Я, мысленно пожелав себе удачи, перевожу взгляд на Вадима.
Он молчит. Просто смотрит. Очень внимательно, без рук трогая ключицы, сжимая грудь и даже… ниже. Как будто он тоже не прочь остаться дома и проверить на крепость эту крошечную блестящую тряпочку на мне.
Я подхожу ближе, останавливаюсь в паре шагов от него.
— Что? — спрашиваю, стараясь убрать дрожь из голоса. — Я снова не вписываюсь в дресс-код, Вадим Александрович?
Он медленно качает головой. Делает шаг ко мне. Наклоняется. Так близко, что я чувствую запах его кожи и дыхание на своей щеке.
— Ты вписываешься, Крис, — его шепот обжигает, заставляет мои колени прилипнуть друг другу сразу намертво. — Даже слишком хорошо вписываешься.
Он притягивает меня ближе. Ткань настолько предательски тонкая, а я под ней — настолько голая, что чувствую ожог на талии в том месте, где меня касается его ладонь. Как-то по-особенному крепко, как будто он хочет оставить на мне каждый отпечаток пальца. И тише, чтобы слышала только я, говорит:
— Только будь рядом, хорошо, коза? Не хочу случайно кому-то руки оторвать.
Я судорожно киваю, чувствуя, как краска заливает щеки.
Он не сказал «я тебя люблю».
Он не сказал «ты мне нужна».
Он сказал то, что в его мире, в его системе координат, значит гораздо больше, чем все эти признания. Он сказал: «Ты — моя, и я никому не позволю тебя трогать».
И думать о том, что я снова придумываю, мне больше не хочется.
Мы садимся в его «Феррари». Вадим за руль, Шутов — рядом, на пассажирское сиденье. Мы с Лори, смеясь, забираемся наверх, усаживаясь на спинки задних сидений, как в каком-то дурацком молодежном фильме. Машина срывается с места, и ветер тут же врывается в салон, треплет волосы, забирается под тонкую ткань платья. Я смеюсь, запрокидывая голову, глядя на звезды.
Лори тянется к мужу. Обнимает его сзади за шею, что-то шепчет на ухо. Он смеется, поворачивается, целует. Долго. Голодно. Без тени смущения.
Мне тоже так хочется — просто протянуть руку и дотронуться до своего мужика. Обнять. Поцеловать. Но я боюсь. Мне кажется, что все это — слишком, даже если весь наш отпуск в Калифорнии проходит под грифом «слишком».
Вадим все так же смотрит на дорогу перед собой, уверенно рулит одной рукой.
Его лицо, как обычно, абсолютно непроницаемо.
Я придерживаю пальцами края платья, делая вид, что будет очень неловко, если оно задерется, хотя увидеть это может только Лори. Стараюсь сосредоточиться на этом, убедить себя, что все и так замечательно без дополнительных нежностей, потому что так и есть.
А потом поднимаю взгляд и заторможенно смотрю, как Вадим забрасывает за спину свободную руку, тянется ко мне.
Секунду смотрю на его красивую крепкую ладонь.
Он за два дня на солнце стал таким смуглым, боже.
Несколько секунд смотрю на длинные пальцы, которые слегка раскрываются, приглашая.
Я вкладываю свои ладонь.
Наши пальцы переплетаются. Вадим сжимает сильнее — на секунду, но как будто дает отмашку для всего.
Я вздрагиваю. Смотрю на наши сцепленные руки. На его — большую, сильную, смуглую. И на свою — маленькую, беззащитную
И мы просто как будто идеально совпадаем. Потому что никакая другая женская рука в его ладони не будет смотреться так же органично, как моя. Никакая другая женщина не сделает его счастливым, а я — смогу. И он тоже как будто не против дать мне попробовать.
Клуб, который выбрала Лори, оказался именно таким, как я и представляла — дорогим, пафосным и до одури громким. Из тех мест, где музыка не просто играет фоном, а буквально вбивается в тебя с каждым ударом баса, проникает под кожу, заставляя вибрировать каждую клетку. Смесь ароматов изысканных парфюмов, дорогого алкоголя и чего-то неуловимо-электрического висит в воздухе, щекочет ноздри. Здесь все кричит о статусе: приглушенный свет, утопающие в полумраке диваны из темно-красного бархата, блеск хрусталя и металла, отражающийся в бесчисленных зеркалах.
Нас провожают в одну из ВИП-зон на втором этаже — уединенный балкончик с отдельным баром и панорамным видом на бурлящий внизу танцпол. Я немного удивляюсь, когда Вадим абсолютно спокойно опускается в глубокое кресло, закидывая ногу на ногу. Он не выглядит здесь чужеродным элементом. Наоборот, в этой атмосфере показной роскоши и разврата он кажется… органичным. Как хищник в своих естественных охотничьих угодьях. Я почему-то всегда представляла его исключительно в стерильных офисах и дорогих, но консервативных ресторанах. Мысль о том, что он может вот так, запросто, прийти в клуб, чтобы «потанцевать», казалась мне чем-то из области фантастики.
— Не думала, что ты любитель таких мест, — говорю я, когда официант ставит перед нами ведерко со льдом, в котором уже охлаждается бутылка шампанского.
— Я и не любитель, Барби, — он усмехается, и его глаза в полумраке блестят как-то по-особенному хищно. — Но Лори умеет быть очень убедительной. Особенно когда обещает, что Шутов будет вести себя прилично.
— Врешь ты все, Авдеев, — тут же вклинивается в разговор сам Шутов, усаживаясь на подлокотник кресла рядом с Лори. Он уже успел заказать себе виски. — Ты просто надеялся, что твоя мелкая коза покажет тебе стриптиз на барной стойке.
Я давлюсь шампанским. Лори громко смеется, а Вадим… Вадим просто смотрит на меня. Тем самым своим взглядом, от которого у меня внутри все переворачивается и плавится. И я готова поклясться, что на мгновение в его глазах промелькнула мысль: «А это идея».
Мы болтаем. Точнее, в основном говорят они — Лори и Шутов. Они подкалывают друг друга, смеются, вспоминают какие-то общие истории. Вадим в основном молчит, изредка вставляя едкие комментарии, от которых мы все взрываемся хохотом. Он, как всегда, пьет свою воду с лимоном, и это, конечно же, становится поводом для очередной порции шуток от Шутова.
— Авдеев, ты реально когда-нибудь напьешься, как нормальный человек? — не унимается он, хотя сам тянет буквально «два пальца» виски уже третий час подряд. — Ты в курсе, что быть таким упоротым трезвенником — пиздец стрёмно?
— Кто-то же должен быть трезвым, чтобы везти домой три бесчувственных тела, — парирует Вадим, даже не меняясь в лице. — И помнить все глупости, которые вы тут несете.
— За это я выпью! — Лори поднимает свой бокал.
Мы пьем. Я пью, чувствуя, как приятное тепло растекается по телу, как пузырьки шампанского щекочут язык и немного туманят голову. Мне хорошо. До неприличия, до почти физической боли хорошо. Сидеть вот так, в компании его друзей, которые уже не кажутся чужими, чувствовать его присутствие рядом — не руку на талии, не обжигающий взгляд, а просто его. Этого достаточно, чтобы моя внутренняя паникерша, наконец, заткнулась и забилась в самый дальний угол сознания.
— Кристина, кажется, нам пора пойти растрясти наши прекрасные булки. — Лори вскакивает с места, ее глаза блестят азартом. Музыка внизу как раз сменяется на что-то более ритмичное, заводное, такое, под что невозможно усидеть на месте. — А эти двое пусть пока обсудят свои многомиллионные сделки и померяются… эго.
Она тянет меня за руку. Я смеюсь, но не сопротивляюсь. Мы спускаемся вниз, на танцпол, и сразу окунаемся в эту кипящую, пульсирующую толпу. Свет стробоскопов бьет по глазам, музыка оглушает. Я закрываю глаза, отдаваясь ритму, позволяя телу двигаться так, как ему хочется. Свободно. Раскованно. Я танцую, и мне плевать на все. На Гельдмана, на Дэна, на прошлое, на то, что будет завтра. Есть только здесь и сейчас. И этот невероятный, пьянящий кайф.
Мы с Лори дурачимся, как девчонки. Смеемся, кружимся, строим рожицы, зазывая наших мужчин присоединиться. Машем им руками, посылаем воздушные поцелуи. Они стоят наверху, в своем ВИП-убежище, смотрят на нас сверху вниз,
Первым, конечно, не выдерживает Шутов. Спускается к нам, подходит к Лори сзади, обнимает ее за талию, прижимает к себе. Она смеется, запрокидывает голову, и он целует ее в шею. Они начинают двигаться вместе. Медленно, плавно, как будто они — абсолютно одно целое. Его руки скользят по ее телу, ее — ложатся ему на плечи. Они не просто танцуют, они занимаются любовью прямо здесь, на глазах у сотен людей, но это выглядит так естественно, так… правильно. Их тела идеально подходят друг другу. Он высокий, мощный, она — хрупкая, изящная. Он ведет, она следует. Его движения — сильные, уверенные, ее — гибкие, податливые. Между ними — электричество. Такое сильное, что, кажется, его можно потрогать руками.
Я отвожу взгляд. Потому что смотреть на чужое счастье прямо сейчас нестерпимо больно.
Потому что мне хочется так же, но я боюсь поднять глаза вверх, чтобы не наткнуться на… пустоту.
Боюсь — но все равно делаю.
Мысленно, обещаю, что на счет «три», но срываюсь уже на «два».
Вадим все там же, опирается на перила, в одной руке — стакан с водой.
Он расслабленный. Спокойный. Наблюдающий.
Я дергаю головой, приглашаю к себе. Он в ответ приподнимает бровь и едва заметно ведет стаканом, как будто предлагает постараться еще немного. Не говорит «нет» — дает возможность не оставить ему выбора.
И я решаю поиграть.
Я начинаю танцевать для него. Только для него, даже в этом наводненному людьми клубе — мой взгляд только туда, в его глаза, которые начинают темнеть.
Мои движения становятся медленнее, пластичнее, соблазнительнее. Я веду руками по телу — от ключиц вниз, по груди, по талии, по бедрам. Чувствую, как тонкая ткань платья скользит по коже, как блестки вспыхивают в свете стробоскопов. Я прогибаюсь в спине, покачиваю бедрами в такт музыке.
Поворачиваюсь, чтобы дать ему свой умопомрачительный вид сзади. На него не смотрю, только искоса, через плечо.
Я дразню.
Я провоцирую.
Я знаю, что он смотрит.
Я знаю, что ему нравится.
И тут я чувствую это. Чье-то присутствие. Слишком близко и навязчиво.
Какой-то парень. Я даже не вижу его лица, только ощущаю запах слишком крепкого парфюма и алкоголя. Он притирается ко мне сзади, я резко отстраняюсь, делаю шаг в сторону, но он следует за мной, и его ухмылка в полумраке выглядит отвратительно.