Нападал шакал, и ему же попадало. Барсук приноровился к врагу, и то и дело когтистые лапы его впивались в шакалью морду.
Барсук был толстенький, этакий голубовато-серый бочонок с чёрным пятачком вместо крана. Бросить такую добычу шакал не мог. Мне хотелось досмотреть поединок до конца — знать бы, что придётся жариться на бархане полдня.
Наконец шакал упал на землю и заскулил по-щенячьи. Барсук смазал его на прощание по исцарапанной морде и побежал своей дорогой.
Чуть позже на месте битвы я нашёл несколько черепашьих панцирей. Барсуки — лакомки.
Видно, здесь-то, в черепашьем царстве, и подстерёг шакал барсука.
Тропинка, по которой мы поднимались в горы, заплуталась в траве и пропала.
— Иди сюда! — позвал меня Ашир.
Он раздвинул руками стебли высокой белой полыни и показал гнездо. Мы насчитали восемнадцать яиц. Они были серо-голубые, чуть больше голубиных.
— Это гнездо кеклика, — сказал Ашир. — Интересно понаблюдать за ним.
К гнезду мы пришли через три дня и нашли ворох скорлупы.
— А где же птенцы? — удивился я.
— А ты посмотри кругом, может, и увидишь.
Я стал разглядывать травянистые кочки, и почти под каждой увидел серовато-жёлтый камешек. Только был тот камешек пушистым.
Уходили мы от гнезда кеклика осторожно, глядя под ноги. Как бы не подавить эти живые камешки.
Меня зовут Мехмед. Мой дом в степи. Поэтому я учусь в городе, а домой приезжаю на каникулы.
В прошлом году мне подарили щенка.
Я назвал его Басар. Пусть он вырастет таким сильным и отважным, чтоб волки обходили отару моего отца стороной.
Щенок был весёлый. Ему понравилось гоняться за маленькими ягнятами.
Я строго ему сказал:
— Басар! Ягнята думают, что ты волк. Не пугай их!
Но щенок не послушал меня. Он разогнал бедных — ягнят по всей степи.
Я рассердился и ударил щенка. Басар заскулил, поджал хвост и стал совсем скучным. А тут как раз пришла мне пора ехать на учёбу. В городе я часто вспоминал Басара, и мне было стыдно, что я его ударил.
Наконец наступили каникулы.
Басар встретил меня в степи, за километр от дома. Он бегал за мной как привязанный, и я понял: Басар не помнит обиды.
И я очень обрадовался: друзья должны прощать друг друга.
Наши деды говаривали: «Заяц живёт на том холме, где родился». Куда бы ни уводили зайца его заячьи дела, он обязательно возвращается на свой холм.
Заяц всегда в хлопотах. Надо на травке попастись, веточки поглодать, водицы попить. Надо ноги унести ют лисы, от волка, от шакала, от охотника с ружьём.
Плохо было бы зайцу, когда бы не его хитрость.
Напетляет заяц восьмёрок, пробежится по своему следу и раз, и два, и три, да и скок за куст.
Бегает-бегает какой-нибудь шакал по заячьему следу, язык высунет, а у следа конца нет. Облизнётся шакал, да и пойдёт ни с чем.
Мы-то с вами знаем заячью хитрость. Знаем, да никому не расскажем. Тайна!
ПРО РЕДЖЕПА[7]
Маленький Реджеп очень дружит с Шуриком. И живут они в одном доме, и играют вместе, и спать в одно время ложатся.
Но вот однажды заболел Шурик. Вышел Реджеп во двор — скучно ему стало. Нет друга!
Реджеп — за ворота. Шёл, шёл по улице и заблудился. Никак не может свой дом найти.
— Мальчик, ты куда идёшь? — спросил его милиционер.
— Домой, — ответил Реджеп.
— А где твой дом?
— Там, где живёт Шурик, — подумав, сказал Реджеп.
Папа сел за стол пить чай.
— Принеси мне пиалу, — попросил он Реджепа.
— Я ещё маленький. Не могу! Разобью! — сказал Реджеп и побежал играть.
Отец сам достал пиалу, напился чаю и стал читать книгу.
Реджеп тут как тут. Подошёл и просит:
— Дай мне тоже книжку!
— Не могу! — сказал папа. — Ты ещё маленький!
Реджеп вскочил на диван.
— Посмотри, папа, я большой! Дай мне, пожалуйста, книжку с картинками!
— Оказывается, ты большой! — удивился папа. — Тогда отнеси-ка пиалу на место. А потом и книжку получишь.
Цвели абрикосы и персики.
Отец завтракал, когда проснулся Реджеп. Солнце поманило мальчика на улицу. Реджеп вышел из дома, но тотчас вернулся.
— Папа, снег выпал! Розовый!
Отец удивился.
— Откуда снегу взяться, Реджеп? Такое жаркое солнце!
— Папа, пошли, сам увидишь! Вся земля в розовом снегу!
Реджеп взял отца за руку и вывел на улицу.
Земля и вправду была розовая. Подул ветер, и с цветущих деревьев, как снежинки, полетели розовые лепестки.
Мой друг Мурад живет на окраине города, и я долго не был у него. Приехал к нему, а его дочка Нурджахан уже школьница. А я-то ей куклу в подарок принес.
Было жарко, мы пили с Мурадом зеленый чай, а Нурджахан сидела возле открытого окна и читала книгу.
Вдруг я услышал, как она очень весело и громко сказала кому-то на улице.
— Пипа! Это ты? Ну, пожалуйста, возвращайся. Мне очень и очень скучно без тебя.
Мурад заметил мое недоумение и объяснил:
— Это она со своей пичугой беседует.
— С попугаем?
— Да нет, с воробьем.
Я подошел к окну, но птица уже улетела.
— Дядя Каюм! — бросилась ко мне Нурджахан. — Напишите книжку про моего Пипу. Он хороший, но совершенно перестал меня слушаться. Напишите всю правду: и про то, что он хороший и про то, что непослушный. Пусть ему будет стыдно.
На глазах девочки поблескивали слезы, я поспешил дать согласие и услышал историю воробья Пипы.
Пипа родился в гнезде на большом дереве, что стояло напротив дома Нурджахан. Злые мальчишки разорили гнездо, а птенцов выбросили. Пипа упал на куст и остался жив.
Нурджахан принесла его домой и стала выхажн-вать. Пипа был так мал, что не умел ни есть, ни пить.
Для начала воробышку сделали гнездо. Бабушка нашла коробку, в коробку положила ваты, а Нурджахан принесла пахучих трав и даже цветок розы. Но птенец к новому жилищу отнесся без восторга, он, раскрыв клюв, настойчиво, жалобно чирикал.
— Что же ты его не напоишь?! — осерчала на внучку бабушка. — И покормить его пора.
— Червяками?
— Ну какие ему червяки?! Он сам с червяка. Попробуй дать отрубей.
Нурджахан принесла пиалу с водой и блюдце с отрубями.
— Да ведь это не ягненок! — всплеснула руками бабушка. — Как ты его поить-то собираешься?
— Знаю, как! У моей подружки Гули фазан в доме живет.
Нурджахан обмакнула палец в воду, поднесла к клюву, и капля воды попала в кричащий рот. Птенец тотчас примолк. Нурджахан угостила его десятью капельками, а потом тремя крошечными шариками из отрубей.
Воробышек успокоился, потихонечку зачирикал и заснул. А Нурджахан задумалась.
— Маленькому надо дать имя. У всех есть имена. Интересно, когда он вырастет, будет отзываться на свое имя?
— Может, и будет, — сказала бабушка. — Надо только, чтоб он признал свое имя. Ты придумай ему какое-нибудь птичье, коротенькое, звонкое.
— Тогда пусть будет Чирик-Чирик! Нет, лучше Джуйп-Джуйп!
— Эко выдумала! — покачала головой бабушка.
— Тогда Пийп-Пийп! Он ведь так кричит? Пийп, — и придумала: Пипа! Он будет — Пипа!
Когда воробышек пробудился, девочка снова напоила его, накормила, а потом сказала:
— А теперь давай познакомимся. Меня зовут Нурджахан, а ты — Пипа. Запомни свое имя: Пипа! Пипочка!
Пипа подрастал быстро. Мягкий клюв его затвердел. Проснувшись, он переваливался из гнезда на пол и, весело подпрыгивая, громко чирикал, призывая Нурджахан. Скоро он уже научился самостоятельно пить из блюдечка и с удовольствием клевал зерна. Однажды Нурджахан поймала ему комара. Комар, видно, очень ему понравился. И когда у Пипы крылья отросли, он научился подпрыгивать и хватать комариков и мух, залетевших в комнату. Одно Нурджахан беспокоило: Пипа растет грязнулей, не купается, не умывается. Дело в том, что девочка как-то попробовала его искупать, но за это ей крепко досталось от бабушки.
— Ты что, загубить взялась птенца? Он ведь не кукла. Где это видано, чтоб воробьев купать! Простудится — и готов.
Пипа не заболел от купания, но Нурджахан больше уж не макала его в воду. Но вот однажды Пипа забрался на середину блюдечка и устроил веселую баню.
— Ну, вот, бабушка, а ты говорила! — радовалась девочка. — Купаются воробьи, еще как купаются!
Очень жарким днем Нурджахан с подружками пошла на арык и Пипу взяла вместе с коробкой. Пока девочки плескались в воде, Пипа выпорхнул из своего гнезда. Гуля увидела это:
— Улетел! Улетел! — закричала она.
Нурджахан бросилась искать беглеца. Пипа прятался в траве. Он взлетел, но на долгий полет сил у него не хватило, сел на куст. Тут его и взяла Нурджахан.
— Куда же ты? — укоряла она воробья. — Летать как следует не умеешь, а тут ведь кошки, собаки!
Пина как ни в чем ни бывало сидел у Нурджахан на ладони и весело чирикал.
Воскресным днем поехал Мурад в деревню к своему отцу и Нурджахан взял, а та взяла Пипу. У дедушки был тенистый сад, веселые говорливые арыки. Нурджахан поставила коробку с Пипой в беседке, а сама пошла полакомиться персиками. Вернулась — Пипы нет. И вдруг она увидела кудлатую собачку, приветливо вилявшую хвостиком, а на полу беседки — перышки! Слезы так и брызнули из глаз девочки. Прибежала к отцу, все всполошились, а в чем дело, не поймут. Наконец Нурджахан, глотая слезы, рассказала, что гадкая, гадкая, очень гадкая собака сожрала Пипу. Взрослые отправились на место преступления. Мурад подобрал несколько перьев.
— Дочка, — сказал он, — а ведь перья-то куриные!
Нурджахан посмотрела — правда. Стыдно ей стало: зря обругала добрую собачку.
— А где же Пипа?
— Улетел, — сказал папа. — Позови его. А мы уйдем.