Джок-Джоку горько, что у него столько врагов.
«Как же мне спастись от шакала? — думает он, и решение находится. — Надо проснуться!
Открыл глаза и увидел, что уже утро.
Он лежал на солончаковой земле, среди камыша. Одно крыло зацепилось за тонкие стебли. Джок Джок высвобождал его очень осторожно, чтоб не порезаться об острые листья.
Осмотрелся. Никаких подозрительных следов не заметил. А солнце уже поднималось. И, повинуясь зову предков, больше жизни самой любивших солнце, Джок-Джок забыл про все свои страхи и, шумно топорща крылья, пропел приветственную песню.
— Джокур-р! Джокур-р-р!
— Джокур-р-р! — ответили совсем рядом. — Джокур-р-р!
Джок-Джок побежал через солончаки на звук родного голоса. Из зеленых зарослей уже слышалось хлопанье фазаньих крыльев и быстрый разговор курочек.
Джок-Джок взлетел и опустился на лужайке. Прямо перед собой он увидел гордого прекрасного вожака семейства.
— Кто ты? — спросил вожак пришельца.
И тут Джок-Джок вспомнил, что вчера он лишился своего самого большого, самого красивого пера. Он поник головой и сказал робко:
— Я — Джок-Джок.
— Ну а я — Дык-Дык! — хозяин лужайки гордо выпятил грудь и, распустив правое крыло, угрожающе двинулся на незваного гостя.
Джок-Джок понял, что его прогоняют, но он тоже был гордый. Он тоже распустил правде крыло и грозно затопал ногами.
— Джокур! — закричал Дык-Дык.
— Джокур! — ответил бесстрашно Джок-Джок.
И, танцуя, они прокричали боевой клич фазанов пять раз. Дык-Дык тотчас успокоился и сказал вполне приветливо:
— Я вижу, с тобой стряслась беда. Где твое большое перо?
— Оно осталось в зубах у лисы.
— Почему ты бродишь один?
— На мое семейство напал рыжий пастух… У него ружье.
— Надо уметь прятаться, — сказал Дык-Дык высокомерно, потом подумал и добавил: — Разрешаю тебе некоторое время побыть с нами. Я тебе дам наглядный урок осторожности. Наберешься ума — тогда ступай на все четыре стороны.
Джэк-Джок очень обрадовался, что его не прогнали. Он не смел подойти слишком близко к семейству, но собирать зерна рядом со своими друзьями после страшных дней одиночества было для него счастьем.
Вдруг послышалось блеяние овец. Джок-Джок насторожился, но к нему подошел Дык-Дык и важно сказал:
— Это овцы. Они за птицами не охотятся. Пугаться, милый друг, надо шакалов. Ну, что же ты молчишь?
— А что я должен сказать? — спросил Джок-Джок.
— Ты должен поблагодарить меня за науку.
— Благодарю тебя.
Джок-Джоку не нравилось, что вожак семейства такой заносчивый.
Когда пошли на водопой, Джок-Джок, которому очень хотелось воды, заторопился и первым ступил на тропу. Дык-Дык этого не потерпел. Он столкнул гостя в траву, прикрикнув:
— Надо вести себя поскромнее!
Джок-Джок безропотно пропустил всех фазанов и утолил жажду последним.
Дом Дык-Дыка находился в густом колючем кустарнике. Подобраться к нему невозможно было ни лисе ни шакалу.
Сладко спалось Джок-Джоку в безопасном месте.
Утром вожак повел семейство на бахчу. Здесь после уборки осталось много вкусных семечек и арбузов.
Джок-Джок приметил и фасоль! Он поспешил к желанной еде, как вдруг налетевший Дык Дык сбил его с ног.
— Нельзя! Нельзя! — кричал он.
— Тебе, что ли, одному можно?! — возмутился Джок-Джок.
— Да посмотри ты! — от гнева Дык-Дык распустил все свои перья. — Фасоль нанизана на нитку. Это — ловушка! Проглотишь фасолину — и попался. Суп из тебя сварят.
Джок-Джок оглядел хитрое охотничье устройство.
— Прости меня, Дык — Дык! — сказал он. — Я о тебе плохо подумал, а ты спас мне жизнь.
— Вот и радуйся жизни. Но будь осторожен. Совсем недавно в нашей семье было десять птиц, а теперь только девять.
«А я?» — хотел спросить Джок-Джок, но не спросил.
В полдень семейство отправилось к арыку на водопой.
Джок-Джок шел последним. Фазаны уже напились и прихорашивались на берегу, когда он спустился к воде. Задрав голову, чтобы проглотить первый глоток, Джок-Джок увидел на другом берегу… рыжего и ружье!
— Дык-Дык! — закричал Джок-Джок, поперхнувшись водой, но вожак фазаньей семьи не услышал этого отчаянного крика.
Грянул выстрел, другой. Джок-Джока обожгло, оглушило, и он свалился в воду арыка. Вода, пенясь и булькая, потащила его прочь от страшного места.
«Я погиб!" — подумал Джок-Джок, теряя сознание.
Но он не погиб. Быстрая вода арыка спасла его. Нашего фазана прибило к берегу возле зарослей рогозы. Он рванулся из воды, выскочил на сухое место. И только теперь увидел, что левое крыло волочится по земле, как неживое. У Джок-Джока хватило сил забиться в заросли рогозы, и тут он снова потерял сознание.
Дедушка Джурабай-ага привез Нургельды из города.
— Джигиту на следующий год в школу, — уговаривал дедушка маму и папу Нургельды, — пусть поживет со мной в деревне, наберется сил, воздухом степи вволю надышится. В городах дети не знают даже, как хлеб родится. Многие думают, что булки на деревьях растут!
Уговорил старый Джурабай-ага родителей Нургельды, и внук был этому очень рад. Он любил дедушкин дом. Тут столько живности всякой: корова, овцы, куры. Да еще верблюд с осликом.
В первый же день, как Джурабай-ага вернулся из города, к нему пришли его друзья. Все они были мергены-охотники.
Нургельды тоже считал себя охотником, мергеном. Он привез с собой ружье и целую коробку с пистонами. Поэтому, когда пришли дедушкины друзья, он не убежал к бабушке, а остался в комнате. Сел в уголок и приготовился слушать истории про охотничьи подвиги. Но дедушкины друзья на этот раз разговорились про красоту.
— Я неделю назад к старшему сыну ездил, — рассказывал Ата-ага. — Так у него маленький джейран живет. От стада отбился. Хотите верьте — хотите нет — я часами на него любовался. Ничего красивее не видел в своей жизни, чем глаза джейрана.
— А я, грешный, от мяса джейраньего не отказался бы, — вздохнул толстогубый, с большим животом и большой бородой Бяшим-ага. — Жаль, что охота на них запрещена.
— Вкусное мясо и погубило джейранов. Чуть было всех не перебили, — сказал Назар. Он был еще совсем молодой, но самый меткий в округе охотник.
— Скоро и на зайчишек запретят охотиться, — рассердился Бяшим-ага. — Этого — не стреляй, то — не сорви. Что за жизнь пошла! Раньше никаких запретов не знали, и всего было много.
— Население земли растет, города растут, — сказал Назар. — Нам, охотникам, не о старых временах надо вспоминать, а о будущем думать. Это наше дело — сохранить растения и животных.
Назар посмотрел на Нургельды.
— Чтоб и они могли любоваться джейранами, фазанами, тюльпанами сами. Так что я не за вкусное мясо, а за живые, прекрасные глаза.
— А слыхал, Назар, легенду о красивых глазах? — спросил Ата-ага. — Про байскую дочь и овода?
— Нет, не слышал.
— Сын пастуха пришел к отцу и говорит: «Я больше жизни люблю дочь нашего бая. Нет на свете глаз темнее и ярче, чем у нее». Отец выслушал сына, прихлопнул овода на спине верблюда и показывает: «Смотри, сынок! У овода — глаза, как радуга. Одно плохо: глаза красивые, а жив тем, что сосет чужую кровь».
— А по мне, — заговорил Джурабай-ага, — нет красивее фазана. У него и глаза золотые, и сам золотой.
— Так ведь и на фазанов запрещена охота, — сказал Бяшим-ага. — Детишкам перышка не добудешь.
— Пусть живыми любуются! — стоял на своем мерген Назар. — Зачем бить редкого фазана, когда много уток. Скоро и охота открывается. Я уже полсотни патронов мелкой дробью зарядил.
— Так это же мало! — удивился Бяшим-ага.
— Для промысла мало, но ведь не мясники же мы — охотники.
— Назар правильно говорит, — согласился Джурабай-ага. И Нургельды обрадовался, что его дедушка на стороне Назара.
А вот заполучить красивое фазанье перышко ему очень хотелось.
Когда гости разошлись, Нургельды попросил дедушку:
— Если ты найдешь перо фазана, принеси мне.
Джурабай-ага был пастухом, и он пообещал внуку:
— Я заметил недавно одно фазанье семейство. Перо тебе будет!
Нургельды лежал на теплой, прогретой солнцем сухой земле и ждал добычу.
Прилетел воробей и сел на ветку. Это была не та дичь, какую ждал Нургельды.
— Пошел! — сказал он воробью.
Воробей обиделся и улетел. Вдруг зашелестела сухая земля и встал из травы зверек. Глаза большие, темные. Лапки на груди сложил.
— Пиф-паф! — закричал Нургельды и нажал на спусковой курок. Пистонка треснула, брызнули искры, запахло сгоревшей серой. Зверек исчез.
— Готов! — сказал Нургельды и опять затаился.
Стаей прилетели тяжелые птицы. Это были перепела. Нургельды пальнул в них сначала из ружья и закричал во все горло:
Перепела метнулись прочь, а охотник, отирая пот со лба, сказал:
— Тра-та-та-та! Готовы!
— Удачный был денек!
Джурабай-ага домой вернулся ночью.
— Где ты так задержался? — спросила его встревоженная бабушка.
Джурабай-ага засмеялся и вывалил из охотничьего мешка свою добычу.
Пять фазанов лежали на полу.
— Так о перышке мечтал? — спросил Джурабай-ага Нургельды. — Вон сколько тебе перышек. Только на улицу с ними нельзя показываться.
Нургельды смотрел на дедушку и ему было страшно. Какое злое у него лицо: глаза зеленые, кошачьи, борода рыжая… Стоптанные сапоги…
Нургельды икнул и спрятался на спину бабушки.
— Ты что? — удивился Джурабай-ага. — Крови испугался? Привыкай, если в охотники собираешься.
— Нет! — крикнул Нургельды. — Я не стану охотником!
— Вот бабушка изжарит фазана, по-другому заговоришь, — у дедушки настроение было очень хорошее.
— Фазанов нельзя стрелять! — крикнул Нургельды.
— Но это ведь ты хотел перо?