Он что-то говорит — в грохоте клуба ни черта не слышно, хотя я не особо стараюсь понять.
Собираюсь послать его на хер, но парень вдруг дергает плечом.
Ничего не произошло, просто я перевожу взгляд вверх, и он — вслед за мной.
Вадим на том же месте, но что-то в нем изменилось. Он больше не расслаблен. Он подался вперед, всем корпусом, упершись локтями о перила. Его пальцы сжимают стакан так, что побелели костяшки.
Он просто смотрит на наглого придурка, и я буквально кожей чувствую растекающуюся по наглому придурку ледяную ярость.
Этого достаточно.
Я не знаю, как это работает. Но парень, который еще секунду назад пытался меня облапать, вдруг замирает. Ухмылка сползает с его лица, как дешевая маска, сначала под не проступает растерянность, а потом — страх. Он что-то бормочет себе под нос, делает шаг назад, еще один, и просто растворяется в толпе. Как будто ветром сдуло.
И все пространство вокруг меня моментально становится свободным, почти пустым.
Я смотрю на Вадима, и мое сердце колотится как сумасшедшее. Он не сдвинулся с места, не сказал ни слова. Но мне кажется, что буквально весь зал понял, что я — его неприкосновенная собственность.
Или, может, драгоценное сокровище?
Я улыбаюсь.
Вспоминаю дурацкие романтические фильмы. Делаю вид, что у меня в руках лассо. Раскручиваю его над головой. И «забрасываю» на него, туда, наверх. А потом начинаю тянуть, как будто он — мой улов, моя добыча.
На секунду кажется, что он не поддастся. Что он просто усмехнется моей детской выходке. Что он слишком серьезен для таких игр.
Но Вадим поддается.
Медленно. Грациозно. Как большой, сытый хищник, который решил поиграть со своей жертвой. Оставляет стакан на столике и, не отрывая от меня взгляд, спускается вниз.
Толпа расступается перед ним, как море перед Моисеем. Идет ко мне — и с каждым шагом, который сокращает расстояние между нами, мое дыхание все чаще срывается.
— Поймала? — выдыхаю в него снизу вверх. Он такой красивый и убийственно сексуальный, что я готова отдаться ему прямо здесь — плевать на приличия.
— Поймала. — Его голос — низкий, бархатный, тонет в грохоте музыки, но я слышу каждое слово. И уже с усмешкой, с легким кивком в сторону Шутова и Лори: — Я как этот мелкий выёбываться не умею, Крис.
— Чё, блядь? — беззлобно огрызается тот, на секунду прекращая виться вокруг Лори так, будто в его теле реально нет костей.
Я забрасываю руки Вадиму на плечи, подтягиваюсь.
Он моментально подхватывает меня одной рукой под задницу, поднимает до уровня своих глаз. Таких синих и голодных, что у меня в голове растворяются даже остатки здравых мыслей.
— Арнольд не танцует, Арнольд даже ходит с трудом! — ржет где-то сзади белобрысый муж Лори.
Вадим на секунду отрывает от меня взгляд, зыркает на Шутова.
Скалится.
— Вот же пиздюк… — И тоже смеется.
Лори разворачивается к мужу спиной, его ладони тут же соскальзывают ей на бедра, раскачивают, прижимают. Она закатывает глаза, вздыхает.
— Обычно моя зверюга ведет себя прилично, но в этот раз мы пропустили прививку от бешенства, — прикусывает уголок рта, когда он прикусывает ее шею.
Я облизываю губы и мягко вращаю бедрами в ладони Вадима, которой он прижимает меня к себе. Ловлю его расплавленный от похоти взгляд. Тянусь к губам, выманиваю на поцелуй, но в последний момент отстраняюсь, заслуженно тая от недовольного рыка в ответ.
— А моя зверюга, — смотрю на него с неприкрытым намеком, — кажется, отрастила себе очень острые клыки. Собираешься загрызть кого-то, волчара?
— Ага. Порвать. — Хватает за затылок, подтягивает, и шепчет в губы. — Тебя, зайка.
Я снова выдыхаю ему в губы очень дрожащее «люблю».
Но на этот раз — без страха.
Я знаю, что однажды он ответит: «Я тебя тоже».
Просто нужно еще немножко времени.
Я справлюсь.
Глава сорок пятая: Барби
Обратный перелет всегда ощущается иначе. Двенадцать часов в замкнутом пространстве роскошного джета, который несется сквозь ночь над безмолвным океаном, должны были бы успокоить, убаюкать, подарить ощущение полета над суетой. Но для меня это двенадцать часов наедине с собственными мыслями, которые роились в голове, как встревоженный улей.
Вадим почти все время работает. Сидит напротив, в своем кресле, и на его лице застыла маска непроницаемой сосредоточенности — та, которую он, не снимая, носит в «башне», ни кали не похожая на того Авдеева, которого я увидела в нашем маленьком отпуске. Переключается с телефона на ноутбук, отдает по телефону короткие отрывистые приказы, без конкретики, но о чем-то важном. На этот раз — не о той своей «золотой сделке».
Он снова тот самый Авдеев — акула бизнеса, для которого цифры и контракты важнее, чем взъерошенная девчонка, сидящая напротив и делающая вид, что увлечена книгой.
Я и правда делаю вид. Потому что буквы расплываются перед глазами, а сюжет сопливого романа про эльфов и драконов кажется пресным и нелепым на фоне моей собственной жизни. Все больше напоминающей драму, но я пока не в курсе, с каким она будет концом.
Я снова и снова прокручиваю в голове наш отпуск, как заевшую пластинку.
Каждый взгляд Вадима, каждое прикосновение, каждое слово. Пытаюсь найти в них скрытый смысл, подтверждение своей шаткой, отчаянной надежде. А когда кажется, что нащупываю — запрещаю себе в это верить.
Чтобы не разочаровываться — не стоит очаровываться, так, кажется, гласит интернет-мудрость?
А еще мне жутко не хватает Лори, как бы странно это не звучало. За эти несколько дней она каким-то образом успела стать для меня… кем-то близкой подруги, которой у меня никогда не было. Мы обменялись телефонами, и Лори сказала: «Звони, Крис, просто так, даже просто поболтать». Она сказала это просто, спокойно и искренне — без единого намека на «это просто вежливость, ты же понимаешь?» Семья Шутовых осталась в калифорнийском доме Вадима еще на пару дней — он сказал, что они могут приезжать, когда захотят. Я смотрела, как они прощаются — и все равно чувствовала себя самозванкой, случайно забредшей на чужой праздник жизни. Но отчаянно не желающей с него уходить.
По прилету нас встречает Игорь. Сначала отвозит меня. Вадим выходит из машины, чтобы помочь с моими новыми чемоданами, которых теперь три — ровно на три больше, чем я брала с собой. Мы поднимаемся ко мне, и с каждой минутой предстоящего расставания, я все крепче цепляюсь пальцами в уродливого, но самого красивого на свете плюшевого зайца.
Вадим просто целует меня на прощание — коротко, почти целомудренно, но его рука на моей талии сжимается крепко и жестко, с головой выдавая его мысли. Как будто он такой молчаливый, потому что тоже не хочет прощаться.
Впереди выходные, я знаю, что Вадим проведет их с дочерью. И, скорее всего, все следующие вечера тоже будет с ней — я знаю, что он скучал, поэтому в ответ на его лишенное всякой конкретики: «Увидимся в понедельник в офисе», просто безропотно киваю, уже зная, что буду ждать это «увидимся» буквально через секунду после того, как он выйдет за дверь.
Оставшись одна, долго стою посреди комнаты, окруженная вещами, туфлями и сумками с логотипами, от одних названий которых у любой девушки моего возраста случился бы сердечный приступ. Но без него меня это не радует. Ни шелк, ни кашемир, ни запах новой кожи.
Я начинаю разбирать вещи, механически развешивая платья в шкафу, раскладывая белье по ящикам. Каждая вещь как напоминание. Вот это синее платье, в котором я танцевала в клубе, чувствуя на себе его взгляд. Вот та самая юбка, которую он просил «показать сзади».
Заяц занимает почетное место в постели — уже знаю, что буду спать с ним каждую ночь без Авдеева. От этого «каждую ночь» противные мурашки по коже.
Чтобы хоть как-то заглушить нарастающую внутри панику, набираю полную ванну горячей воды, добавляю какой-то пену с ароматом лаванды и погружаюсь в нее с головой.
Теплая вода обволакивает, расслабляет мышцы, но не может усмирить хаос в моей голове. Я снова и снова возвращаюсь мыслями к нашему отпуску. Как он заказывал еду мне в номер — чтобы я не чувствовала себя одинокой, когда он поздно возвращался. Как мы гуляли по Нью-Йорку, а он грел мне ладони и заворачивал все время соскальзывающий шарф. Как смотрел на меня, когда я вышла к нему в том блестящем платье. Как его пальцы сжимали мои, когда мы ехали в его «Феррари». Как он защитил меня от того придурка в клубе, даже не сдвинувшись с места.
Как предложил приехать и… добавить красок в дом.
Он не просто так взял меня с собой. Он не стал бы тратить свое время на игрушку, если бы она ничего для него не значила. Он заботился обо мне. Он беспокоился, когда я замерзла. Он… смотрел на меня не так, как на других. Я видела это. Я чувствовала.
И я убеждаю себя в том, что мне не показалось. Упрямо, отчаянно, как будто от этого зависит моя жизнь.
Я так отчаянно бегала от этой надежды, что теперь просто останавливаюсь, распахиваю руки и беру ее всю, сразу, с голодом и детской наивностью. Я ведь не просто очередная «Барби» в его коллекции. Я — особенная, уже немножко необходимая и чуть-чуть важная.
И если это так… если ему не все равно… то, может быть, у меня есть шанс?
Скоро он влюбится по-настоящему он влюбится по-настоящему, и я смогу все ему рассказать. Всю правду. Про отца, про месть, про Гельдмана, про Дэна. И Вадим обязательно все поймет и сможет меня простить. И уже не отпустит, потому что будет нуждаться во мне как в воздухе, точно так же как сейчас нуждаюсь в нем я.
Главное — еще немного времени. Вырвать еще несколько недель — у Гельдмана, у судьбы.
Нужно просто замылить Лёве глаза. Сделать вид, что я действительно пытаюсь что-то разнюхать. Сливать ему какую-то безобидную, ничего не значащую информацию, которую Вадим и так не особо скрывает. Пусть Гельдман и дальше думает, что я у него на крючке. А я буду тянуть время. День за днем. Неделя за неделей. Пока не буду уверена, что сердце моего Хентая принадлежит мне. Целиком и полностью.