым друзьям — может быть, даже к этим — и я могла легко шутить о его несуществующих похождениях, а он целовал меня в висок так же легко, как будто это часть его самого, как дыхание.
— Он теперь из твоих рук есть будет, — смеется Лори, как только мы остаемся втроем.
Я хочу сказать, что ничего такого на той лекции не было, но вовремя вспоминаю, что и так наболтала лишнего, и решаю молчать.
Вадим объясняет Лори, что они могут занять комнату на первом или втором этаже. Говорит, что и где оставил на случай, если вдруг понадобятся мелочи для детей. Они обсуждают перелет, делятся какими-то шутками, смысл которых явно понятен только им одним.
Я пытаюсь выковырять из себя хотя бы каплю ревности, но больше не получается.
Не понимаю, что между ними было и абсолютно уверена, что тот его теплый взгляд в экран телефона, когда на нем всплыло ее имя, тоже не был плодом моего воображения. Но сейчас всего этого как будто больше нет. Есть только мило болтающие люди с общим бэкграундом, но точно без тайной любовной связи в реальности. Возможно, я когда-нибудь наберусь смелости расспросить его об их прошлом, но, скорее всего, мне не хватит смелости.
Или времени?
Я подныриваю ему под руку, обхватываю за талию, прижимаясь к теплому боку так сильно, как будто мы не в самом жарком штате США, а столбик на термометре даже в это время уже подбирается к тридцати градусам. Замечаю, что Лори обращает внимание на мой приступ собственнической нежности. Немного прищуривается, и мне хочется верить, что в эту минуту она как бы говорит: «Молодец, правильно». Как будто мы старые подруги и она что-то знает об «изнанке» наших отношений. Мысль о том, что Вадим мог что-то рассказать ей о нас, отбрасываю сразу — Вадим точно не любитель вести задушевные разговоры.
Шутов возвращается через минуту: в компании женщины лет пятидесяти, миловидной и почему-то источающей ауру первой школьной учительницы, и с двумя автолюльками-переносками в руках. В них — девочки-близнецы, в меру щекастые, в смешные белых панамках и простых розовых комбинезонах. Я не разбираюсь в детях, Вадим говорил, что им около восьми месяцев, но для меня они выглядят просто как дети, которых уже не страшно брать в руки. Хотя я и дети — это история про побег. Меня мысль о материнстве посещала в жизни всего раз, когда случился незащищенный секс с моим английским сыном лорда, и тогда у меня буквально вся жизнь перенеслась перед глазами как перед смертью.
Девочки очень похожи на своего отца — такие же белобрысые, с серьезными, не по-детски умными глазами. Только у одной глаза — его, черные, как два уголька. А у другой — зеленые. Как у Лори.
Одна из девочек начинает хныкать. Лори тянется к ней, чтобы взять на руки, но Шутов только слегка поворачивает голову.
— Маш, не бузи, — говорит тихо и спокойно.
И малышка тут же замолкает. Просто смотрит на него своими огромными черными глазами, а потом медленно растягивает губы в улыбке, заодно хвастаясь четырьмя смешными зубами.
Я пялюсь на него, как на фокусника, пока Лори представляет женщину — Ирина Леонидовна, их няня.
— Это магия, — пытаюсь пошутить, имея ввиду то, как он одним словом успокоил детские капризы.
— Это папашкины гены, — смеется Лори, вручая ему Машу, пока сама берет из переноски вторую девочку.
— Просто это мои булки, — ржет Шутов, довольно тискающий все больше заливающуюся смехом девочку, — я же их… м-м-м… нажарил.
— Господи, Шутов! — Лори, слегка краснея, снова тычет его локтем.
— У нас обычно так делает Авдеев, — говорю заговорщицким шепотом.
— Дай пять, малая, — Шутов протягивает ладонь, мы несильно шлепаемся, и они поднимаются наверх, чтобы разобраться с вещами.
Няня уходит вместе с ними.
Когда остаюсь наедине с Вадимом, осторожно перевожу дух, немного с опозданием соображая, что он внимательно за мной наблюдает. На секунду замираю с немым вопросом в глазах, в надежде услышать хотя бы какие-то впечатления — в конце концов, сегодня он впервые пустил меня дальше нашего привычного, ограниченного рамками «просто приятный секс» круга. И мне кажется, что справилась я на крепкий… «неуд».
Но Вадим не предпринимает никаких попыток начать разговор.
Он просто смотрит, чуть склонив голову на бок, задумчиво поглаживая улыбающиеся губы.
— Первый блин комом, — не придумываю ничего лучше.
— Разве?
— Не говори, что тебе не было стыдно, — вздыхаю, потому что как только пытаюсь вспомнить все, что и как говорила — сразу хочется забраться под кровать. Обычно у меня никогда не возникало сложностей с тем, чтобы подбирать слова и вести себя непринужденно даже в незнакомой компании. Но сегодня все было… слишком настоящим для моих отточенных, но совершенно фальшивых заготовок.
— Мне не было стыдно, Барби. Ни на секунду. — Он подходит ближе, легко подхватывает меня за талию, подталкивая за бедра вверх, так, чтобы мои руки и ноги инстинктивно обвились вокруг него. — По-моему, тебе нужно просто расслабиться.
— Я думала, ты дорожишь этими друзьями, — пытаюсь нескладно пошутить, но Вадим только слегка хмурится, явно не очень понимая, куда я клоню. Приходиться снова идиотски хихикнуть, «клюнуть» носом его колючую щеку, и расшифровать: — Если я расслаблюсь и перестану фильтровать, то вот эти десять минут позора покажутся просто детским лепетом.
— Отлично, — он в ответ точно так же трется носом об меня. С таким теплом, что сдавливает горло — не выдохнуть. — Просто будь собой, ладно?
— Рискуешь открыть портал в ад, Авдеев, — еле-еле шепчу, потому что чувств слишком много и их приходится держать под контролем. Вряд ли он оценит, если я блевану на него радугой.
— Крис… — Он еще немного сильнее прижимает меня к себе, медленно стравливая легких из моих расплющенных об его грудь легких. — Хватит играть. Так понятнее?
Куда уж яснее.
Я знала, что он влегкую считывает меня еще в тот первый день, когда салон его «Бентли» спас меня от участи превратиться в сосульку. Возможно, он знает меня даже больше. Чем знаю и понимаю себя я. Очень может быть, что он догадывается и о моем самом страшном секрете, и просто водит меня за нос.
Но я снова прячу голову в песок, чтобы не думать о «после».
Потому что мое «сейчас» неумолимо заканчивается с каждым днем.
Глава сорок вторая: Барби
Вечер на калифорнийское побережье опускается не так, как в городе. Здесь нет резкой смены декораций, когда один щелчок невидимого рубильника выключает солнце и зажигает миллионы искусственных огней. Здесь все происходит медленно и плавно: небо из пронзительно-голубого становится сначала нежно-розовым, потом разливается по горизонту расплавленным золотом, и только потом, нехотя, уступает место густой, бархатной синеве, усыпанной звездами.
Лори не любит солнце, поэтому на пляж мы выбираемся только после его заката. Я не спрашиваю, почему. Возможно все дело в ее светлой коже — она такая белая, что иногда кажется почти прозрачной, добавляя ее образу резкий контраст с явно считываемой внутренней силой.
На большом, расстеленном прямо на песке пледе, возится с малышней их няня. Маша и ее зеленоглазая сестра копия — Аня, которую я мысленно окрестила «Мини-Лори», уже не хнычут, а с любопытством разглядывают погремушки. В переносном мини-холодильнике, который предусмотрительно притащил Вадим, позвякивают бутылки соком и водой, шампанско